В воздухе пахнет кожей, лаком, чем-то крепким, сладким. Так пахнут его новые ботинки. Тесноватые купил, хорошо, что не надел сегодня - и в старых, разношенных, ноги окоченели. А сколько еще лежать?..

Скорей бы шли, думает Вадим, напряженно вслушиваясь, вглядываясь в темноту. Почему-до сих пор не снесли эту чертову забегаловку? В нескольких минутах ходьбы новое кафе, неплохая столовая. Приходилось там обедать.

Вадим сглотнул слюну, достал из кармана леденец, осторожно развернул, положил в рот. В животе заурчало - не успел пообедать, вернее, пожалел время, думал, поест после работы, а «после» не получилось и, наверное, до утра уже не получится.

Один за другим гасли огни в домах, гасли звуки. Где-то далеко залаяли собаки. Вадим насторожился и почувствовал на своей щеке теплое и тоже настороженное дыхание Барса.

Нет, никого… Тихо.

Где-то здесь, на этом развороченном пустыре, четыре года назад стояли одноэтажные домишки. «Особняки». В одном из таких «особняков» он присмотрел комнату, когда прежняя хозяйка вышла замуж и отказала в квартире. Договорился, уже и задаток дал, перевез вещи и Киру… Хозяйка увидела Киру, замахала руками: не предупредили, что ждут ребенка, обманули! «Родится маленький - съедем», убеждал

Вадим, некуда было им тогда деться. Кира вздернула подбородок: ни минуты она здесь не останется! «А я и в дом не впущу!»- обозлилась хозяйка.

Он снова перетащил вещи на дорогу, отправился на поиски машины, еще не зная, куда же они все-таки денутся с вещами на эту ночь. Встретил Лунева, и все решилось. В первый вечер Лунев, как мог, развлекал Киру - в глазах ее то и дело блестели слезы. Он рассказывал, что фамилия у него такая оттого, что все в роду были черные, а к старости белоснежно седели. Как лунь. Показал портрет прадеда - черные брови и снежно-белая голова. «А дед? Отец?» - спросила Кира. «Прадед последний в роду седой был. Дед молодым погиб в гражданскую, отец тоже молодым - в Отечественную». - «Смотрите, доживите, проверим»,- пошутила Кира и неожиданно разрыдалась.

У Лунева жена и два сына-крепыша, мордатые, красивые ребята. Жена у него парикмахерша, пронзительная баба. Сегодня - блондинка, завтра - рыжая, утром - стриженая, вечером - с косой. И еще Тоби - маленькая зябкая японка с узкой мордочкой и старчески мудрыми глазами. В доме Луниху называют Дамой с собачкой и не любят. К Луневу относятся уважительно и, жалеючи, обобщают: отчего это всегда на хорошего покладистого парня своя стерва находится?.. Однако живут Луневы дружно. Мальчишки вызревают тугие, как арбузы, звонкие и драчливые. Луниха учит: жаловаться не бегайте - он тебе раз дал, а ты ему десять! И они, дошколята еще, ничего не боятся, на соседа, третьеклассника, круглыми лбенками прут, сопят.

Лунев своей семьей доволен и подчиняется жене охотно. Один только раз принял самостоятельное решение - без спросу привел Ивакиных в дом. И командирша его смолчала. Терпела Вадима и Киру почти доброжелательно, а когда родился Алька, сама купала и пеленала его - пока пе приехала Софья Григорьевна, Кирина мачеха,- ходила перед Ивакиным и мужем, распустив хвост, демонстрировала свою доброту и всевозможные умения. И трудно было разобраться, чего в ней больше, в Лунихе: этого любования собой и демонстрации или подлинной доброты.

Полгода прожили они у Луневых, пока нашли подходящую квартиру…

Лежать на снегу - гиблое дело, подумал Вадим, подбирая под себя затекшие ноги. Но стоять недвижно часами не лучше. Бросил взгляд на скрывавший Лунева забор. Пойдут, скорее всего, с его стороны.

Пусть идут слева, пусть идут сегодня, сейчас, мысленно твердил Вадим. Нырнул головой под полу широкого пальто проводника, выкурил сигарету и снова впился пристальным взглядом в дорогу.

Ветер улегся, ночь стояла тихая, мороза вроде бы нет, а ноги окоченели, и поясница окоченела, словно холодный компресс на ней, очень она у него чувствительна к холоду.

Проводник потихоньку хлюпал носом, но не сморкался.

Не придут сегодня, подумал Ивакин, чувствуя, что напряжение спадает, веки набрякли, и голова так и клонится к согнутой в локте руке.

Напрасно ждала его сегодня Светлана. Волновалась, сердилась, как Кира?.. Ну нет, пока еще нет у нее такого права. Пока еще?.. А, Вадим?

Вот Цуркана никто не ждет. Может, и хорошо, что не ждет. Спит спокойно хорошая девушка ночью, не догадывается, что о суженом можно волноваться.

А ведь ждет!:. Вадим даже стукнул себя ладонью по лбу. Люда из детской комнаты давно к Павлу приглядывается, его, Вадима, допытывает: а что Павлик никогда не заходит? Ребятами не интересуется?

Вадим ни разу не передал Цуркану ни того, что его называют Павликом, ни этих вопросов - то ли мимо ушей пропускал, то ли не придавал значения. Да и не был настроен на лирический лад ни для себя, ни для других.

Сейчас, в засаде, когда слипались глаза, а те, кого они ждали, все не шли, его вдруг осенило: Цуркан - и Люда! Он усмехается в темноте и думает: когда все кончится, он сегодня же скажет - наведайся в детскую комнату, Петрович, непременно наведайся… Ему уже видится: темным румянцем зажжется лицо Павла, длинные смуглые пальцы взметнутся вверх, слегка рванут густые кудри - привычный жест Цуркана, когда он смущен чем-либо или озадачен. Да, все кончится, и он сегодня же скажет Павлу о Люде.

Но когда все кончится, будет уже не сегодня, а завтра, Павел Цуркан уедет в машине с задержанным, а Ивакин останется на месте до утра, и утром, уже в отделе, Павел и Люда не столкнутся в его замороченной голове, не высекут даже малой искры…

От Люды мысль потянулась дальше - к Людиной подопечной, и Вадим подумал, что утром непременно надо позвонить в детскую комнату, рассказать о сегодняшней встрече.

Вошел в троллейбус: на месте водителя тоненькая девушка. Черные брючки, красный свитер, волосы лентой стянуты. В зеркале лукавая лисья мордочка.

- Ленца, ты?

- Ой, Вадим Федорович! Я уже сколько езжу, хоть бы один-единственный раз в мою машину сели!

И заспешила, затараторила. Все выложила о себе.

- Какая я стала, да? - Она засмеялась. - Людмила Георгиевна ужас как за меня рада. Только я теперь редко в детскую комнату хожу, совсем нет времени. Когда на первой смене, в четыре утра встаю, верите? А раньше в десять бабушка не могла добудиться!.. Привыкла уже. Умоюсь, позавтракаю, проверю удостоверение - без него не допустят к работе - и бегу к нашему - «пазику». Приеду в парк, предъявлю удостоверение (очень ей полюбилось это слово), получу чемодан с билетами, с усилителем, инструмент, зеркала, ключи. Оформлю машину, возьму график маршрутный, кабину приберу и выезжаю на линию. Я водитель первого класса! Начальники маршрутов к себе тянут, верите?

- Нравится тебе работа?

- Не понравилась бы, ушла. Я такая. На швейной фабрике не понравилось, все одно и то же. А здесь - очень хорошая работа. Сколько народу разного за смену перекинешь! У меня и постоянные пассажиры есть, ждут на остановке, на завод едут. Парень один, Леня… И вообще… Хорошая работа: четыре дня работаю, пятый гуляю. Правда, не всегда выходной дают - водителей не хватает. Сверхурочные оплачивают. Я вообще много зарабатываю, верите? Еще и бескондукторские получаю.

- А как штанга упадет и лезть приходится, ничего? - спросил он.

- У меня не падают, - ответила Ленца. - Я всег-да в парке башмаки проверяю. Бывает, конечно, стрелки неисправные на линии, но редко.

Ленца успевала болтать и объявлять в микрофон: «Центральный рынок! Никто не замечтался?.. Кинотеатр «Патрия»! Смотрите новый широкоэкранный фильм «Три тополя на Плющихе», очень советую!»

- Я, Вадим Федорович, вторую смену больше уважаю. Весь день свободный, почитаешь, в кино сходишь, уроки сделаешь. Я ведь в вахтовой школе учусь, верите?.. А в девять или где-то в этом районе на смену заступать и до двух ночи. Вторая смена легче; не надо машину готовить и еще - теплая она, машина. Работаешь себе и все.

- Без кондуктора справляешься?

- Ясное дело. Только вы подскажите кому надо: киевские билеты на очень тонкой бумаге печатают, в автоматах сминаются и не выскакивают. Трудно проверить, бросил монеты или врет. Я вот из-за вас на трех остановках не проверила, а так всегда проверяю… Можно, я к вам в гости приду? Альку посмотреть хочется.