Изменить стиль страницы

Мама, конечно, скрывала побои от дочери, а если Улита замечала синяки, то мать говорила, что упала. Улита тогда верила этому, это сейчас она понимает, что отчим ее бил. А еще он начал ей изменять, вернее он всегда это делал, но раньше скрывал, а теперь перестал. И Улита однажды услышала разговор мамы и отчима. В те года она мало что поняла, но став старше, этот разговор припомнила и догадалась о чем в нём шла речь. Все это: и болезнь, и разочарование в любви, измены мужа и его побои сократили жизнь ее матери и меньше, чем через год после свадьбы, она умерла. А еще, примерно, через год отчим женился еще раз на молодой и очень красивой девушке, даже не дождавшись окончания траура. А Улита осталась при них, хорошо еще они ее на улицу не выкинули или в приют не сдали, наверное, тогда соседей постеснялись.

Но жизнь у нее стала плохой, нет, ее не лишали еды и не избивали, но она после смерти матери лишилась главного — любви. Она страшно тосковала по маме и тянулась к другим близким взрослым за сочувствием, утешением и теплом, но встречала только равнодушие. До нее никому не было дела, и она была очень одинока. Так, как-будто ее совсем нет. Может, лучше бы отчим с мачехой ругались, кричали, били — хоть какое-то внимание. А когда тебя просто не замечают, не разговаривают, чувствуешь себя вещью, предметом обстановки, который просто, молча, обходят не замечая. А если она пыталась с ними заговорить, они так удивлялись этому, как если бы, скажем, их спросила о чем-то ваза, стоящая в углу. И Улита была даже рада, если на нее все же раздражались и давали подзатыльник. Даже ела она в своей комнате, а не в столовой со всеми и в семейных праздниках не участвовала, ее просто не звали. Им и в голову это не приходило.

И лишь, когда в гости кто-то приходил, особенно соседи, они звали ее и делали вид, что они одна семья. Но это вызывало лишь еще большую горечь и не только потому, что приходилось притворяться, но и потому, что она знала — это не так и все скоро закончится, и она для всех снова исчезнет. Но хуже всего стало, когда у отчима с мачехой родился сын. Теперь у них была полная семья и Улита и вовсе стала мешать. А она всегда любила маленьких детей, но ее до малыша не допускали. Не дай бог, если она дотронется до него, тогда на нее могли наорать или ударить, причем и мать и отец. Но чаще, демонстративно, прямо при ней это место на ребенке мыли с мылом, как-будто она грязная или заразная. И она перестала, и трогать и подходить к нему. Она вообще старалась поменьше выходить из своей комнаты, чтоб не натыкаться на холодный и равнодушный взгляд, как на пустое место. Тем более видя, как они смотрят друг на друга и, особенно на своего сына, какая между ними царит любовь. И она окончательно ушла с головой в книги. По крайней мере, этого у нее не отняли, ей отдали все материнские рукописи, а их было много. Сами они этим не увлекались.

А Улита мечтала о любви, сначала материнской и отцовской, а когда подросла, то о взаимной любви с мужчиной. И чем больше ее лишали этого, тем больше она о ней мечтала. Теперь она понимает, что просто страшно устала от одиночества и пустоты существования, но под влиянием книг ее мечта приняла романтический характер. И она стала мечтать о любви прекрасного рыцаря, но вокруг такого не было. Но однажды она его встретила и пусть будет проклят тот день! Но тогда она его благословила! Как-то раз она зашла в храм, и там стоял он — такой красивый и не похожий ни на кого из тех, кого она до сих пор видела. Настоящий прекрасный рыцарь нет, даже принц. И она смотрела на него, не отрываясь, и не слышала, что говорил священник. И мужчина, наконец, заметил ее и подошел. Теперь она знает, что ему было просто скучно в маленьком городке. И он увидел молоденькую, хорошенькую дурочку, так почему бы не подойти и не познакомиться? И он подошел, а потом проводил ее до дома, и по дороге они разговаривали. Он много знал и был очень тщеславен, ему нравился восторг даже провинциальной глупышки. И он распустил перед ней хвост. Они стали встречаться, и он был с ней ласков или казался таковым. И она потянулась к нему всем своим исстрадавшимся, иссохшим, уставшим от одиночества и токующим по любви сердцем. Улита полюбила его, и пришел день, когда он тоже сказал, что любит ее. Как она была счастлива тогда!

А потом она стал женщиной. На самом деле это произошло очень, очень рано. Но это она потом поняла, что прошло меньше двух недель со дня их знакомства, и он соблазнил ее. Теперь она знает, что все дело было в том, что она являлась девственницей. В тот день, когда они навсегда расстались, он с циничной улыбкой признался ей, что любит портить юных девственниц, в этом есть особое удовольствие. Хотя чаще ему приходится иметь дело с гулящими девками. Но до того последнего с ним разговора она еще этого не знала и каждый день с того момента, как они познакомились, был для нее наполнен счастьем и растягивался для нее на год. Особенно после пустоты предыдущей жизни. Поэтому, когда она стала женщиной, ей показалось что они давно, давно любят друг друга. Она рассказала ему, что она дочь богатого купца, а сейчас живет с отчимом и мачехой. Он навел справки и узнал, что торговый дом, которым владел ее отчим, один из самых богатых во всей империи, несмотря, на то, что находится в маленьком городке. Во время их последней встречи он ничего от нее не скрывал, наверное, от злости и разочарования. Он оказался таким же охотником за приданным, как в свое время ее отчим. А она наступила на те же грабли, что и ее мать, только замуж не вышла. Потому что отчим с мачехой ничего не захотели давать за ней, собираясь все оставить своему обожаемому сыну.

Об этом они ему и сказали, когда он пришел к ним просить руки Улиты. Они как раз подыскивали для нее богатого престарелого жениха, который может прельститься ее юностью и миловидным личиком и не потребует приданого. А ее любимому она без приданого и даром была не нужна. Мало ли таких хорошеньких девчонок, как она на свете живет, на его век хватит. Хотя она к этому времени уже беременная была, и он об этом знал. Он уехал, а она осталась как громом пораженная от открывшейся ей истины: и от его обмана, и притворства, и от того, что он бросил ее беременной. И все равно она продолжала любить его и страшно тосковала по нему, и ее одиночество после недолгого счастья оказалось совсем нестерпимым. Она еще тогда захотела наложить на себя руки, но не решилась. Мысль о ребенке от любимого остановила ее. Но проходило время, и она все с большим беспокойством думала о своей беременности. И о том, что ей делать, и о том, что это скоро станет заметно.

И это время наступило! Тогда мачеха и отчим впервые по настоящему заметили Улиту и вспомнили о ее существовании. В тот раз мачеха сильно наорала на нее и надавала болезненных оплеух, и отчим тоже руку приложил. Сейчас она думает, что они специально разогревали себя перед дальнейшим. И соседям, пришедшим в тот день в гости, надо было показать, как они потрясены неблагодарностью падчерицы. Улиту, как всегда в таких случаях, позвали в гостиную, и соседи обратили внимание на ее живот, сказав хозяевам, что почему-то не слышали о ее свадьбе. Как же мачеха кричала, как оскорбляла Улиту, слышали бы вы, какими словами! Самым мягким выражением было — гулящая девка. А потом они выгнали ее из дома без гроша в кармане, в самом буквальном смысле. Улита только свою одежду взяла и несколько материнских книг, сколько смогла унести. Сейчас она знает, что они всегда хотели избавиться от нее, только искали подходящего случая, и ее беременность стала таким удобным поводом. Соседи их одобрили, теперь в их глазах она была не несчастной сироткой, а парией, которая опозорила приемных родителей. И никто из них не подумал о том, как она выживет беременная без денег, никто не пожалел ее!

Сначала она книги и свою одежду стала продавать, заменяя ее на все более худую. Одежда у нее была хорошая, мачеха с отчимом, чтобы избежать кривотолков, что, мол, обижают сироту, одевали ее богато. Вот она и продавала, на то и жила. Последнюю свою одежонку она у старьевщика купила. Потом, когда продавать стало нечего, начала перебиваться случайными заработками. А когда живот совсем большим стал, то и таких не осталось, и она начала голодать. Как нищенка сидеть и просить подаяние, было и стыдно, и холодно, тем более в своем городке, где все ее знали. Пришлось уйти в соседний город и встать-таки на паперть. А куда деваться было? Стыдно, не стыдно, а есть-то хочется, и за угол платить надо. Вот и стала она подаяние просить. Но однажды ее нищие сильно избили, ногами даже по животу надавали. Как она ребенка тогда не выкинула, не понятно. Оказалось, что у нищих все места распределены и лишний человек им не нужен.