- Вас будет очень недоставать нам всем, - сказала Мари-Луиза, выразив чувства всех присутствующих.

- Что и говорить, - вздохнула Сесиль, - а мне-то каково! Кто мне будет напоминать о всяком пустяке? Кто за меня будет писать письма и говорить по телефону? Я ведь этого не терплю. Кто подумает обо всем, когда ты уедешь, Роза?

- Для твоей работы тебе никто не нужен; на ферме, тебе помогут Плессис и Мари-Луиза, Мария будет готовить и вести хозяйство. Она поселится во втором этаже с мужем и сыном; ты ведь не можешь оставаться одна с ребенком в доме, стоящем на отлете.

- Я ничего не боюсь, когда я с мамой!-воскликнула Эли. - Я ведь тоже что-нибудь да значу. Увидишь, мама, как я обо всем буду думать за тебя. - У Эли был такой убежденный вид, что все улыбнулись.

- Ну вот и хорошо, - сказала Мари-Луиза, которая всегда жалела девочку, хотя и не любила ее, - вот и хорошо. Она у вас молодец, хочет быть помощницей.

- Посмотрим, посмотрим, - в голосе Сесили слышалось сомнение. Одна только Роза понимала, что ее сейчас тревожит.

Пришлось отведать каштаны, испеченные в золе очага, вокруг которого все собрались и грели ноги. Сесиль, всегда оживлявшаяся на людях, и не думала уже о возвращении, она пила, ела, шутила. Ей было привычно на этой большой кухне, напоминавшей кухню в родительском доме в Пор де Коньяк.

Под самым потолком початки кукурузы, связанные попарно, лежали один на другом на деревянных брусьях, и зерна их сверкали тысячами желтых и красных огоньков. Это были семена - драгоценные семена, которые сохли здесь для посева.

Эли заснула, положив голову на стол. Роза поднялась, собираясь уходить, и стала прощаться с хозяевами. Вскоре обе женщины и девочка скрылись в темноте. Анетта постояла еще иа пороге; ветерок трепал ее волосы; она вслушивалась в ночную тишину, стараясь уловить, не шумит ли мотоцикл.

Эли, еще не окончательно проснувшаяся, боясь темноты, шла между Сесилью и Розой, взяв обеих под руку. Ей очень хотелось спать, но она чувствовала себя защищенной с двух сторон и была счастлива.

- Кто такой папа Жанту, ребеночка Анетты? - спросила она.

- Неизвестно.

- Одна школьница мне говорила, что Анетта незамужняя, а у нее ребеночек; из-за этого родители не хотели пускать ее на ферму.

- Не слушай эту девочку, голубка. Будь только ласковей с Анеттой; ей пришлось изведать много горя; у нее был жених, который обещал на ней жениться, а потом оставил с ребенком. Но теперь она выйдет замуж, и ее ребенок получит отца.

- Но она все-таки не бросила своего ребеночка, она не отдала его в приют, как моя мама.

Руки, на которые девочка опиралась, задрожали. Сесиль и Роза обменялись взглядом над головой ребенка, который прижимался к ним в темноте. По временам Эли поражала их своей проницательностью и вызывала к себе нежность и сострадание.

- Моя мама умерла, - произнесла девочка. - Мадам Бержэ мне это сказала.

- Ну, значит, так оно и есть, - подтвердила Роза, растроганная этой ложью.

После сказанных ею слов девочка почувствовала себя повзрослевшей; она подняла глаза, всматриваясь в ночное небо, потом стала спрашивать названия созвездий и вздохнула, любуясь сверкающей грядой незнакомых ей светил.

Издалека послышался треск мотоцикла.

- Это он! - радостно воскликнула Эли. - Это Гарсиа, папа Жанту! Как Анетта будет довольна!

Сесиль с самого рассвета начинала пахоту на тракторе. По четвергам, когда бывала свободна, она никому не уступала этого места. Она забывала об еде и питье, обо всем, что не было ее трактором, который она умело вела, или черноземом, который в каком-то упоении поднимала четырьмя сошниками.

Сесиль, с горячностью бравшаяся за эту работу, как только забрезжит свет, нисколько не походила на ту женщину, которая в дни школьных занятий по утрам еле продирала глаза. Нет, полная энтузиазма, она вставала раньше всех и всех удивляла своей энергией и выносливостью.

Когда на заре она бросалась на приступ земли, подпрыгивая на твердом сидении трактора, ей всегда вспоминались стихи Элюара:

В первом часу приехал Франсис; дома он нашел одну Розу. Она паковала свои чемоданы. Эли была на лугу, а Сесиль работала на тракторе. Франсис захотел пойти к ней, и Роза отправилась вместе с ним, взяв с собой хлеба и сыра для Сесили, которая еще не завтракала.

На поле, в долине, шел красный трактор. Они увидели его издалека. Большая часть поля была вспахана с утра, но посредине оставался прямоугольник под паром, который суживался с каждым поворотом трактора.

Роза и Франсис с трудом продвигались по вспаханной земле; они издали делали знаки Сесили, но она их не замечала; тогда они стали звать ее, но она их не слышала. Они приблизились к тому месту, где должен был пройти трактор.

Трактор двигался на них. Сесиль даже не подняла глаза. Трактор поравнялся с ними и прошел мимо…

- Она нас не видела, - утешала Роза озадаченного Франсиса, - она нас не видела. И не потому, что не хотела нас увидеть, но, когда она занята работой, которая ей по душе, - ведет ли она трактор, решает ли математическую задачу, готовится ли к экзаменам или читает роман, - ты можешь говорить с ней, она ничего не слышит, глядеть на нее, она тебя не видит. У нее невероятная способность сосредоточиться, которая лишает ее всех потребностей. Целыми часами она не чувствует ни голода, ни жажды. Но зато потом, по окончании работы, она все наверстывает. Она ест и пьет, как людоед, может проспать днем шесть часов подряд, после чего встает бодрая, готовая все начать сызнова. И здорова же она!

- Я ее знаю, эту шельму, - засмеялся Франсис.- Вы помните, Роза, как в Тулузе, когда она ездила на автомобильчике Поля и мы попадались ей навстречу, она нас никогда не узнавала, не узнавала даже Поля. Мы уже не были для нее определенными людьми, а только пешеходами, которых нельзя задавить… Вместо того, чтобы оставаться сбоку, я встану на то самое место, где проходит трактор: может быть, она меня тогда заметит.

- Если только не переедет тебя.

- О нет, этого не будет! Переехать меня теперь, когда я вновь обрел вкус к жизни!

Роза ласково взглянула на этого счастливого, шутившего с ней человека, который ей был обязан своим счастьем.

Франсис, как и говорил, встал именно на то самое место, куда тянулись борозды, которые проводил трактор. На этот раз трактористка волей-неволей заметила человека, преграждавшего ей путь. Она остановила машину и крикнула:

- Что вы тут делаете? Уходите с дороги. В чем дело? - Наконец, узнав Розу и Франсиса, словно пробудившись от сна, она выключила мотор и, раздосадованная неожиданной помехой, сказала:

- А я хотела к вечеру все закончить. Вы меня задерживаете.

Но, взглянув на Франсиса, она рассмеялась, соскочила с сидения и взяла у Розы ломоть хлеба и сыр.

- Впрочем, ему не помешает немножко отдохнуть; с самого утра мы с ним работаем; ему, наверно, жарко. - Она думала только о моторе, а не о себе. Волосы у нее были всклокочены, сама испачкана землей и смазочным маслом.

Когда Сесиль доела бутерброд, она сунула в рот папиросу и похлопала себя по карманам, ища зажигалку.

Франсис вытащил свою и дал прикурить, улыбаясь ей глазами.

- Мы не ждали тебя раньше воскресенья,-сказала она, улыбаясь ему в ответ.

- Время уж очень тянулось… И, видишь ли, так как завтра я отправляюсь в Париж, чтобы повидаться с моими поставщиками, и задержусь там на неделю, я заехал проститься с Розой перед ее отъездом.

- Не говори мне об отъезде Розы. А ты на самом деле должен пробыть в Париже целую неделю? Неделя - это большой срок.

- Ты думаешь? - засветившись от радости, сказал он. - Постараюсь вернуться как можно скорее.