- Ах, мамочка, если бы я на самом деле была твоей дочкой, как это было бы хорошо! Правда?

- Это от нас не зависит. Но ты совсем как моя девочка. Я тебя люблю, как мать.

Элизабетта вздохнула.

- А ты помнишь, мама, тот день, когда ты приехала за мной в Жорнак к моей мамке? Я так боялась, что ты уедешь и не возьмешь меня с собой…

- О, да, я хорошо помню, какая ты тогда была…

В один августовский день Сесиль Монзак предприняла длинную поездку, вместе с тетей Розой и Элианой Бержэ, инспектором Попечительства, чтобы познакомиться с Элизабеттой.

Сидя в машине, Сесиль, до крайности взволнованная, сказала Элиане Бержэ: «Я ни в коем случае не хочу выбирать из нескольких детей. Найдите мне хорошую девочку, умненькую, способную, и я буду довольна».

- У меня есть такая на примете. Маленькая Перье. Я уверена, что она вам понравится, - с энтузиазмом ответила Элиана, ведя свою машину по каменистым дорогам, таким узким, что окаймлявший их с двух сторон кустарник задевал за кузов автомобиля. Невольно думалось,- что же произойдет, если им повстречается другая машина?

- Известно, кто мать ребенка?

- Мать -жена военнопленного, у которой родился ребенок в то время, когда муж был в плену. Ребенка она бросила. Родился он в сентябре сорок третьего года,

- А отец?

- О нем сведений нет.

- Мне безразлично, кто бы он ни был, но только не немец. Как я вам говорила, мой муж погиб в концлагере. .. и я бы не хотела…

- Понимаю вас.

- Не могли ли бы вы разузнать об отце?

- Это дело трудное, - мать бесследно исчезла.

Наконец они добрались до фермы. Все было уныло в этой разрушенной деревушке: камни домов обвалились и поросли травой и крапивой. Только два или три домишка еще сохранилось; в них жили старики, не желавшие, как молодежь, покинуть свою землю и переселиться в город.

Маленькая девочка встретилась им на дороге; она влезла на откос, чтобы пропустить машину.

- Это она, - сказала Элиана Бержэ, - посмотрите на нее хорошенько.

- Настоящая бездомная собачонка… - заметила Роза, внимательно разглядывая девочку; впечатление создавалось не совсем благоприятное, но и против ребенка ничего нельзя было сказать.

Малютка, судьба которой сейчас решалась, пристально смотрела на дам широко расставленными глазами. Не из-за нее ли они приехали из города вместе с инспектором.?»- спрашивала она себя. Уже один раз какие-то люди приезжали за Эли, а потом, через неделю, привезли ее обратно. Девочка не подошла им. И она вернулась в Жорнак, к своей мамке, с разбитым сердцем, считая, что все кончено, что никогда ей не удастся найти приемных родителей.

- Как тебя зовут? - спросила ее Роза Виньоль.

- Элизабетта.

- Хорошее имя. Сколько тебе лет?

- Семь.

Она отвечала не смущаясь, можно даже сказать,- равнодушно. У нее не хватало зубов, голова была всклокоченная, но, когда мамка обтерла ей личико мокрым полотенцем, румянец заиграл во всю щеку.

Мадам Бержэ отвела Сесиль и ее тетку в сторону и спросила их:

- Как вы ее находите? Хотите посмотреть еще других?

- А она догадывается, зачем мы сюда приехали?

- Весьма возможно.

- Нельзя обнадежить ребенка, а потом так разочаровать его. Раз вы говорите, что она умна и здорова,- это главное.

- А она добрая девочка? - спросила Роза.

- О да. Уверяю вас, именно такая вам и нужна.

- Ну, значит, берем, - решила Сесиль.

- Во всяком случае сейчас не может быть речи о том, чтобы удочерить девочку, - вмешалась тетя Роза. - Прежде всего тебе следует хорошенько ее узнать.

Мадам Бержэ подозвала Эли.

- Бабетта, - сказала она, - вот эта дама, видишь, будет твоей мамой, а эта-твоей тетей. Это большое счастье для тебя. Люби их и будь примерной девочкой .

Элиана Бержэ сама одела Бабетту, запаковала ее пожитки, и девочка, поцеловав свою мамку, молча, не улыбаясь и не плача, села в машину рядом с инспекторшей, впереди Розы и Сесили, не менее смущенных, чем ребенок.

Растроганная воспоминаниями, Сесиль наклонилась к дочке и погладила ее по щеке. Девочка лежала на траве и болтала ногами.

- Ты знаешь, мама, - вдруг заявила она, - я люблю, когда мы так сидим с тобой вдвоем. Мне хорошо-хорошо,- она приподнялась на локтях, задрала вверх подбородок; по всему было видно, что она счастлива.

- Правда? Тебе больше ничего не надо?

- Только еще тетю Розу, - тут же ответила Эли.

- Ты любишь тетю Розу?

- Ну конечно! Но кое-кого я еще больше люблю,- сказала девочка, бросив на мать выразительный взгляд.- Все же, как бы это сказать, мне не хватает..,

- Кого?

- Я бы так хотела иметь живого папу.

- Живого папу? Но лучшего папы, чем Поль Монзак, не может быть. Он погиб, и смерть его для нас с тобой невознаградимая утрата.

- Я их ненавижу! - Эли свирепо сверкнула глазами.- И войну я тоже ненавижу. - Девочка поцеловала мать и вздохнула. Потом достала из карманов своих штанов орехи и начала их дробить камнем. Она очищала их от скорлупы и клала в рот матери, а та равнодушно жевала, не замечая, что ребенок забывал оставить себе свою долю.

- А себе? - спросила, наконец, Сесиль.

- Нет, мамочка, это для тебя.

Эли была сегодня необычайно благодушно настроена; и Сесиль успокаивалась, глядя на нее. Далеко не всегда бывала девочка такой кроткой, иногда она выводила из себя приемную мать.

Сесиль окинула взглядом широкий горизонт; холмы громоздились друг на друга, гористые склоны были покрыты фруктовыми садами и виноградниками, зеленые луга то опускались, то поднимались вверх; на них паслись голландские коровы ее имения «ля Трамблэ». За этими холмами вилась река Менуар, которая огибала Нонарскую равнину; по другому ее краю бежал горный ручей, спускавшийся с Пью д’Арнак, и равнина, защищенная со всех сторон, окаймленная быстротечными водами, обласканная солнцем, выставляла напоказ свое плодородие. Ложбины заросли орешником с корявыми ветвями, на которых орехи терялись в листве. На земляных насыпях яблони, усеянные желтыми и краснощекими плодами, вздымали свои кроны, а внизу их окружали паданцы, словно венком. Все здесь говорило об изобилии, об упорном труде человека.

Дом, который господствовал над этим имением, был отчим домом профессора Поля Монзака, который приезжал сюда из года в год и думал здесь поселиться, когда выйдет в отставку. Сесиль Монзак, верная любви к мужу, так привязалась к этому дому, что предпочла преподавать в больёском коллеже, чем оставаться в Тулузе.

Она жила уединенно в своей усадьбе, расположенной в нескольких километрах от Больё, с приемной дочерью и с теткой, Розой Виньоль, воспитавшей ее и любившей больше, чем родная мать, и делила время между педагогической работой и имением, оставленным ей в наследство мужем.

- Ой, мамочка, у тебя ресница на щеке! Задумай что-нибудь.

- Хочу, чтобы скорее приехала Роза.

- Ударь себя по правой или по левой щеке.

Сесиль ударила себя по левой щеке, и девочка воскликнула:

- Желание твое исполнится!

- Я жду не дождусь, чтобы вернулась тетя Роза,- сказала Сесиль. - Я брожу, как неприкаянная, когда она в отъезде; я не могу работать, ищу ее повсюду.

- И я тоже, - как обезьянка вторила ей Эли, - я тоже ищу ее повсюду. А когда уезжает дядя Жан?

- Завтра утром.

- Вот хорошо! - воскликнула Эли.

- Чему ты так радуешься? Разве ты их не любишь?

- Люблю, - ведь они мои родственники. Только, видишь ли, я предпочитаю быть с тобой и с тетей Розой.-Девочка подозревала, что и Сесиль довольна тем, что ее деверь, невестка и их шумливые дети уезжают домой.