— А вот в тебе есть что-то такое… — задумчиво говорит он.

— Что? — всё-таки спрашиваю я.

— Ты чем-то цепляешь, и тебя из головы очень трудно выкинуть, — поясняет он.

«Вот ещё не вздумал бы в меня влюбляться!» — недовольно думаю я. По счастью, дальнейшего развития разговора не происходит, потому что машина уже возле академии, и я тороплюсь из неё выскочить, хлопая зонтиком, чтобы раскрыть его.

— Значит, в четверг? — вдогонку уточняет Ю-Ичи.

Я киваю и бегом бегу к академии, стараясь перепрыгивать через особенно подозрительные лужи, но попа ноет, так что у меня это получается не слишком уж и хорошо.

В четверг всё идёт по плану: Ю-Ичи заезжает за мной, и мы едем в редакцию.

— Мицуру?

— Юка, — напоминаю я, и мне кажется хорошей идеей, чтобы он звал меня именно так.

— Э-э… Юка, потом не хочешь поехать ко мне домой? — предлагает он.

— Для чего?

— А ты как думаешь? — Он берёт мою руку и кладёт себе на ширинку, и я чувствую там напряжение.

— Я подумаю, — уклончиво говорю я, высвобождая руку.

На самом деле сегодня я планирую атаковать Сугуру: как-то в последнее время он от меня отдалился, почти не реагирует на заигрывания, неохотно разговаривает со мной — и мне это не нравится, разумеется! Я не думаю, что дело во мне и моих похождениях, дело в чём-то другом. Может, отец ему выговорил насчёт его вольностей? Как бы то ни было, я намереваюсь сегодня всё выяснить. Он с утра опять в больнице, так что возвращаться я буду самостоятельно, и можно не переживать о времени.

Кажется, Ю-Ичи расстроен моим поведением. Он поджимает губы и спрашивает:

— Я что-то не так сделал?

— Почему ты так думаешь? — Я спохватываюсь: не стόит слишком сурово с ним себя вести, не так уж часто попадаются такие полезные люди, не говоря уже о размере его члена и вообще о его порядочности.

— Ты холоден.

— Мне же разговор с редактором предстоит, — выкручиваюсь я. — Как мне вообще там себя вести?

— Так ты нервничаешь? — восклицает мужчина, и его глаза опять загораются.

Я киваю, хотя это неправда: чтобы я нервничал из-за какого-то там редактора! Может, я и не выгляжу так, словно нервничаю, но, похоже, Ю-Ичи удовлетворяется этим объяснением и начинает меня успокаивать, рассказывая о редакторе какие-то не очень серьёзные вещи. Я делаю вид, что слушаю, а на самом деле опять думаю о Сугуру и о сегодняшнем вечере.

Редакция журнала занимает три этажа в высоченном небоскрёбе в центре Токио. Ю-Ичи выписывает для меня пропуск, вешает его мне на шею, и мы едем на лифте наверх. Собственно редакция не производит на меня никакого впечатления: тут даже грязновато, задымлено и слишком шумно, потому что на телефонах сидит куча народу, и все куда-то звонят и что-то кричат своим невидимым собеседникам. Плюс ко всему по коридорам носятся курьеры с папками и пакетами, из которых то и дело выпадают какие-то разноцветные бумажки; канареечно трещат принтеры, распечатывая отдельные макеты страниц. Не говоря уже о том, что тут нет дресс-кода и сотрудники одеты как с распродажи. Это всё так отличается от офисов Тораямы…

Я спохватываюсь и снимаю пиджак, чтобы скрыть эмблему академии. Впрочем, кажется, что на меня никто не обращает внимания, но осторожность не помешает.

Ю-Ичи по пути показывает мне свой кабинет, хотя его сложно назвать кабинетом: закуток, заваленный журналами и разного формата фотографиями, а так же запчастями от фотоаппаратов. Мужчина вскользь замечает, что никогда не снимает в редакции, хотя для этого выделен отдельный павильон. В отличие от других фотографов журнала, он сам находит подходящий антураж и предпочитает съёмки в городе. «И постели», — мысленно добавляю я.

Редактор, к моему удивлению, оказывается… женщиной. Странно, но я всегда думал, что подобными журналами должны заправлять мужики, ведь там такие вопросы поднимаются, и все эти откровенные фото… «Похоже, извращенка…» — делаю я вывод (и не на голом месте, потому что разглядывает она меня совсем не профессиональным взглядом).

Из дальнейшего разговора я выясняю, что мне предлагают стать штатной моделькой и даже поучаствовать в рейтинговых фотосессиях для тематических страниц. Ю-Ичи отвечает за меня, что я согласен, только при условии, что моим фотографом будет исключительно он. Редактора это устраивает, и разговор окончен. Я иду следом за мужчиной и думаю, что здесь всем наплевать, кто я или сколько мне лет. Но я даже не знаю, радоваться или огорчаться этому обстоятельству. Вроде бы и неприличное занятие — позировать для такого журнала, но и радости мало.

«Нет, точно покажу журнал Сугуру», — решаю я, потому что без этого всё вообще кажется бессмысленным.

— Может, прямо сейчас займёмся съёмками? — предлагает Ю-Ичи. — У меня есть пара отличных идеек.

— Хорошо, — соглашаюсь я, — а какие идейки?

— Секрет, — улыбается он и прикладывает палец к губам. — Поедем ко мне?

Я киваю, и мы спускаемся к машине. Пожалуй, мне интересно взглянуть на его дом. Не так уж и часто я бываю в гостях у других людей (комнаты Сугуру или Ки-Таро — не в счёт, в одном ведь доме живём).

Ю-Ичи, как выясняется, живёт в неплохом районе (не таком, конечно, как наш, но вполне приличном) и занимает двухкомнатную квартиру, которая, как мне кажется, раньше была однокомнатной, но претерпела перепланировку. Её делит пополам перегородка, одну половину занимает жилая комната с диваном, домашним кинотеатром, книжным стеллажом и мини-тренажёром, а другая половина — совсем как настоящая студия, где есть зонтики, софиты, отражатели, треноги с фотокамерами, подключённый ко всей этой аппаратуре широкоформатный ноутбук и довольно просторная тахта, застеленная светлым, но не слишком приятного оттенка покрывалом. Этот оттенок, оказывается, выбран неслучайно: на фотографиях он выглядит не так противно, а совсем наоборот, и хорошо оттеняет природные оттенки кожи модели, но всё это я узнаю уже потом, а пока думаю, что покрывало просто уродское.

Ю-Ичи отводит меня в жилую половину и предлагает раздеться здесь.

— Всё снять? — спрашиваю я, кладя портфель на край дивана.

— Да, — кивает он, но тут же исправляется: — Нет, гольфы можешь оставить.

Я раздеваюсь, складываю одежду на спинку дивана и подтягиваю гольфы. Ю-Ичи между тем тоже раздевается (до трусов), но списать на то, что в квартире жарко, нельзя: кондиционер включён. Я, разумеется, интересуюсь, зачем он разделся, и мужчина говорит, что одежда ему будет только мешать. Я скептически хмыкаю, но он неожиданно говорит правду: когда он начинает фотографировать, то носится по комнате от меня до камеры, чтобы что-нибудь подправить или иначе повернуть, и в одежде он бы давно уже вспотел и выдохся.

Я стою напротив экрана, затянутого ядовито-синей тканью, и послушно верчусь перед фотоаппаратом, который то и дело щёлкает. Ю-Ичи говорит, что потом на этот экран накладывается фон, так и делаются профессиональные фотографии.

Сделав с десяток фотографий, Ю-Ичи задумчиво смотрит поверх меня, потом неожиданно говорит:

— Подрочи немного.

— Зачем? — изумляюсь я.

— Для следующего кадра он должен быть твёрденький, это крупный план, — поясняет он, меняя линзы на камере. — Не волнуйся: как ты дрочишь, я снимать не буду.

Я поворачиваюсь к нему спиной, чтобы он на меня не пялился, и начинаю играть с яичками, потому что это самый эффективный (для меня, я имею в виду) способ вызвать эрекцию вот так с бухты-барахты.

— Готов? — окликает меня Ю-Ичи.

— Нет ещё… — Я, продолжая теребить мошонку, другой рукой накрываю член и поглаживаю головку, сдвигая крайнюю плоть вниз.

Через пару минут эти манипуляции приносят плоды, и я разворачиваюсь к фотографу уже во всеоружии.

— Ух, здорово! — Он щёлкает фотоаппаратом несколько раз. — А теперь залезай на тахту. На четвереньки встань, попой ко мне, — командует он, откладывая фотоаппарат и меняя освещение.

— Но тогда же всё видно будет? — Я чувствую себя несколько неуютно: он, похоже, хочет сфотографировать меня так, чтобы анус оказался в центре внимания.