Ну, приходил Вадик, и что теперь, ну, розочки подарил. Это ж Вадика наказывать нужно, вряд ли Ёжинька сам его позвал.
Сергей истолковал мою улыбку правильно, перестал терзать подушку, чуть-чуть расслабился.
— Я не хотел брать, — пискнул мальчишечка, — честно! Давай их выкинем!
И разревелся, резко и без предупреждения: покатились по щекам из глазонек крупные прозрачные слезы, закривился жалостно ротик… Эх, Ёжик-Ёжик, ни к черту у тебя пока нервишки! И цветочки мы выкидывать не будем, нравятся они тебе, похоже.
Кстати, мое упущение — за всю неделю, что малыш в палате «люкс», ни одной вшивой ромашечки ему не принес, не порадовал больного. Кусок болвана без стыда и совести. Необходимо срочно исправляться.
Внизу, в лобби, в ларёчке, помнится, продаются красивые, разные, яркие букетики. И розы тоже есть, может, и не столь шикарные… Бегом!
— Я скоро, — кинул я, прозревший, плачущему подростку, перед тем, как умчаться, на ходу нащупывая в нагрудном кармане портмоне, — пять минут!
Ничегошеньки не понявший Сережик захлопал ресничками и замер, опять забоялся.
Выбор в ларьке оказался недурен, я споро сгреб лучшие розы, белые, и кремовые, и темно-красные, расплатился и вернулся обратно к впавшему в недоумевающий ступор пацаненку. Опустился перед ним на одно колено, протянул цветы и попросил, слегка задыхаясь:
— Не плачь, пожалуйста, любимый! — и добавил: — Тебе.
Нет, бляха муха кусачая, Вадику…
Ежонок на несколько мгновений опешил — и засиял, позабыл реветь. Метнулся взглядом навстречу, робко, неуверенно улыбнулся.
— Ой, — сказал, — Димочка…
И доверчиво принял в ладошки благоуханный, искрящийся брызгами воды пестрый веник, вспыхивая очаровательным смущенным румянцем.
Как, оказывается, ребенку для счастья мало нужно — полтора десятка розочек… И чего я раньше не допер? Дебильное создание, совершенно разучился ухаживать за кем-либо, доказывать собственные чувства вниманием и презентиками, говорить ласковые слова.
Уйдет Ёжик от меня к Ваде и будет прав. С Леркой на пару.
Не отпущу, моё.
Рр-р-р-р-р.
Занежу, зацелую, завалю комплиментами. Я — лучше, чем Вадик, пускай и торможу порой.
Не верите?
Ежонок прервал мои самобичевания, прижавшись, обвивая руками за шею.
— А Лере тоже купил? — мурлыкнул. — Или попозже? Ему лилии нравятся и тюльпаны — он говорил как-то…
Я отстранил льнущего к груди пацаненка, чмокнул в носик и привлек обратно, коснулся губами по очереди полузакрытых, влажных после недавно пролитых слёзок глаз, спросил:
— А что еще ему нравится, котинька? Из еды, например?
Сережа потерся щечкой о мою щеку, укололся о щетину, фыркнул и протянул, млея и тая:
— Шоколад… Горький, с вишневым ликером… — поерзал, пытаясь устроиться поудобней, и уверенно добавил, — и конфеты «белочка»… Он их сразу полкило слопать может…
Да. Стыд и позор тебе, господин Воронов, прожил с Валерой посчитай два года и понятия не имеешь, что он — сладкоежка.
Мысленно поклявшись немедленно после больницы зайти в магазин и приобрести супругу коробку лучшего шоколада с ликером, я продолжал выцеловывать своего впавшего в полную нирвану ангела.
Ангел не возражал. Вряд ли в эти минуты он вспоминал о Вадике.
Глава 53. Дима. Декабрь 2013г. Продолжаю доказывать, вот. Просто... букет лилий
Лерка спал, разметавшись, на спине: руки раскинуты в стороны, одна нога, согнутая в колене, под углом опущена на сбитое в ком одеяло, на лбу и висках — испарина, пропитанная потом футболка задралась, обнажая кубики пресса и колечко в пупке… И откровенный, выпирающий под боксерами стояк.
Хм, привлекательное зрелище…
Я осторожно, чтобы не потревожить, присел на краешек кровати — знал — еще два часа назад у парнишки была температура под сорок — поставил на тумбочку вазу с букетом и залюбовался. Интересно, а кто именно сейчас снится блонди, я, Ежонок, или вообще левый чел типа Вадима?
Лерка словно почувствовал мое присутствие, затрепетал веерами золотящихся ресниц, шевельнулся — и толчком распахнул мутные глаза. Посмотрел несколько мгновений, узнал, сонно-пресонно улыбнулся, пробормотал хрипло — болеет же:
— Дима…
И потянулся обнять, липкий, влажный, родной.
А потом он заметил лилии и проснулся совсем. Подскочил, округляя рот, напрягаясь в недоумении.
— Ох… — выдохнул заполошенно, горлом, белея, — Дим, это… а-а-а?.. Кому?..
Ошизеть просто. Господин, бля, Дмитрий Воронов, ты — писец какой замечательный муженек, твой супруг у тебя от цветов шарахается, чуть ли не в обмороки хлопается. Пороть. Да не супруга, Господи, меня!
Я не стал отвечать, наклонился, чмокнул Лерочку в шевелящиеся, лепечущие невнятицу губы, опрокинул обратно на простыни и тихонько рассмеялся.
— Привет, любовь моя, — сказал прямо в поцелуй, — тебе получше?
Блонди трепыхнулся и завис.
— Дим, — спросил испуганно, пытаясь отстраниться, — Дим, что-то случилось?!
Он не врубался, не мог: не привык, бедный, получать от меня букетики, даже на дни рождения.
…А после некоторые умные газовые магнаты жутко удивляются, откуда вдруг берутся Вадики. «Оттуда» и отнюдь не «вдруг». Вадики ухаживать не ленятся, р-р-р, и ценят, кто им отдался.
— Я очень тебя люблю, Лер, — сообщил я, отправляя блонди в приступ психоза, — так люблю… Простишь за всё? — и аккуратно положил ему на живот коробку конфет.
Валера дышать забыл…
— Шоколад?.. — проблеял он, окончательно теряясь.
Я пожал плечами:
— Разведка донесла. А ты не рад?
Рад? Никогда раньше не видел у супруга такого занятного выражения лица. Шок и… отчаяние навылет раненого существа.
Блонди повозился под моими руками, перехватил подношение, прижал покрепче к груди, будто защищая от посторонних посягательств, и рывком сел.
— Ты, — проговорил дрожащим, прерывающимся в волнении голосом, уточняя, — Дим, — кашлянул, — мне купил конфеты?!
И метнулся, роняя коробку, захлебываясь стоном, прочь, на пол, по пути сшибая с тумбочки вазу. Отскочил на пару шагов, вытянул вперед трясущуюся руку.
— Т-ты в-в-все же в-в-выбрал, — выдавил, заикаясь, а по щекам уже побежали слезы, — я… я п-п-понимаю… К-к-ког-гда в-веещ-щи со… со… — не договорил, опустился на колени, скорчился, закрываясь руками.
Оо-о-о-о, твою же мать! Я — идиот!
Нет-нет, это вовсе не то, что ты подумал! Моя ласточка, мальчик мой ненаглядный, мое светловолосое чудо…
— Лера!.. Лерочка!!!
Каким образом я тоже оказался на ковре, собирая бьющегося в глухой безнадежной истерике супруга в охапку?
Блонди отчаянно взвыл, заметался, запрокинул смертельно бледную мордашку, вцепился пальцами так, что рубашка затрещала по швам.
— Куд-д-да? — выговорил с трудом, клацая зубами, пытаясь сфокусировать разбегающийся взгляд, — снова М-м-мар-рату?.. Лучше… убей…
Подарил, называется, букетик с ликером.
Охуенно подарил.
Еще одного ёжика в тумане б не получить…
Я встряхнул заходящегося криком супруга, но не помогло, пришлось слегка хлестнуть по лицу. Лерка жалобно пискнул и заткнулся, почти обвис в моих объятиях.
— Димочка, — взмолился, колотясь осиновым листиком, — умоляю…
Он снова не в состоянии был договорить.
Но я и сам прекрасно знал, что именно не сумел сказать Лерка: «Только не в бордель».
Я успокаивал впавшего в полнейший душевный раздрай любимого долго: выцеловывал его, шептал ему много-много нежных, ласковых слов, вытирал слезы и отпаивал принесенным из бара коньяком, а потом мы страстно и горячо мирились, скрепляя обновленный союз телами — прямо в луже пролитой из упавшей вазы воды, давя в кашу — солнечно-желтые, да-да — лилии.
Лилии во всем и провинились, проклятые! Ну откуда мне было знать, что желтый — цвет расставания?
Не приносите любимым желтых цветов, никогда, не пугайте понапрасну призраками. Хорошо?
Глава 54. Дима. Декабрь 2013г. Инь и янь, и я при них. Часть 1