А на западе Германии в это время все фактически оставалось по-прежнему. Западные оккупационные власти ничего не делали, для того чтобы начать ломку старого. Поэтому к ним, в их зоны, стекалась вся прежняя фашистская нечисть: весь гитлеровский административный аппарат, включая и гестаповскую верхушку, все организаторы и руководители многочисленных гитлеровских организаций, все уцелевшие командные чины вермахта и, наконец, наиболее реакционные землевладельцы и крупнейшие представители финансово-промышленной олигархии.

Более того, западные оккупационные власти начали препятствовать деятельности демократических организаций в своих зонах и проводить такие мероприятия, которые шли вразрез с потсдамскими решениями, с задачами создания единого, демократического германского государства.

Все это говорило о том, что наряду со строительством новой жизни в восточной части Германии в ее западных зонах восстанавливались старые силы, которые в свое время помогли Гитлеру прийти к власти и вместе с ним осуществляли захватническую политику войны.

Нюрнбергский финал

Сентябрь 1946 года. Наша машина мчится по зеркальному полотну асфальта. Прекрасны автострады Германии, хотя немногие вспоминают теперь о том, скольких человеческих жертв стоили эти дороги. На строительстве автострад гитлеровцы использовали труд арестованных политических, польских военнопленных, евреев, сюда сгоняли сформированные из немецкой молодежи «отряды Тодта»[46], роты и батальоны «болотных солдат», а позднее, во время войны, — целые армии людей, угнанных из захваченных гитлеровцами европейских стран и оккупированных ими областей Советского Союза. Не случайно Тодта неофициально называли министром кладбищ немецких путей сообщения. Можно без преувеличения сказать, что дороги Германии воздвигнуты на костях людей, о жестокой судьбе которых еще расскажут живые свидетели гитлеровского зверского режима и историки.

Путь наш лежит из Берлина на юг Германии. Мы миновали города Галле, Лейпциг, Иену, и перед нашими взорами предстала Саксония с ее чудесным пейзажем. Прекрасны в эту пору ее леса, раскинувшиеся слева от нас по отрогам Рудных гор. Словно огнем полыхает листва на буках, кленах, дубах. Справа возникают невысокие горы Тюрингии, утопающие в зелено-оранжевых украшениях осени. Над нами то и дело мелькают перекинутые через автостраду причудливые мостики, как бы вросшие в скалы. Внезапно то здесь, то там сверкают в долинах зажатые высокими холмами речушки.

Мы едем вместе с советским генконсулом в Нюрнберг. Он спешит туда, чтобы продлить паспорта советским гражданам, работающим уже одиннадцатый месяц в Международном Военном Трибунале, созданном для суда над главными военными преступниками. А я еду просто посмотреть еще раз на тех, кто всего лишь несколько лет назад прошел перед моими глазами в своем сверкающем блеске и могуществе. Хочу видеть, как они выглядят теперь на скамье подсудимых!

В районе, где сходятся земли Тюрингии и Саксонии, мы выехали на границу Баварии — американской зоны оккупации. Шлагбаум. Машину останавливают советские бойцы. Проверив документы, они пропускают нас на «ничейную» землю, а затем мы попадаем на территорию американской зоны. Снова шлагбаум, и снова проверка документов, но уже более тщательная. Мы сидим в прокуренном дешевыми сигаретами домике — контрольном пункте, заполняем анкеты. В это время погранохрана связывается со своим начальником. Вскоре мы снова несемся вперед, обдуваемые со всех сторон еще теплым сентябрьским ветром.

Через несколько часов въезжаем в Нюрнберг — древний город Баварии, вошедший в новую историю как колыбель германского фашизма. Здесь в 30-х годах создавались первые штурмовые отряды «коричневых рубашек», а в пивных перед захмелевшими штурмовиками выступал Адольф Шикльгрубер — Гитлер с призывами к разгрому германской компартии, профсоюзов и захвату власти. В Нюрнберге гитлеровцы устраивали фашистские сборища с факельными шествиями, организуя бандитские налеты на рабочие кварталы, терроризируя население. Даже позднее, когда Гитлер уже восседал в рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе в Берлине, гитлеровцы не оставляли в покое Нюрнберг — они по-прежнему организовывали всякого рода провокации, разыгрывали «покушения на фюрера», чтобы с новой силой обрушиться на рабочих и их руководителей.

Сам по себе город Нюрнберг ничем особым не выделяется из десятков других городов Южной Германии. Он выглядит особенно мрачным после суровых военных дней. Наиболее древняя часть его, в которой находились архитектурные памятники страны, разрушена налетами англо-американской авиации. Современные кварталы, окружающие старую часть города, превращены в американские казармы. Здесь так много на улицах американских военных, что кажется, как будто все американские вооруженные силы стянуты в этот полуразрушенный город.

Мы направились к небольшой гостинице, расположенной недалеко от центра города, в которой проживали сотрудники четырех оккупационных властей в Германии, занятые на процессе. Американский солдат, стоявший около дежурной будки у входа в гостиницу, безразлично посмотрел на нас, продолжая отковыривать штыком пробку с бутылки «кока-колы».

Выполнение формальностей через канцелярию Международного Военного Трибунала заняло много времени, и мы только во второй половине дня смогли попасть в Нюрнбергский дворец юстиции, где происходил процесс.

До окончания процесса оставалось всего несколько дней. Поэтому среди публики чувствовался повышенный интерес к финалу этого, пожалуй, первого в мировой истории международного суда над военными преступниками.

Мы прошли на второй этаж, в обширную ложу-галерею, занимаемую многочисленными гостями и представителями иностранной прессы. Все они съехались сюда, чтобы в фотографиях и репортажах увековечить память о суде народов всего мира над теми, кто бросил человечество в пучину кровавой бойни. Я встретил здесь многих коллег по берлинским пресс-конференциям. Одни из них с возмущением говорили о наглом поведении бывших нацистских лидеров — теперешних подсудимых — и о «либеральных» тенденциях в речах некоторых западных судей. Другие, не стесняясь, сетовали на «неумолимость» советского обвинения и в своих корреспонденциях апеллировали из Нюрнберга к мировому общественному мнению, взывая к милосердию в отношении некоторых подсудимых.

Я старался запечатлеть все, что происходит вокруг.

Огромный зал залит искусственным дневным светом. Справа, около стены, возвышался подковообразный стол для главных судей Военного Трибунала от четырех стран — СССР, США, Англии, Франции — и их заместителей. Перед ними — места для секретарей, стенографисток; затем идут ряды для адвокатов в черных и лиловых мантиях. Посередине зала — трибуна для дачи свидетельских показаний. Прямо, у противоположной стены, высоким барьером отгорожены скамьи подсудимых. За стеклянными перегородками сидят многочисленные переводчики. Все кажется торжественно строгим: и облицованные дубом стены, и неподвижно стоящие американские военные полицейские.

Гостевые ложи быстро заполняются. Стоящая у дверей охрана начинает принимать все более строгий, подтянутый вид. Уже заняли свои места утомленные большой работой секретари, стенографистки. Теперь мы ждем, когда откроются двери и в зал введут тех, которые возомнили себя «сверхлюдьми», призванными строить на костях других народов «великую Германию». Это они провозгласили «новую Европу» под господством немецкой расы — людей «чистой крови», диктующих волю всем другим нациям. Это они обрушили на народы Европы свое смертоносное оружие, беспощадно стирая с лица земли Варшаву, Смоленск, Роттердам и другие центры культуры, мирные села и деревни, сжигая и растаскивая народные богатства, уничтожая национальные памятники. Их руки обагрены кровью многих тысяч и тысяч невинных мужчин и женщин, детей и стариков, для уничтожения которых ими изобретались «душегубки» и воздвигались гигантские технически оборудованные печи. Это те, на совести которых миллионы погибших. Это они принесли безутешное горе каждой семье Советской страны.