Мой товарищ был в Берлине в последние дни боев за город. Он рисовал мне эпизоды сражений, и я с захватывающим интересом слушал его живую, образную речь. Рассказывая о своем недавнем посещении имперской канцелярии, он шутя говорил:

— Жаль, что тебя тогда с нами не было. Ты бы помог быстрее опознать обнаруженные около гитлеровской канцелярии обуглившиеся трупы Гитлера и Геббельса, которых ты часто видел.

Мой друг уже имел встречи с нашими «старыми знакомыми» — берлинцами. Во время боев на окраине Берлина был захвачен немецкий офицер, который, боясь, очевидно, что его расстреляют, убедительно настаивал на том, чтобы ему предоставили возможность поговорить с кем-либо, знающим немецкий язык. И вот, рассказывает товарищ, ко мне вводят грязного, перепуганного офицера. Кто же он такой? Оказывается, это известный нам редактор берлинской газеты «Нахтаусгабе» Отто Криг, выступавший незадолго до начала войны с провокационными статьями против СССР.

— Противно было видеть, — рассказывает мой спутник,— как этот ранее чванливый и заносчивый гитлеровец, стоя передо мной, дрожал в страхе за свою жизнь и заискивающим тоном пытался убедить нас в том, что он якобы всегда являлся скрытым противником Гитлера. Все они теперь, когда разбили германские вооруженные силы и разогнали их главарей, пытаясь спасти собственную шкуру, заявляют о неприверженности к Гитлеру и ставят себе даже в заслугу, что когда-то были знакомы с советскими людьми.

В связи с этим он рассказал мне еще один эпизод.

— В восточной части пригорода, — говорил он, — где прошли бои, мое внимание привлек небольшой домик, на высоком дощатом заборе которого при входе виднелось какое-то объявление. Заинтересовавшись этим, мы подъехали на танке к забору. И что же оказалось? На дощечке было написано крупно на русском языке: «Здесь до войны жили сотрудники советского посольства. Сюда приезжал также отдыхать советский посол».

— После прочтения этой надписи, — говорит, смеясь, собеседник, — я вспомнил, что это и есть та дача, которую я снимал на лето. Ко мне как-то заглянул посол, да и ты, помнишь, бывал у меня. Танкисты громко постучали в калитку. Никаких признаков жизни. Подведя танк вплотную к забору, все мы перемахнули во двор. Тотчас же открылась дверь дома. По усыпанной песком дорожке к нам навстречу торопился немец. Взглянув на меня, он закричал:

— Мой дорогой друг! Вы что, с неба упали?

— Нет,— ответил я,— зачем же. Мы прямо из Москвы. Во время этой беседы мы незаметно пересекли один из окраинных районов столицы — Кёпеник и, свернув налево, выехали к Трептов-парку. Перед нами раскинулась панорама всей восточной части города, где велись ожесточенные бои. Главные ударные силы оставшейся гитлеровской армии со всей ее военной техникой были брошены в восточные районы столицы. Гитлеровцы надеялись до последних минут, что с Запада прибудут англо-американские войска и облегчат их положение. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Берлин капитулировал, зажатый в кольцо Советской Армией. Американские войска к 25 апреля сумели дойти лишь до Эльбы, где и встретились с советскими частями.

И вот перед нами недавнее поле сражений. Берлин похож на город после сильного землетрясения. Куда ни кинешь взгляд, видны лишь бесформенные, торчащие, как скалы, остовы домов, а груды кирпича и щебня напоминали выброшенные вулканом массы горной породы.

Нам пришлось делать большие объезды в поисках узких пробоин, сделанных танками в грудах развалин. С трудом ориентируемся в окружающих нас улицах. Над городом висит едкий запах гари и вихрятся мутные облака пыли.

Жителей города на улице очень мало. Они все еще не могут опомниться от охватившего их страха перед свершившимся, они как бы оглушены и парализованы силой советского оружия, обрушившегося на Берлин. Многие из них избегают попадаться на глаза советским солдатам. Ведь Геббельс до последнего дня своей жизни, надрываясь, кричал по радио, что берлинцев в случае поражения ждет поголовное уничтожение Советской Армией. Нередко из каких-то ям и подземелий друг выскакивала фигура, похожая на пещерного жителя, но, увидев автомобиль, снова исчезала.

С большим трудом мы выбрались на Александерплац. Мертвым стоял исковерканный вокзал, засыпано щебнем метро, торчат остатки стен большого роскошного магазина. С нескрываемой радостью я увидел разрушенное до основания здание гестапо, в котором мне пришлось провести тяжелый день 22 июня 1941 г.

На площади Люстенгартен кругом следы ожесточенной, суровой битвы: самоотверженного натиска, героизма одних и отчаянного, бессмысленного сопротивления Других.

На Унтер ден Линден мы заглянули в полуразрушенное здание бывшего советского посольства. Верхнего этажа нет, фасад разрушен полностью. Осторожно пробираемся по рабочим комнатам и парадным залам, где когда-то в дни приемов сверкали огнями роскошные люстры, отражаясь в зеркалах и мраморе. Теперь здесь всюду пыль, щебень, куски фанеры, картин, обломки мебели.

Во время войны в этом здании размещалось германское министерство «по делам оккупированных восточных областей», возглавлявшееся Альфредом Розенбергом. На каждом шагу видны следы деятельности этого учреждения, призванного Гитлером к «высокой миссии»— освоению восточных районов и насаждению там фашистской «цивилизации». В комнатах свалены груды книг на русском, украинском, белорусском языках, разбросаны тысячи листовок к советским крестьянам, в которых русские и украинские эмигранты-помещики напоминали о своем существовании и «обязывали» охранять «барское добро». Здесь же, в мусоре и грязи, валялись портреты гитлеровских гауляйтеров, назначенных для управления различными районами Советской страны,— Розенберга, Коха, Франка. Все это теперь как бы олицетворяло бесславный конец бредовых гитлеровских замыслов, выброшенных вместе с их носителями в мусорную яму истории.

Повернув с Унтер ден Линден на Вильгельмштрассе, мы вскоре оказались у самого сердца «Третьей империи» — на Вильгельмплац. Слева на углу площади прежде стояло здание министерства пропаганды — резиденция Геббельса. Сюда иностранные журналисты ежедневно являлись на пресс-конференции, а во время войны из этого здания разносились истеричные призывы Геббельса к «тотальной войне». Отсюда потоками разливалась по всему миру самая несусветная ложь и грязная клевета. Теперь на месте роскошного особняка торчали лишь сваи ворот и дымопроходы, дымились нагромождения обвалившихся стен.

Такая же судьба постигла и расположенную напротив резиденцию Риббентропа — министерство иностранных дел. Минуя его, мы очутились у здания имперской канцелярии Гитлера. В свое время у его ворот стояли, широко расставив ноги, вооруженные автоматами солдат ты вермахта, а рядом с ними несли службу рослые, одетые в черную форму гиммлеровские телохранители «фюрера» с большими пистолетами на ремнях. Они внимательно прощупывали глазами каждого входящего в здание или проходящего мимо него. А теперь мы не увидели ни знаменитых имитированных под медь ворот, ни даже стен самого здания. По гигантскому так называемому посольскому залу, выложенному из ценнейших пород финского мрамора, гулял весенний ветер, поднимая едкую пыль.

По узким и темным тропинкам, проделанным кем-то в ворохе битого щебня, мы спустились глубоко в подземелье, где были расположены жилые и рабочие комнаты Гитлера и его свиты в дни боев за Берлин. Вот кабинет Гитлера с сохранившейся еще на стене какой-то военной картой, стол, за которым он еще совсем недавно обсуждал со своими соратниками свое отчаянное положение. Рядом небольшая жилая комната Гитлера, в которой он совершил венчальный обряд с Евой Браун, а вскоре вместе с ней покончил жизнь самоубийством[44].

В многочисленных комнатах канцелярии сохранилось мало вещей — их растащили в качестве сувениров уже нагрянувшие в Берлин иностранные корреспонденты и какие-то туристы. Во время нашего осмотра группа иностранцев шныряла из комнаты в комнату. В актовом зале, куда в свое время нас, иностранных корреспондентов, приглашали присутствовать при оформлениях очередных «присоединений» к так называемому «тройственному пакту», мы видели, как двое иностранцев усердно откручивали от люстры электрические патроны, а другие выламывали дверные ручки. В одной из комнат оказалась целая груда германских железных крестов и других орденов, которыми щедро задаривали гитлеровцы своих солдат, пытаясь поднять их моральный дух. За время войны германские власти раздали 55 млн. крестов и различных орденов. Но, как видно, заготовлено было больше. Иностранцы охотно туго набивали орденами и крестами свои карманы. Какой-то шутник поделился находкой даже с собакой, нацепив ей «рыцарский железный крест».