Вручив управление домом старшему камердинеру — раньше в отсутствие Андрея Андреевича этим занималась Аглая — Трипольский, в компании с Афанасием, покинул город.

Неприятное известие нагнало их уже в 10 вёрстах от города. Они миновали последний шлагбаум, последнюю полосатую будку и пробивались по дороге на Сарскую мызу. Хлестал ледяной дождь со снегом, копыта лошадей вязли в жидкой холодной каше, но удавалось, хоть и не быстро продвигаться вперёд. Посыльному, молоденького офицеру в новом мундире, почерневшим от влаги, с трудом удалось нагнать коляску. Он осадил свою измученную лошадь и соскочил на дорогу рядом с коляской.

   — Андрей Андреич? — спросил он, и, не дожидаясь ответа, вынул из кожаной сумки, протянул Трипольскому запечатанный конверт. — Вы должны прочесть это теперь же, — сказал он, отирая безусое юное лицо. — Это очень срочно.

Сломав печать, Трипольский вынул письмо. В дрожащей полутьме читать было трудно и он приблизил бумагу к самым глазам. Прочёл и сказал, обращаясь к офицеру:

   — Спасибо, очень вовремя. Передайте Константину Эммануиловичу мою искреннюю благодарность.

Офицер дёрнул в грязи сапогами, устало вскочил на лошадь и повернул назад к городу. Минут через 10 он исчез за пеленой дождя.

   — Что ещё такое? — спросил Афанасий, натягивая вожжи. — Насколько я понимаю, ты получил послание от Бурсы.

Лошади, всхрапывая, пошли. Натужно вылезая из грязи, заскрипели колёса.

   — Послушай-ка, — предложил Трипольский и, опять приблизив письмо к глазам, прочёл его вслух:

Уважаемый Андрей Андреевич!

Зная, что Вы всё-таки решились на безумную эту экспедицию, хочу сказать, что я всем сердцем с вами и буду молиться за Вас. Но не стал бы я посыльного гнать ради того только, чтобы пожелать удачи. Случилось то, чего я более всего опасался. На последнем заседании «Пятиугольника» был вынесен окончательный вердикт: Вас признали опасным к чему имеются достаточные доказательства. Вы сами знаете как поступают в таких случаях. Общим голосованием они Вас, Андрей Андреич, приговорили к смерти. Поверьте я ничего не мог изменить, я сам уже на волоске от гибели. Как и предписывает Устав, Вас теперь попытаются захватить, пытать, чтобы установить в точности истину и казнить по правилу, как казнят изменника — тайно и страшно. Так что возвратиться в Петербург Вы, Андрей Андреевич, никак не сможете. С чем и прощаюсь, желаю Вам удачи. Константин Бурса.

Ветер на секунду развернул дождевой поток и кинул его в лицо Трипольскому так, что щёки и глаза Андрея заблестели от влаги.

   — Ну и что мы будем теперь делать, коли возвратиться в Петербург даже вместе с Анной Владиславовной нельзя? — спросил Афанасий.

   — Глупости, — сказал Трипольский, — это мне воротиться нельзя, а тебе можно. А кроме того, я думаю, и не зачем мне возвращаться, — он разорвал письмо и выбросил клочки. — Освободим если Анну Покровскую, так одно из двух: либо она женою моею согласится стать и мы поедем не в Петербург, а прямиком в моё поместье в Олонецкой губернии, в Трипольское, а ежели нет — то в поместье я один отправлюсь, а ты с Анной Владиславовной вдвоём в столицу воротитесь.

Глубокой ночью они добрались, наконец, до станции. Дождь перестал. В звёздной черноте выплыла Луна, воздух, быстро замерзая, уже немного обжигал лица.

   — Погоди, — соскакивая из коляски, попросил Андрей, — нужно проверить.

В здании станции было совершенно темно. Во дворе ни одного экипажа, в замерзающей глине множество следов от колёс. Но следы все старые, сильно размытые.

   — Это здесь ты с англичанами дрался? — спросил Афанасий, вытаскивая факел и черкая небольшим огнивом в попытке его запалить.

   — Не нужно, — попросил Андрей, делая знак, чтобы Афанасий убрал факел. — Могут из дома огонь заметить. А так у нас преимущество.

В свете Луны казалось всё бесцветным и плоским, но не одна деталь не терялась. Трипольский, бесшумно ступая, дошёл до двери. В руке его была обнажённая сабля. Толкнул дверь и шагнул в темноту. Постоял, как слепой, сделал ещё шаг и замер.

   — Опять вы ругаться будете, — сказал из темноты знакомый голос, — лошадей-то нет у меня.

   — Как Вы узнали? — спросил Андрей, сжимая рукоять сабли и медленно поворачиваясь во мраке.

   — Не уж-то я глухой? — сказал смотритель. — Коляску за версту слышу. Проходите, садитесь.

Вспыхнула и затлела посреди стола коптилка.

   — Бандиты здесь?

   — Нет, в деревне один остался. Остальные уехали.

   — А где в деревне?

Лицо смотрителя в дрожащем свете было жёлтым и неподвижным.

   — Второй дом от околицы. Вдова там одна живёт, Матрёна. Вы сейчас пойдёте?

   — Пойдём, — сказал Андрей. — А скажите, часто они наезжают?

   — Как везде, — лицо смотрителя, казалось, не шевелилось. Оно походило на восковую маску. — Они всю дорогу отсюда до Новгорода под контролем держат. Сюда и солдаты-то не лезут, боятся. На прошлой неделе двух драгун зарубили.

   — А семья ваша где? — вдруг сообразив, спросил Андрей.

   — Нет у меня больше семьи. Увезли всех.

Глаза смотрителя были такие же неживые, как и его лицо.

   — Утром я лошадей вам, конечно, достану, — сказал он, — достану, — и повторил: — Второй дом от околицы. Постучите, скажите: «Матрёна, свои за первачом пришли» она и отопрёт.

Всё вышло на удивление гладко. Без крика, даже без возни. Добравшись пешком до деревни, Андрей и Афанасий легко вошли в отпертую вдовой дверь, и при свете лучины, которую напуганная женщина так и не погасила, сразу обнаружили спящего бандита. Чтобы его связать потребовалось всего несколько минут.

   — Убьют они меня теперь, убьют, — причитала вдова. — Убьют.

   — Это коли узнают, — сказал весело Андрей.

Связанного сонного наёмника Трипольский посадил на табурет и, приблизив своё лицо к его лицу, спросил:

   — Расскажи-ка мне, дружочек, много ли ваших постов по дороге? как они вооружены? опасаются ненападения или же пьют беспробудно, осмелевшие от безнаказанности?

   — Расскажу, — взгляд наёмника совсем не понравился Трипольскому. Глаза не были сонными, глаза смеялись. — Много. Только не по дороге, — улыбка искривила его губы, — а вокруг дома они. Думаю, подошли уже. Так что лучше вам меня развязать и выпустить. Может тогда я за вас слово доброе замолвить смогу, а так ведь умрёте оба, до утра не дожив.

Афанасий прыгнул к окну и сразу отступил.

   — Что, правда? — спросил, поворачиваясь, Андрей.

   — Да-а, — выдохнул Афанасий, — факелы зажгли. Я восемь факелов сразу насчитал.

«Какой же я дурак, — подумал Трипольский, — зачем смотрителю доверился? Это ж специально устроенная западня, ждали нас что ли? Но если ждали, значит, кто-то донёс, предупредил. Неужели секретарь опять предал? Неужели княгиня расстаралась? Трудно представить, но другого объяснения просто нет».

   — Коли нас обоих здесь убьют, то кто Анне Владиславовне поможет? — проверяя пистолет, сказал Афанасий. — Давай, Андрей, выйдешь через окно на ту сторону дома, а там огородом, может проскочишь. А я их отвлеку. Только не возражай, некогда нам с тобой спорить.

В эту минуту в дверь громко постучали, и грубый голос сказал:

   — Открывай, Матрёна, это за первачом пришли.

Задув свечу, Афанасий осторожно подступил к окну и прицелился.

   — Прощай, Андрей Андреевич, — прошептал он и спустил курок.

Вопль смешался с грохотом выстрела. Второй выстрел — и опять в цель.

   — Сколько их здесь? — спросил Трипольский у женщины.

Испугавшаяся ответить, Матрёна отступила за спину связанного бандита так, чтобы тот не видел, и показала растопыренные обе ладони, все пальцы сразу. Сжала кулаки и показала ещё раз.

Ну, это глупость. Этого быть не может, чтобы так много, — Трипольский посмотрел в окно, через которое собирался выскочить. — Лошадь у тебя где?

Женщина показала пальцем направление.

В дверь сильно ударили. Афанасий опять выстрелил, бросил бесполезное оружие — перезарядить уже не было времени — и, не глядя больше на Трипольского, подступил к двери с обнажённой саблей в руке.