Изменить стиль страницы

   — Мне нужно посмотреть то письмо, о котором Вы сейчас упомянули, — сказал Удуев. — Покажите мне письмо, и я попробую помочь Вам.

   — Простите, Михаил Валентинович, но показать Вам письма этого теперь не могу. Это невозможно. Княгиня вчера передала его публично в архив «Пятиугольника». Я не могу вскрыть архив, мы все давали клятву.

   — Понимаю, понимаю, — вздохнул Удуев. — Но коли не можете, то и на мою поддержку не рассчитывайте. Не зная вопроса, я просто умываю руки.

Секретарь осторожно положил обгрызенное перо на конторку перед собой. Только теперь Сергей Филиппович сообразил, что, подслушивая, подвергает себя опасности. После происшедшего накануне он вообще чувствовал себя в доме Бурсы довольно неловко.

   — Но нужно как-то действовать, — сказал Трипольский. — Неужели Вы так и будете сидеть, сложа руки, покуда племянницу Вашу унижениям и пыткам, может быть, подвергают.

Вопрос, заданный Бурсе, был обращён и к Удуеву. Но ротмистр только пожевал губами.

   — Что же я могу изменить? — сказал Бурса. — Нет у меня больше никакой власти. И Вам, Андрей Андреевич, следует поостеречься. Вы знаете что «Пятиугольник» делает с предателями? Вас, как Вы надеюсь, поняли, иначе как за предателя теперь никто и не держит. Доказательств мало, а то и вчера бы к смерти приговорили. Поймите Вы, Наталья Андреевна с полной убедительностью доказала всем, что Ваша протеже Аглая Ивановна была в сговоре с Виктором. А коли Аглая, так, понятно, и Вы тоже не без пятна.

Стараясь, чтобы конторка не скрипнула, секретарь поднялся и, ступая на цыпочках, прошёл в свою комнату. Он бесшумно затворил за собою дверь и присел на кровати.

«Наталья Андреевна просила меня подробно пересказать все разговоры, что будут сегодня происходить в кабинете Константина Эммануиловича, — соображал он. — Но стоит ли мне пересказывать ей всё? Не лучше ли повременить?»

Не давая никаких объяснений гостям, Его превосходительство Константин Эммануилович Бурса достал бумагу, поставил чернильницу поближе к себе и некоторое время что-то писал. Потом взял листок и разорвал в клочья.

   — Бессмысленно, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Всё совершенно бессмысленно. Теперь я лишён поддержки Общества, которое до сих пор составляло главное дело моей жизни. А именно теперь мне необходима помощь.

Его больные глаза смотрели будто сквозь Трипольского.

   — Я опять пойду к государю. Буду просить, буду стоять на коленях.

   — По-моему это ненужная жертва, — подал голос Удуев и поднялся, скрипнув сапогами. — В свете того, что я слышал о вашем тайном обществе, вряд ли теперь, когда Вы, Константин Эммануилович, остались не у дел, император захочет Вам помочь.

Взгляд Бурсы как взгляд затравленного зверями метнулся с Удуева на Трипольского.

   — Я попробую сам спасти её, — сказал смущённо, но решительно Андрей. — Просто нужно пробраться незамеченным туда в логово, в поместье и выкрасть Анну Владиславовну. Возьму несколько надёжных людей и, если Бог поможет нам, — он обратил лицо к Удуеву. — Ротмистр, Вы со мной?

   — Увы, — Удуев отрицательно покачал головой. — Я не могу на столь долгий срок оставить Петербург, я на службе. Могу посодействовать только планом поместья и приблизительным числом охраны. Большего мне за всё это время не удалось найти. Так что разрешите откланяться, Ваше превосходительство.

И он быстро спустился по лестнице.

Прежде, чем последовать за ротмистром, Трипольский поинтересовался:

   — Вы хотели написать письмо негодяю.

Бурса печально посмотрел на него.

   — Да, — совсем упавшим голосом сказал он. В глазах его была такая безнадёжная пустота и боль, что Трипольский содрогнулся. — Всё же мы родственники, одна кровь. Я подумал, может быть, он как-то отзовётся на мою слёзную просьбу освободить Анну, — Бурса махнул рукой. Но, конечно, сообразил. — Без толку всё это. Зверь он в человечьем обличье, зверь.

Дождавшийся внизу в гостиной Афанасий, был просто атакован Трипольским. Андрей Андреевич горячо напал на поручика, предлагая сейчас же, сегодня же вечером, вместе кинуться в дорогу и продолжал непрерывный монолог до самых дверей своего особняка. Только увидев почтенно склонившегося лакея, Андрей опомнился и, повернувшись к приятелю, спросил:

   — Ну так что же, ты поддержишь меня в этой экспедиции, Афанасий?

   — Поддержу, — усмехнулся поручик, — тут и моя честь, сам понимаешь, немного задета. Хотя бы в память о моем друге Василии Макарове поддержу. Но только не сегодня вечером, ради Бога. Прошу. Подготовить это следует. Мне нужно испросить отпуск в полку.

   — Конечно, конечно, — с жаром согласился Трипольский, — нужно ещё раз с Удуевым встретиться, иначе, кто нам подорожную выправит. Пойдём пока, пойдём, выпьем по маленькой, а то я продрог совсем. Пойдём в дом, чего мы на пороге-то замерли.

За два дня всё было подготовлено. Афанасий оформил свой отпуск, а Трипольский, встретившись с ротмистром, договорился о помощи с документами. Но тут ледяная сухая погода оборвалась, резко потеплело, и пошёл нескончаемый дождь. В одночасье дороги размыло и ни единого шанса проскочить на приготовленной коляске дальше первой же городской заставы не стало. Никакая безумная храбрость не могла вытянуть завязшие в глине колёса.

Пришлось отложить экспедицию до холодов, до того момента, когда дороги замёрзнут и будут засыпаны снегом.

Весь каменный Петербург ещё блестел от влаги, а Новгородскую губернию уж накрыло тёплым снеговым пуховиком.

После ужасного спектакля и последовавшей и за ним расправой во дворе усадьбы прошло много времени. После неудачной казни Прохора Анна Владиславовна уже на следующий день послушно спустилось к завтраку. Она заставляла себя быть вежливой иногда на её губах появлялась вымученная улыбка. Она обязала себя поддерживать любой разговор, и отношение Ивана Бурсы к девушке с каждым следующим днём будто бы менялось к лучшему.

Анну стали выпускать из комнаты, дали возможность гулять по парку. Под тщательным присмотром ей даже было позволено несколько раз прокатиться на лошади. Виктор не солгал — в конюшне Бурсы действительно нашёлся вороной жеребец с белой звездой во лбу по кличке Алтай. Жеребец этот не обманул ожиданий соскучившейся по быстрой езде Анны Покровской.

Иван Бурса не спешил. Он хотел подчинить Анну и получить всё по доброй воле. Анна Владиславовна, в свою очередь, имела целью спасти Аглаю. Девушка даже разрешила себе кокетничать с Виктором, хотя с нажимом называла его «мой милый муженёк», что веселило Бурсу.

Когда Анна сделала попытку навестить раненую Аглаю, Виктор неожиданно поддержал её. Бурса, в тот момент пребывающий в прекрасном расположении духа, сразу согласился:

   — Думаю не будет беды, если мои крепостные девушки между собой немножко посекретничают, — сказал он. — Я читал где-то такую фразу: «Если у вас есть два драгоценных камня, один получше, а другой чуть победнее, но в сто крат всё равно богаче прочих камней, то в пользу будет соединить их оба вместе. Пусть соревнуются рядом, ведь всё равно они оба в вашей власти, в вашей короне». Так что Вы, Анна Владиславовна, бриллиант первой величины, а фехтовальщица наша, — Бурса хитро глянул на Виктора, — она тоже немалого стоит.

Раны Аглаи зажили. И уже в конце октября обе девушки, одетые в новенькие песцовые шубки, прогуливались вдоль пруда. Представленная охрана держалась на некотором расстоянии и говорить можно было без опаски. Это был их первый разговор наедине за всё время, и как только стало возможно, Аглая сказала:

   — Бежать нам надо, Анна Владиславовна, бежать. Скоро дороги замёрзнут.

Аглая вынула руку из муфты и, сделав вид что подавляет волосы, глянула на охрану. Но оба наёмника были увлечены новой горничной по имени Соня, также обязанной наблюдать за девушками.

   — Как же бежать? — удивилась Анна. — Вдвоём?

   — Дороги замёрзнут, — сказала Аглая, — выйдем тихо ночью и убежим. Иван Кузьмич пока от нас подвоха не ждёт. Нужно пользоваться, только лошадей заранее приготовить.