Окончательно проснувшись, Андрей даже сплюнул от досады.

— Мама, тебе не приходилось видеть у кого-нибудь из заводских такой посудины? — спросил Андрей за завтраком у Клавдии Васильевны и подробно описал ей внешний вид бидона.

Клавдия Васильевна задумалась.

— А знаешь, Андрюша, видела я, кажется, такой бидон. Давно только, еще зимой.

— У кого?

— У Тани Парамоновой.

«Ну, час от часу не легче», — подумал обескураженный Андрей и направился на завод.

Около здания конторы Андрея обогнал Федя Данилов. В толстом ватнике и мохнатой шапке он казался еще приземистей и шире. На руках у него были огромные собачьи рукавицы, мехом наружу. В правой руке Федя нес большой зеленый чайник.

Федькины огромные рукавицы всегда вызывали улыбку Андрея.

«Настоящий мужичок с ноготок», — подумал Андрей, посмотрев вслед проворно шагавшему Феде.

И вдруг совершенно отчетливо вспомнилось. Несколько дней тому назад, так же переваливаясь с боку на бок, обогнал его Федя Данилов, в этой же шапке, стеженке и рукавицах. Только в правой руке его был не зеленый чайник, а белый жестяной бидон с витой проволочной дужкой.

— Федя! — крикнул он вдогонку мальчику.

Данилов обернулся.

— Обожди, ты мне нужен.

В кабинет они вошли вместе.

Андрей еще не успел раздеться, как Федя увидел стоящий на столе бидон, подскочил к нему и, потрогав его за дужку, сказал:

— Наш бидон.

— Чей наш?

— Ну наш, Танин.

Андрей внимательно посмотрел на мальчика. Федя был удивлен, но совершенно спокоен.

Усадив Федю на стул около себя, Андрей сказал:

— Постарайся вспомнить, Федя, когда и как потерялся у вас этот бидон. Только поточнее. Это очень важно.

— Да я хорошо помню, Андрей Николаевич. Мы через день молоко берем у Седельникова. У него две коровы. Он молоком торгует. Я с этим бидоном всегда за молоком ходил, а потом он пропал.

— Когда пропал?

— А вот, — стал вспоминать Федя, — пожар у нас ночью под выходной день был. А это перед пожаром. Значит, в субботу. Я Артемию утром в цехе бидон отдал, вечером пришел к ним за молоком. А он говорит: «У меня бидон в цехе украли». И сам смотрит так в сторону. Я еще подумал, что врет. Просто зажилить бидон захотел. Он ведь жадный… Вот теперь с чайником хожу за молоком, — закончил Федя и неожиданно улыбнулся.

Андрей от волнения едва мог усидеть на месте.

Седельников. Теперь многое становилось понятным. И постоянное нытье Артемия, и странные его разговоры, и даже поспешное исчезновение Мишки. Примечательная семейка.

В Федькиной правдивости Андрей не сомневался, но чтобы еще более утвердиться в своих выводах, спросил:

— А не ошибаешься ты, Федя? Это действительно ваш бидон?

— Не ошибаюсь. Эту дужку, — Федя потрогал бидон, — я сам делал. Проволоку мне Кузьма Никитич давал. Можете у него спросить. Он скажет.

— Ну хорошо, Федя, можешь идти. Бидон пока оставь здесь. Он мне еще нужен. И никому о нашем разговоре не рассказывай.

Федя понимающе кивнул и вышел.

Юсупов простудился на пожаре и слег в постель. Цехом руководил Чебутыркин. Он последнее время пользовался полным доверием Андрея. Но все же, опасаясь, как бы он но стариковской рассеянности не упустил чего, и Андрей и Луговой чаще обычного заходили в цех.

Незадолго перед этим в цех поступили красители новой марки, ранее не применявшиеся на заводе. Чебутыркин сообщил Андрею, что на очередной партии кож будут применяться новые красители, и просил его зайти посмотреть рецепт.

Андрей нашел Чебутыркина около строгальной машины, за которой работала Анна Королева.

Поздоровавшись с Андреем, Чебутыркин сказал:

— Ножи вот новые к машине поставили, ну и смотрю. Ладно ли зачеканили, ровно ли строгает машина.

— Ну и как?

— Хорошо строгает, — удовлетворенно ответил мастер. — Да и то сказать, Анна Никитична, — кивнул он в сторону Королевой, — строгать мастерица. Я думаю, теперь самому Парамонову не уступила бы.

— Вот видите, Прокопий Захарович, — засмеялся Андрей, — а раньше эту работу женщинам не доверяли. Где, мол, бабе управиться? И сами вы так поговаривали. А?

— И это правда, Андрей Николаевич, — серьезно ответил Чебутыркин. — Много кой-чего раньше зря и говорили и делали.

Они поднялись в заливную лабораторию.

Андрей посмотрел рецепт крашения и нашел его правильным. Он уже собирался уходить, когда Чебутыркин остановил его:

— Повремените уходить, Андрей Николаевич. Дело у меня к вам есть большое. Неотложное.

Андрей заметил, что старик был необычно взволнован.

— Виноват я перед вами, Андрей Николаевич, и перед заводом. Крепко виноват.

Чебутыркин замолчал. Андрей, по понимая, в чем дело, посмотрел на него и заметил, что руки старика тряслись.

— Что было, то прошло, Прокопий Захарович, — попытался успокоить мастера Андрей. — Сейчас ведь неплохо работаем. Что старое поминать?

— Нет, такое нельзя забывать, Андрей Николаевич. Вам невдомек, о чем разговор будет… Тяжело мне, седому дураку, и стыдно, но должен я во всем признаться. А там уж что будет…

Волнуясь и запинаясь, Чебутыркин рассказал Андрею всю историю с порчей партии кож № 128.

Это не было неожиданным для Андрея — он и тогда был убежден, что кожи испорчены умышленно. Но мерзкое дело, причинившее ему столько тяжелых переживаний, снова так явственно встало в его памяти, что он с трудом удержался от гневного восклицания.

Чебутыркин заметил это и, еще ниже опустив голову, произнес:

— Теперь судите меня, как хотите… Что заслужил.

Но Андрей уже овладел собой.

«Сам признался. Значит, это уже не тот Чебутыркин».

— Всю правду сказал, Захарыч?

— Как перед смертью.

— Если так, хорошо. Скажу и я вам правду. Что кожи испорчены с умыслом, это я сразу понял. Только я думал хуже. Про вас, Прокопий Захарович, хуже думал.

— Подозрение на меня имели, — тихо произнес Чебутыркин, — это заметил я. Поначалу и обидно было мне, а теперь понимаю: что навредил, что покрыл — одна заслуга.

Несколько минут оба молчали.

Затем Андрей спросил:

— Скажите мне, если можете, что заставило вас признаться?

— Поджог. Понял я, Андрей Николаевич… — Чебутыркин поднял голову и посмотрел Андрею в глаза, — понял, что волки это. Вот и у меня братан такой же волк был. И подумал я, нельзя мне промеж волков и людей мотаться. К одному берегу надо. Почтут за волка, значит это заслужил. Человеком посчитают — оправдывать доверие буду… Вот, Андрей Николаевич. Все я вам сказал. И подтвердить это могу в любом месте.

Глава семнадцатая

Новенький катер, поблескивая свежеокрашенной голубой надстройкой, стоял у причала, покачиваясь на легкой волне.

Белая полоска ватерлинии, отделяющая серовато-голубую поверхность борта от выкрашенной суриком подводной части корпуса, то показывалась на поверхности, то погружалась под воду. Алый вымпел трепетал на верхушке невысокой мачты.

Из рубки выглянула вымазанная и довольная физиономия Феди.

— Андрей Николаевич, заводить?

Андрей, одетый в комбинезон защитного цвета и высокие болотные сапоги, стоял на берегу, разговаривая с Луговым и Ольгой.

Он утвердительно махнул рукой Феде.

— Заводите!

— На сколько дней едете? — спросил Александр Тихонович.

— Думаю, за два дня управимся. Федор Иванович старый охотник, все эти острова исходил вдоль и поперек.

Послышался рокот мотора. Андрей оглянулся, на секунду задержал взгляд на клубочках сизоватого дыма, ритмично выскакивающих из выхлопной трубы, и продолжал:

— Так что, Оля, поторапливайтесь. К моему возвращению заготовительные бригады должны быть готовы. Гороно выделяет нам старшеклассников из двух школ. Побывайте в горкоме. Котлов обещал помочь.

— Ты тоже помоги ей, — сказал он главному инженеру. — Начальники цехов, конечно, будут противиться, но на это не обращайте внимания. Как можно больше людей направить на заготовки.