Первая песня распадается на две части: разговор-ссора между влюбленными сменяется сложным по содержанию текстом, где реплики ведущего чередуются с возгласами-распевами и снова перемежаются диалогом. Ссора между Инанной и Думузи, несмотря на крайнюю внешнюю агрессивность партеров (особенно девушки Инанны), — ссора любовная: «Речи, что скачаны, — речь желанья...» Вторая часть текста, сплошь построенная на метафорах и иносказаниях, давала описание обряда священного брака и, возможно, включала слона, произносившиеся при вступлении в брак. (Подробнее о возможносгях такой интерпретации см. Afanaiieva V. Zu den Metaphern in den Sumerischen Text UM29—16—37 {PAPS 107), eincm Lied des «Heiligcn Hoclucit». — Studies in Honour of I. M. Diakonoff. 1982. S. 15—21.) Повествование о свершении священного брака начинается со строки 25 и построено на игре слов. Драгоценные камни шуба, которые надо просверлить, по всей видимости, представляли собою разновидность амулетов в форме цилиндрической печати, очень распространенных в Двуречье.
39—42. Видимо, как рефрен, исполнял хор.
43. Вероятно, снова слова Инанны. Темно-синяя, т. е. иссиня-черная борода, дословно — «борода из лазурита», один из частых эпитетов шумерской поэзии (но, может быть, речь идет и о привязанной лазуритовой бороде?).
Вторая песня, называемая тиги, делится также на дие чисти, но уже не только по содержанию; она имеет два подзаголовка, смысл которых не очень ясен (букв, «струна протянутая» (?) и «струна поставленная» (?): возможно, речь идет о ладах). Вся песня ведется от лица Инанны, и в рассказ ее везаь-лены диалоги с Думузи. Последние четыре рифмующиеся строки могли исполняться (или подхватываться) хором.
Я СТАНОВЛЮСЬ ВСЕ БЛЕДНЕЙ И БЛЕДНЕЕ... Диалог брата и сестры
Перевод по изданию: Jacobscn Th. The Sister's Message. — The Journal of ihe Ancient Near Society of Columbia University. Vol. 5. 1973. P. 199—212.
Очень фрагментированный и трудный для понимания текст был вначале понят американским шумерологом Крамером как диалог богини Инанны и Ду~ музи. Настоящий перевод основан на интерпретации текста другим крупнейшим знатоком шумерского языка американским ученым Т. Якобсеном, который считает, что есть основания толковать этот текст как разговор Думузи с его сестрой Гештинанной, в данном случае наперсницей Инанны, поверяющей той свои помыслы. Однако в интерпретации отдельных строк, а также в делении реплик диалога автор данного перевода расходится и с Якобсеном, предлагая свою, пока еще также спорную трактовку. Подробнее о расхождениях в переводе см.: Лирика Древнего Ближнего Востока. М., 1982 [Ах.иапюва, Афанасьева, Дьяконов, Шилейко, с. 157—159).
СЕСТРИЧКА, ЗАЧЕМ ТЫ ЗАКРЫЛАСЬ В ДОМЕ?.. О МОЯ ЛУБИ-ЛУБИ-ЛЮБА...
Любовные диалоги
Перевод по шлянию; Atster В, Sumerian Lovs Songs. — Revue d'Assyriologie el d'Ar-cheojogie orienule. 79. Paris, 1985. P. 142—152.
Любовные песни-диалоги в шумерских рубриках озаглавлены «песни-разговоры Инанны», однако намек, на Инанну и Думузи в этих текстах может восприниматься как реминисценция культового действа. В реальности песни могли иметь хождение и в быту, являясь частью светского брачного обряда, и даже просто исполняться как любовные песни. Оба текста поражают близостью с библейской «Песнью Песней», и не только общим настроением, характером эпитетов и сравнении, что вполне естественно, но и буквальными построчными совпадениями.
32 и след. «Масло и сливки* понимаются не в буквальном (или не только в буквальном) смысле, но как образ тех любовных ласк, которые должен принести любимый. Отсюда и его настойчивое: «Дай мне внести это в дом», с нажимом на неопределенность того, что будет внесено, и сравнение с реальными дарами: «подобно ягнятам, козлятам» и т. д. Оттого и начинает трепетать возлюбленная.
39—40, Ср. «Песнь Песней», 5:4: «Мои милый руку просунул в щелку — от него моя утроба взыграла» (БВЛ, т. 1, с. 632).
1—2. Луби-лаби — ласкательные словосочетания, переданы русскими «люба-лада».
12—13 и след. Н<ямек на бедственную будущую судьбу Думузи, возможно, сочетается с кокетством девушки, которая обещает ему злую судьбу своими ласками.
21—22 Ср. «Песнь Песней», 2:6; 8:9: «Его левая — под моей головою, а правой он меня обнимает...» (БВЛ, т. 1, с. 627, 636).
27—32. Диалог любовников в разгаре страсти. Слоза женщины в подлиннике на «женском языке» (яме-соль).
С ВЕЛИКИХ НЕБЕС К ВЕЛИКИМ НЕДРАМ... МАЛЫЕ ДЕМОНЫ РАСКРЫВАЮТ ПАСТИ...
Нисхождение Инанны в подземный мир
Перевод по изданиям: Kramer S, N. Inanna's Descent. — Journal of Cuneiform Studies, 4 (1950). P. 199—214: 5 (1951). P. 1 — 17; Kramer S. N. Cuneiform studies and the History of Literature: the sumerian sacred Marriage Texts.— Proceedings of the American Philosophical Society. Vol 107. N6. 1963. P. 514—515; Kramer S. N. Dumusi's Annua) Resurrection; an important correction to «Inanna's Descent». — Bulletin of the American Schools of Oriental Research. 1B3. October 1966. P. 31.
Рассказ о нисхождении богини Инанны в подземное царство, се гибели, воскрешении и возвращении на землю связан с идеей умирания и оживания сил природы. Каждое божество-покровитель отдельной шумерской общины было божеством плодородия, и в этом плане ■— умирающим и поскресающим богом, Инш'на же являлась непосредственным воплощением жизненных сил на юмле, любовью, смертью. В шумерской итерпретации эта общемировая мифологема связана, кроме тога, с идеей замены: «За галову — голову», а также с необходимостью жертвы. Думузи, а затем и сестра его Гсштинанни оказываются такими жертвами, и окончательный приговор, выносимый Инаннон (полгода — Думузи, полгода — Гештинанна должны проводить под землею), подчеркивает незыблемость представления о невозможноеги покину! ь «и рану без возврати без замены — правило, пронизывай шее шумерскую мифологию.
В русском переводе сделана попытка соединись в один цельный рассказ разновариантные части нескольких версии мифа, во многих своих местах фрагментарного, дабы у читателя могло возникнугь цельное преда пиление о развитии действия (см. подробнее ЕВ Л, т. ], с. Й67—670).
]. Бук». «С Великого Верха к Великому Низу она послала мысли (обратила разум)». Почему Инанна решила покинуть «Верх», в тексте не объясняется — древнему слушателю причина была известна и ясна.
7—13. Т. с. перечисляются семь главных храм он семи городов Двуречья, которые Инална покидает одновременно. Всюду в них она почиталась, и там стояли ее статуи.
«Прелесть чела» может быть и прической, и налобной повязкой. Ризу-зльные драгоценные украшения из золота, лазурита и сердолика, в их числе короны и налобные повязки, дошли из раскопок тах называемых «царских гробниц» города Ура и похожи на те, что описаны в шумерских мифах, в частности и в атом сказании.
«Знаки суда и власти» — жезл из лазурита и свернутая кольцом (?) веревка.
21. Букв. «Двойные камни-глазочки» — возможно, украшения из пестрого агата — подобные также были обнаружены в урских гробницах.
27. Ниншубур — та же Ниншубура текста «Инанна и Энки» (см. выше), сутцестно, которое, скорее всего, было гермафродитом. В данном тексте предпочтен мужской род: в дальнейшем развитии событии Ниншубур выступает, скорее, как мужчина, чем как женщина (ср. конец текста — строки 293—330, где он падает в пыль перед 11 камней, а вслед за ним — два другая бога).
4В. Инанна хорошо знает, что ни Энлиль, ни, далее, Наина не помогут ей. Смысл выполнении ритуала состоит не столько в необходимости соблюдения субординации, сколько в сохранении магического значения формулы троекратного действия.
80. Букв. «Я Инанна места, гас восходит Угу». Инанна — звезда солнечного восхода, планета Венера (шумерское Дильбат или Нипсиана). Варна)п' текста даст просто ая-на — звезда.
85—88 частично разрушены. О смерти Гугальшшы, видимо Нсргала, больше пет никакого упоминания, и создастся впечатление, что истинная причина появления И наймы перед ворогами подземного мира еш скрывается.