- Так…- продолжал дядя Федя.- Тогда слушай! В случае чего - дуй отсюда подальше! Понял?
- Не-е! - замотал мальчишка головой.- Не понял! Здесь мой дом, и мама моя…
Он отвернулся. Дядя Федя крякнул.
- Ладно, хлопец! - сказал он.- Сверни-ка мне еще цигарочку!
Хотел сказать «последнюю», но поостерегся.
Из руин старой школы высыпали автоматчики и бросились к Димкиному дому.
И вдруг небо за их спиной, над развалинами, откуда били пулеметы и взревывал миномет, осветилось, сверкнуло молниями и раскололось громом. Взметнулись там языки пламени, поднялось зарево. Немецкий крупнокалиберный пулемет захлебнулся и замолк. Послышались деловитая скороговорка автоматов, разрывы гранат, и неожиданно в расположении немцев взметнулось, нарастая, родное русское «ура».
Сержант Урузбаев вскочил. Димка далеко высунулся.
- Наши! - заорал он, размахивая автоматом.- На-аши! Ура-аа!
Видно было, как перед домом испуганно заметались фашисты.
- За мной! - крикнул сержант Урузбаев.- Димка - на месте!
Бойцы попрыгали в окна, за ними, а может, и впереди их бежал Димка и во все горло вопил «ура», паля из автомата. Кругом кипела рукопашная схватка. Димка упал, сбитый крепким ударом приклада. Перед глазами его пошли огненные круги, он на какое-то мгновение потерял сознание. Перед лицом его топтались ноги в сапогах с широкими голенищами.
- Димку убили! - громко крикнул кто-то, и мальчишка вяло подумал: «Это меня…» - и закрыл глаза.
Когда он пришел в себя, было светло, вокруг стояли бойцы, свои и незнакомые. Дина держала холодную ладонь на его лбу.
- Ну? - спрашивала она участливо.- Как ты себя чувствуешь? Как голова?
- Тошнит,- пожаловался мальчишка.- Где мы?
- У тебя дома! - быстро ответил сержант Урузбаев.- К нам ребята из второй роты прорвались! И еще моряки!
- Димка! - удивленно охнул кто-то, и он, скосив глаза, увидел лейтенанта Евдокимова в грязном, разодранном кителе.- Димка! - Евдокимов сгреб его по-медвежьи, обдав запахом пороха и гари.- Живой! А Васька, Мишка? Мама твоя где?
Димка высвободился, опустил тяжелую голову. Бойцы угрюмо молчали…
К лейтенанту Евдокимову подошел сержант Урузбаев, лихо приложил руку к каске:
- Товарищ лейтенант! Бойцы первой роты держат оборону дома Климовых! Исполняющий обязанности командира роты сержант Урузбаев! В наличии тридцать бойцов, десять тяжелораненых!
Вольно! - скомандовал лейтенант и крепко пожал руку сержанту.- Здорово вы деретесь! О вашем доме в штабе полка известно. Большие силы врага здесь держите!
- Мы такие! - весело отозвался Петр и подмигнул Димке: - Сталинградцы!
Евдокимов оглядел солдат, похудевших, чумазых, в разодранных гимнастерках, в кровавых бинтах. Последним у стены стоял Димка с трофейным автоматом на груди…
Над разбитой улицей опять взлетели ракеты, повисли зловещими фонарями, заливая все вокруг мерцающим зеленоватым светом.
- Пошли, товарищ лейтенант! - сказал Петр, прилаживаясь поудобней к пулемету.
- По местам! - скомандовал Евдокимов.- Сержант Урузбаев, вы с пулеметом - наверх! Димка - проверить, как раненые! Помочь водой и чем нужно.- И, видя, что мальчишка открыл рот, закончил: - Выполнять приказание!
- Ладно,- пробормотал Димка, спускаясь в подвал.
МЫ - СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ
Пожалуй, это были самые тяжелые дни обороны Сталинграда. Гитлеровцам удалось захватить большую часть города, выйти к Волге. Жестокие бои шли в северной части. Линия фронта проходила по цехам тракторного завода, в Ворошиловском районе немцы прорвались на территорию лесозавода и грузового порта. Яростная схватка разгорелась за элеватор. Невозможно было определить, в чьих руках он находится: на верхних этажах засели немцы, на нижних - краснофлотцы из бригады морской пехоты.
Тяжелейшее положение сложилось в центральной части города, где гитлеровцы вышли на набережную и наши войска, прижатые к Волге, удерживали узкую полосу берега. Казалось, немцам стоит сделать еще усилие, и защитники города будут сброшены в реку.
Командование врага уже готовилось к торжественному параду на главной площади города, но проходили дни, недели, а до победы было все так же далеко.
Защитники города сражались за каждый дом, за каждую улицу, за каждый этаж, за лестничную клетку. И если фашистам удавалось продвинуться вперед на шаг, захватить хотя бы метр сталинградской земли, то там оставались горы трупов врага и мертвые защитники города.
Живые не отступали ни на шаг. Бои гремели везде. Советские воины сражались и в окружении, каждый дом стал крепостью.
Шли бои и на Смоленской улице, где остатки стрелковых рот защищали школу и дом Климовых, как значился он теперь на картах. Шесть дней и ночей дрались бойцы, отбивая до десяти атак в сутки.
Особенно тяжело приходилось защитникам дома: немцы пытались во что бы то ни стало овладеть им, как плацдармом для захвата школы. А от школы их удар пришелся бы по набережной. Бойцы еле держались на ногах от усталости. Спать приходилось урывками, в перерывах между атаками.
На седьмой день сержант Урузбаев раздал последние сухари - по одному на брата. Для раненых нашлись две банки тушенки. Все труднее было Димке отыскивать воду и поить бойцов. Но люди держались, и раненые, пытаясь помочь товарищам, из последних сил сжимали оружие.
- Не уговаривай нас, лейтенант,- сказал однажды Евдокимову немолодой колхозник Снитко, которому Дина только что перевязала раны на голове.- Мы - советские люди и должны быть всегда такими!
А когда очередная атака была отбита, Снитко, пощупав кровавый бинт, проговорил, вынимая из кармана листок:
- Вот, прошу рассмотреть, товарищ командир!
Евдокимов взял листок: это было заявление о приеме в партию.
- Хорошо! - сказал лейтенант, бережно пряча листок в планшетку.- Я передам ваше заявление замполиту, и мы обязательно рассмотрим его. В самое ближайшее время. Когда кончится обстрел.
Когда кончился обстрел, Снитко был мертв: шальная пуля ударила в висок, отлетев рикошетом от стены.
Димка, хоть и попривык за эти дни к мертвым, но все равно с содроганием смотрел на коченеющее большое тело человека, смотрел, не переставая удивляться, как это получается: только сейчас жил он, дышал, и - нету его, лежит под шинелькой деревенеющий труп. Ощутив на плече чью-то руку, мальчишка вздрогнул.
- Страшно? - тихо спросил Евдокимов, и Димка честно ответил:
- Дико все… Жил человек, и вот…
- Идут! - закричал сержант Урузбаев.
И прежде чем припасть к своему окошку, Евдокимов не приказал, а попросил Димку:
- Ты уж поосторожней, а?
…Бойцы маленького гарнизона отбили очередную атаку и в очередной раз полезли в темноту собирать патроны. Не успели отползти и десятка метров, как ночь распороли автоматные очереди, сверкнули смертоносные строчки. Кто-то вскрикнул… Сержант Урузбаев вернулся злой, как шайтан. Ругался сквозь зубы, узил зоркие глаза.
- Засада! - доложил он Евдокимову.- Двое убиты.
- Да,- протянул лейтенант.- Дело дрянь.
- Разрешите, товарищ лейтенант! - Петр положил на стол перед Евдокимовым толовую шашку с обрывком запального шнура.- Вот, нашел… Можно вместо гранат использовать, только наловчиться!
- И сколько их у вас?
Петр пожал плечами:
- Пяток, товарищ лейтенант!
Димка высунул нос из-под шинели и спросил осторожно:
- А бомба пригодится?
- Какая бомба?
- Здоровенная! - стал объяснять Димка, досадуя, что в суматохе он совсем позабыл про нее.- С тонну, может, будет! Вон там, у флигеля!
- А ну-ка показывай! - приказал Евдокимов.
Флигель, вернее, его обломки, находился как бы на «нейтральной полосе».
Добрались до бомбы ползком, осмотрели засыпанный стабилизатор.
- Пожалуй, и вправду тонная. Вот уж подложили фрицы свинью под бок,- сказал, возвратясь, Евдокимов.- А что, если замедленная?
- Нет, я часового механизма не услышал! - заверил сержант Урузбаев.- Вот бы нам ее использовать, а?