«Красивая,- подумал Димка.- Как мама». И сразу опустились руки, горько стало во рту.

- Сынок, помоги-ка,- попросил его тот же пожилой красноармеец. Он сидел у стены с забинтованной правой рукой и левой пытался свернуть самокрутку. Пальцы не слушались его, и он посмеивался над собой: - Вот младенец, никак не приспособлюсь.

Димка подсел к нему, свернул самокрутку.

- Ловко! - покачал головой боец.- Давно куришь?

- Не! - сказал Димка и почему-то покраснел.

Красноармеец внимательно посмотрел на него.

- Ты здешний?

- Здешний. В этом доме живу! Жил…

- Вот оно что,- вздохнул пожилой. Задумался, затянулся и попросил: - Сходил бы наверх, как они там, а?

Димка оглянулся на Дину.

- Ладно, иди! - отпустила она.- Но недолго.

- Я мигом!

Димка поднялся на второй этаж в гостиную. Там было людно. У стен сидели красноармейцы. Ручной пулемет стоял на окне, растопырив ножки. Другой пулемет, станковый, примостился под окном на полу, глядя в продолбленную дыру. Красная кирпичная пыль скрипела под сапогами. Лента с желтыми патронами заправлена в прорезь пулемета.

- А-а, Димка! - встретил его улыбкой сержант Уруз-баев.- Как дела внизу, а?

- Внизу все в порядке,- ответил мальчишка, ощущая вдруг спокойствие при виде всех этих людей, пулеметов, и патронов, и гранат, лежащих у стенки.- А у вас как? - И он захотел высунуться в окно, но сержант схватил его за руку:

- Стой! Стреляют! Немцы рядом!

- Немцы? - удивился Димка - диким и чудовищным показалось это: немцы, фашисты, на улице Смоленской, у ворот собственного дома.

- Смотри сюда! - подозвал Димку русоволосый паренек и, уложив рядом с собой, показал на узкую пробитую щель.

Димка прильнул к ней. На противоположной стороне улицы мелькали какие-то фигуры. Они то появлялись за разбитыми стенами, то пропадали. В горле у Димки пересохло.

- Немцы? - спросил он шепотом.

- Они! - небрежно протянул паренек, словно речь шла о чем-то мелком, незначительном.

- Внимание! - раздался голос сержанта.- Приготовиться к бою. Стрелять по моей команде, да-а…

На дороге остановился грузовик. Немцы в кузове его что-то горланили, размахивали руками, наигрывали на губных гармошках.

- Пьяные! - удивился Димка.

- Радуются, сволочи! - стиснул зубы русоволосый паренек.- Думают, взяли Сталинград. Концерт устроили!

Он поставил поплотнее сошки ручного пулемета, прицелился. Остальные красноармейцы, стоя у окон, тоже приготовились к бою.

Димка оглянулся на сержанта. На скулах Урузбаева ходили желваки, глаза превратились в щелки. Он словно приклеился к трофейному немецкому автомату и замер так.

Димка посмотрел на фашистов в грузовике. Загорелые, здоровенные, с закатанными рукавами, они, охваченные пьяным весельем, казалось, ничего не замечали вокруг.

- Огонь! - крикнул Урузбаев, и пулемет в руках русоволосого паренька задрожал.

Повел свою грозную строчку «максим», ударили дружно винтовки и автоматы. Кинжальный огонь буквально сметал фашистов с грузовика. Они падали, корчились в предсмертных судорогах, прошитые свинцом. Иные удивленно вскидывали вверх глаза: видно, никак не ожидали, что в этом доме с выбитыми окнами кто-то еще остался.

«Вот вам,- мысленно приговаривал Димка.- Это за маму! За всех!»

Не прошло и получаса, как из глубины квартала выкатились цепи вражеских солдат. Фашисты не стали проводить разведку, выяснять, сколько русских засело в доме. Нет. Наглые от своей силы, от побед, они шли в полный рост, шли молча, без криков и выстрелов. Впереди - офицер в фуражке с высокой тульей и начищенных до блеска сапогах. Он шагал с показной беспечностью, высоко вскидывая ноги. Как на параде.

По команде сержанта снова ударили пулеметы, захлопали винтовки, цепь атакующих редела. Одни солдаты продолжали идти вперед, другие падали, прижимались к земле, скатывались в воронки, некоторые побежали обратно. Офицер, размахивая пистолетом, останавливал бегущих.

- Ай, шайтан! - крикнул вдруг Урузбаев и выстрелил в офицера. Тот схватился за бок и упал.- Ага! Бей!..

Прижимаясь щекой к прикладу, бил из пулемета русоволосый солдат. Гулко ахали винтовки, трещали автоматы. Стреляные гильзы со звоном катились под ноги Димке.

Новая цепь атакующих показалась на улице. Однако и она, попав под губительный огонь из дома, не выдержала, залегла. Немцы теперь двигались перебежками, ползком.

На противоположной стороне в развалинах заговорили крупнокалиберные пулеметы. Пули щелкали по стенам дома, взвизгивали на разные голоса.

- Патроны давай! - крикнул кто-то.

Димка бросился в соседнюю квартиру. Там тоже стоял сизый туман от пороховых газов и так же щипало глаза. Гулко гремели выстрелы. Какой-то боец, стоя на коленях, крутил ручку полевого телефона.

- Ромашка! - кричал он.- Ромашка, черт тя дери!

- Патроны! - тоже закричал Димка, и на него оглянулись бойцы.

Телефонист кивнул в угол, где у глухой толстой стены лежали ящики, накрытые плащ-палаткой. Димка схватил один ящик и, кряхтя, потащил к двери. Потом сбегал еще и еще.

- Отвалили пока,- подмигнул ему русоволосый паренек после очередной атаки.- Эй, все живы?

Два красноармейца лежали ничком у стены. Один боец, побледнев, пытался перевязать себе руку. Кровь крупными каплями стекала на пол. Дина с помощью Димки отвела раненого в подвал.

- Как там? - жадно спрашивал пожилой боец мальчишку.

- Пока отбились! - сказал Димка и опять поспешил наверх; Дина что-то крикнула ему вслед - он не слушал.

Урузбаев усадил Димку и показал, как заряжать пулеметные диски. Работа сперва не ладилась, потом проворные пальцы мальчишки заходили веселей.

- Здорово получается! - одобрил русоволосый.- Как тебя звать?

- Димка.

- Сталинградец?

- Коренной! - ответил тот с гордостью, и русоволосый похвалил его:

- Молодец! А меня Петром зовут. Я из дальней деревни. Ольховка называется. Небось не слыхал?

- Не слыхал,- честно признался Димка.

- Ну и ладно! Зато теперь мы с тобой земляки! Сталинградцы! Так ведь?

- Ой, верно! - сказал Урузбаев.- Все мы, значит, братья, да?

- Верно говоришь,- произнес молчавший до этого степенный боец с висящими усами, и Димка подивился его густому сочному басу.- Верно говоришь, все мы земляки. Все.

- Дядька Степан,- прошептал Петр Димке.- Ух, сильный, черт! Я с ним в разведку ходил.

И Димка с уважением посмотрел на дядьку Степана и с еще большим уважением - на Петра, который где-то там, в ночи, в двух шагах от врага, ходил в разведку.

- Опять пошли,- загудел дядька Степан.- Ну давайте, давайте!

…Димка забыл счет времени. Немцы яростно атаковали дом и здание новой школы, откуда тоже отвечали огнем. Бои шли, казалось, по всему городу - везде гремели взрывы и трещали пулеметы. Мальчишка едва успевал заряжать диски, а со всех сторон то и дело слышалось:

- Патроны!

Задыхаясь, Димка бегал с ящиками. «Когда же это кончится?!» - билось в мозгу. Ноги подкашивались, горло раздирал кашель. Дышать было нечем.

А немцы лезли. Уверенные, что гарнизон скоро сложит оружие, они атаковали непрерывно. Подступы к дому были усеяны трупами фашистов, защитники дома потеряли счет атакам.

- Патроны!

В очередной раз вбегая в комнату с ящиком у живота, Димка услыхал взрыв. Дядька Степан, закрыв лицо руками, медленно опускался у стены. Меж пальцев его просачивалась кровь. Немецкая граната рванула под самым окном, брызнув осколками. Близко раздалась чужая речь. Ударила автоматная очередь. Потом дом задрожал от разрывов снарядов.

- Все вниз! - приказал Урузбаев, и защитники спустились на первый этаж, где оконца были узкие, удобные для обороны.

- Ничего, еще подвал остался! - сказал кто-то.

Орудия и минометы непрерывно били по дому, снаряды и мины рвались на чердаке, в комнате, где еще минуту назад оборонялись красноармейцы. Наверху трещало и падало что-то. Люди с тревогой смотрели на потолок, с которого осыпалась штукатурка. Димка подумал, что это, наверное, падают гипсовые головки амуров.