— Ха! — изумился Хейно. А потом стал даже сердиться: — На кой ляд они нам сдались! Мне, во всяком случае, не нужно. Если бы это охраняло от осколков, ну, ладно. Или если бы они сказали, что ты, мол, свое отвоевал, а потому получай награду и ступай себе домой; Тогда другое дело. А если они мне дают свою побрякушку, чтобы я лучше дрался, так я просто ее не возьму.

— Это твое дело. А теперь пошли. Машина ждет, пора ехать.

На душе кошки скребли. Время, проведенное на базе, было как сладкий сон, и вот оно кончилось. Угрюмые, не глядя ни на кого, влезли они в кузов грузовика, где уже сидели, ожидая их, сержант и повар с бачком каши. Сержант хоть молчал, а повар, ничего не подозревая, сразу начал лезть с разговорами, расспрашивал, кто такие да куда направляются.

— Бараны! Не видишь, что ли? На убой нас везут! Понял теперь?

Кругом гремело и полыхало. Артиллерия и минометы противника вели огонь по плацдарму и по коммуникациям.

Действовала и финская артиллерия. На этот раз она звучала мощно. Потом в воздухе появились «штуки» — пикирующие бомбардировщики. Один за другим они разворачивались и с воем круто падали вниз, туда, где был плацдарм Эвряпээ, лишь у земли выравнивались, чуть не задевая верхушки деревьев, и скрывались за лесом. Могучие разрывы бомб поднимали к небу тучи земли и целые деревья.

Небо тоже покрылось разрывами. Зенитный огонь противника все усиливался. Один самолет взорвался в воздухе. Потом еще один не смог выровняться и врезался в землю. Но за ними шли другие, размеренно разворачиваясь друг за другом, словно в воздухе с ревом и скрежетом вращалась гигантская карусель.

— Черт возьми, теперь пусть рюсся дрожит! — возбужденно воскликнул Ниеминен. — Эти «штуки», скажу вам, страшная вещь!

Он искренне восхищался пикирующими бомбардировщиками и. радовался бомбежке, которая наверняка ослабит натиск противника.

Финляндия заключила договор с Германией о предоставлении помощи. Его ругали, над. ним издевались и смеялись, о нем спорили чуть ли не до драки, но договор вступил в силу, и теперь он, похоже, приносил свои первые плоды.

— Я думаю, теперь сосед не сможет наступать, по крайней мере в течение: некоторого времени, — продолжал Ниеминен.

— Да, конечно, он теперь враз лишился и живой силы и техники, — произнес Хейно с иронией. — Скоро уже он запросит мира. А мы станем диктовать условия. Недолго уж ждать осталось!

Хейно считал, что ничего хорошего договор с Германией дать не может, напротив, от него только вред. Договор этот закрывал путь к миру. «Теперь-то наши господа совсем, поди, одуреют! — думал Хейно. — Нет, черт возьми, я удеру. Я не останусь больше на вашей бойне!»

Он уже готовился потихоньку, запасался сухарями на дорогу. Но где-то в глубине души все-таки теплилась надежда, что господа, может быть, образумятся и постараются заключить мир. Ведь и Выборг уже был оставлен, и в Восточной Карелии приходилось все время отступать. «Ну чего же им еще надо? Чего они хотят добиться, на что рассчитывают?» Хейно снова и снова, думал об отце. «Что со стариком? Почему он молчит, как в воду канул? Если он погиб, я брошу все и уйду. А может, он подался в лесную гвардию? Так я тоже пойду!»

Их пушка стояла теперь на самом берегу Вуоксы. На той стороне, за рекой, пока еще были финские части, предмостное укрепление держалось. Там шли кровавые бои. Каждый день туда подбрасывали пополнение. Очевидно, командование решило удержать плацдарм любой ценой.

Когда Хейно и Ниеминен вернулись с базы дивизиона, они узнали свою пушку, но люди при ней были новые. Все зажиточные крестьяне из северной Финляндии или сыновья богатых крестьян. Ниеминен и Хейно чувствовали себя так, как будто попали в компанию иностранцев. Поэтому они старались все время держаться друг друга и даже дежурили вместе.

Командир дивизиона не показывался у них ни разу. Пушку то и дело перебрасывали с места на место. Похоже было, что капитан боялся появления танков и ждал их отовсюду. Хотя они были за рекой.

По-видимому, противник готовился нанести новый, более сильный удар по предмостному укреплению, поэтому их пушку перебросили сюда. Пока остальные рыли за бугром землянку, Хейно и Ниеминен несли боевую вахту у орудия. Они вызвались на это добровольно. Им надоело рыть убежища, которые все равно приходилось бросать и снова куда-то перебираться. Что-то подсказывало им, что и здесь они не задержатся.

А за рекой происходило что-то странное. К берегу выносили раненых. Еще и еще. Легкораненые шли сами. Ниеминен смотрел в бинокль, он никак не мог понять, что же там творится.

— Что они там затевают? Хотят переправлять раненых в этом месте через реку? Нона чем?

Противник стал бить из пушек по реке. Снаряды ложились густо, как град, перекрывая всю реку. Потом вдруг на том берегу застрочили автоматы. Перестрелка приближалась.

— Елки-палки, кажется, наши там отступают! — заволновался Ниеминен.

— Не кажется, а в самом деле отступают, — сказал Хейно. — Пойти объявить тревогу?

Беги скорее! На том берегу действительно отступали. Солдаты бежали к реке и бросались в воду, надеясь перебраться вплавь. Снаряды падали среди плывущих, преграждали им путь, вздымая огромные водяные столбы. Ниеминен с ужасом видел, как то одна, то другая голова скрывалась под водой.

И вдруг небо содрогнулось от грозного гула и воя летящих снарядов. В следующий миг противоположный берег покрылся разрывами и потонул в облаках поднятой пыли. Еще и еще. Финская артиллерия вела сосредоточенный огонь. Ниеминен чуть не плакал.

— Черт, сатана! Что же они делают? Стреляют по своим! Своих же раненых расстреливают!

В это время поднятые по тревоге солдаты подбежали к орудию и дружно потащили его назад. Ниеминен пришел в бешенство.

— Куда вы, черти? Драпать? — закричал он. — Разве вы не видите, на том берегу наши отходят! Надо помочь им огнем! Прикрыть их отступление! Стрелять надо! Иначе они не смогут переправиться и все там полягут!.. Остановитесь!

Никто не слушал его. Как будто он говорил с глухими. Проклятые северяне покатили пушку, а Ниеминен остался один, онемев от возмущения. «Неужели они слов не понимают? Или все они жалкие трусы?»

Хейно бросился к нему:

— Где же ты пропал? Чего стоишь как пень! Мы. переходим на новое место. Приказ капитана.

— На какое новое? Куда? Неужели и капитан спятил? Разве не видишь, там наших бьют! Мы должны поддержать их, прикрыть своим огнем, чтобы они могли переправиться!

Ниеминен показал на реку и вдруг замолчал. На поверхности воды больше не было видно ни одной головы. Он повернулся и пошел прочь как лунатик.

— Убийство… убийство… — бормотал он. — Своих же перебили. И это не была ошибка! Это нарочно! Я видел, я сам видел!

Пушку уже прицепили к тягачу, и все было готово к отправке. Ехали молча. Новая позиция находилась километрах в двух от прежней, у развилки дорог. Как только прибыли туда и стали окапываться, начался артобстрел. Все бросились в ровики, которые успели вырыть сантиметров на двадцать. Ниеминен и Хейно укрылись в лощинке меж двух больших камней.

— Как он, черт возьми, умудрился открыть огонь так точно? — крикнул Хейно. — Наверно, наблюдает за нами! Прямо как будто он нас видит.

В самом деле, это было подозрительно. Стреляли как будто, специально по ним, едва лишь они тут расположились. Но откуда неприятель мог наблюдать за ними, он все-таки далеко. И в небе не видно ни самолетов, нн аэростата. Нет, вероятно, это обычный беспокоящий огонь — рядом перекресток дорог.

После недолгой паузы снаряды опять начали рваться вокруг них. Ниеминен и Хейно распластались в. своей лощинке, стараясь прижаться к земле всем телом. И тут вдруг к ним плюхнулся кто-то третий, точно с неба свалился. Не сразу они пришли в себя. Это был Хейккиля. Он тяжело дышал, и тем не менее рожа его расплылась в сияющей улыбке.

— Войтто, черт, явился! — радостно закричал Ниеминен.

Вокруг опять стали рваться снаряды, и они снова прижались к земле. Когда наступило затишье, Хейккиля торопливо сказал: