- Может, это попытка замолчать смерть того чиновника, Бебби? - предположил Костас. - Если его и вправду застрелили саперы.

- Думаю, не все так просто, - расстановкой проговорил Джек. - Мне кажется, отчасти тут дело в шоке, испытанном или во время жертвоприношения. Далее, святилище. Скорее всего они увидели там то же, что и мы. Оба со школьной скамьи неплохо знали латынь. По свидетельствам современников, Уохоп во время походов читал греческих и римских классиков. И вот они прочли эту надпись - и связали друг друга обещанием никому не рассказывать о ней. Когда они уходили, обвал заблокировал вход в святилище, так что секрет так и остался между ними.

- Что случилось с ними после восстания?

- Уохоп перешел из саперного полка в Картографическую службу Индии. Об этом назначении мечтал любой офицер инженерных войск. Следующие двадцать лет он по большей части провел на северо-западных рубежах страны, постепенно продвигаясь из Белуджистана на восток. По поручению Пограничной комиссии Уохоп проводил съемку местности в районе, ныне известном как "линия Дюрана", намечая границу с Афганистаном. Его пограничные знаки дожили до нашех дней, точно как алтари Александра Великого. Уохоп славился как искусный и выносливый скалолаз, альпинизм был у него в крови. Но в конце концов его сразила малярия, подхваченная еще в Рампе, и в 1900 году ему пришлось досрочно уйти в отставку. Пролечившись пять лет на горных курортах Швейцарии, он вернулся в любимую Индию и стал исследовать уединенные приграничные долины, где жил среди диких племен и даже носил трацидионную одежду. Последний раз его видели в начале лета 1909 года, в Кветте. Тогда ему было пятьдесят пять.

- А Ховард?

- Из офицеров саперного полка он покинул Рампу последним, на месяцы позже остальных. Кроме него, малярия не пощадила никого - вероятно, тут сказалось детство, проведенное в Индии. Смерть полуторагодовалого сына Эдварда стала для лейтенанта страшным ударом. Ему прочили славную воинскую карьеру, однако Ховард предпочел путь инженера и поступил на службу в Индийское управление общественных работ, а чуть позже уехал в Англию, в Чатем. Там мой предок начал преподавать геодезию в Школе военной инженерии и с головой погрузился в академическую жизнь корпуса. Он активно участвовал в движении, из которого в конце концов вырос язык эсперанто - возможно, в памяти о событиях в Рампе, где бринатцам оказалось не по силам общаться с койя без переводчика. Возможно, так Ховард чаял искупить какой-то свой грех… В Индию он вернулся, лишь когда его дети подросли и разошлись по частным школам. Мне всегда думалось, что его выбор карьерного пути был во многом продиктован судьбой маленького Эдварда, желанием растить детей в нормальных условиях, в Англии. Но кажется, не все так просто. По-моему, след опять-таки тянется к 1879 году. И дело тут вовсе не в храме. Что бы ни увидел, что бы ни натворил лейтенант в тот роковой день, на душе у него осталась незаживающая рана. Может, причина в жертвоприношении. В невозможности предотвратить трагедию.

- Что-то воинской славой и не пахнет, - проронил Костас.

Прадеш сразу оживился.

- Мне понятны его чувства. Нет худшей участи для солдата, чем оказаться в ситуации, когда нужно делать дело, а у тебя ни полномочий, ни ресурсов. Мне довелось пережить это на себе, на миротворческой миссии в Африке. Бессилие перед лицом геноцида… Если вмешаешься и спасешь хотя бы одного человека, чувство беспомощности навалится на тебя с удвоенной силой. Один мой сапер застрелил страшно изувеченную женщину. Потом ее лицо стало преследовать его. Он говорил, что теперь вместо безликой массы убитых видит индивидов, реальных людей - и что это невыносимо. В кошмарах они являлись к нему и спрашивали, почему он не оборвал их страдания. Бедняга не смог с этим жить и пустил себе пулю в лоб.

Взглянув на лицо Ребекки, Джек сжал ее руку.

- Может, так же вышло и с Ховардом, - тихо сказал он. - Нам очень мало известно о том, как викторианцы справлялись с эмоциональными травмами. Ясно одно: людям, воспитанным на идеалах благородства и романтики, приходилось видеть и творить ужасные вещи. Потом они всю жизнь носили их в себе - наглухо закупорив в памяти, черпая силы в знаменитом викторианском мужестве.

- Значит, он возвратился в Индию… - напомнил Костас.

- …и здесь начинается самое удивительное, - откликнулся Джек. - Некоторое время Ховард трудился в Управлении общественных работ - строил мостя, каналы, дороги, параллельно управляя инженерным колледжем для местного населения. Наконец в возрасте пятидесяти лет, в 1905 году, он вернулся в действующие войска. Его назначили главным инженером Кветтской дивизии Индийской армии, база которой располагалась в Белуджистане, вплотную к афганской границе. Это была одна из "горячих точек" на карте Британской империи, чуть ли не самое опасное место на земле. Ховард быстро вошел во вкус, и поначалу всем казалось, что он задумал наверстать упущенное время. Однако в 1907 году, уже в звании полковника, он внезапно перевелся на половинное жалованье и вышел в отставку.

- Квета, - пробормотал Костас. - Не там ли обретался и Уохоп?

- В точку! - воскликнул Джек. - Мы подошли к ключевому моменту нашей истории. Итак, после Рампы пути офицеров расходятся. Не исключено, что еще в джунглях они продумали план действий на будещее, договорились в оидн прекрасный день вновь объединить силы. В следующий раз им удалось повидаться в 1889 году, когда Уохопа направили в Чатем на курсы повышения квалификации. Они даже написали в соавторстве какую-то работу о римских монетах на юге Индии и планировали представить ее в Королевском институте вооруженных сил в Лондоне, однако Уохопа срочно призвали на службу. Прошло почти двадцать лет. В 1907 году наши офицеры, оба в отставке, встречаются в Кветте. В качестве почетных гостей они посещают несколько офицерских столовых, заводят знакомство с Аурелем Стейном,³² часами прохаживаются по базарам и беседуют с путешественниками, присматривают снаряжение. И вот одним апрельским утром они закупают все необходимое: ботинки на шипованной подошве, обмотку для ног, твидовые бриджи-джодпуры, куртки из овчины, тюрбаны, рюкзаки, револьверы. Два немолодых полковника решили устроить себе последнее великое путешествие. Кветте такое не в новинку. Их провожает тибетец Хуань-Ли, слуга Ховарда, повсюду сопровождавший его со времен восстания сипаев, когда маленького Джона укрывали от войны в Тибете. Двое офицеров выходят в сторону Боланского перевала, в направлении Афганистана, и теряются в горах. Больше ни их, ни Хуань-Ли никто никогда не видел.

- Круто! - подала голос Ребекка. - Очень напоминает рассказ Киплинга "Человек, который хотел стать королем". Теперь понятно, зачем ты мне его подкинул на "Сиквесте II". Двое британских солдат пускаются в горы на поиски сокровищ…

- Сокровищ? - встрепенулся Костас.

- Кажется, Ребекка забегает на шаг вперед, - проворчал Джек.

- Вся в отца, - ухмыльнулся Прадеш.

- Ну и что хорошего все эти ребята находили в Афганистане? - поинтересовался Костас.

- Приключения. Войну.

Прадеш открыл небольшой дипломат у себя на коленях. Внутри были рядком уложены ордена - слева три звезды искусной работы, справа - три памятные медали. У двух к лентам крепились разноцветные пряжки, отмечавшие участие в отдельных кампаниях.

- Это ордена Уохопа. Перед исчезновением он завещал все свое воинское имущество полковому клубу-столовой мадрасских саперов, распорядившись, чтобы все было распродано с аукциона среди офицеров, а вырученные средства направлены в благотворительные фонды по борьбе с голодом. В молодости, еще до Рампы, он стал свидетелем ужасного голода 1877 года в Мадрасе, потрясшего его до глубины души. Однако к 1924 году, когда власти провели официальное расследование и объявили пропавших офицеров погибшими, ордена уже никого не интересовали. С тех пор они пылились в запасниках одного из бангалорских музеев. Я же придерживался мнения, что иъ должно хранить в старой штаб-квартире Картографической службы Индии вместе с личными вещами других исследователей. Эти замечательные люди всю жизнь посвятили картографии Индии, упорному труду на благо народа. Их индийские и пакистанские преемники говорят о них с гордостью и любовью.