Сделав знак рукой в виде прощального приветствия, Том пустил автомобиль полным ходом к главным мастерским по обработке и сборке генераторов холода.

Здание это имело высоты 20 метров, а по ширине 100 метров; в длину оно тянулось около километра и было снабжено вместо стен громадными окнами. Высокие колонны через каждые 10 метров поддерживали огромные своды, которые также были застеклены. Такое обилие света давало возможность производить самую тщательную обработку и точную сборку особенно важных частей, а именно, бесконечного числа лопаток из закаленной иридиевой стали.

Для удобства перемещения машинных частей имелось свыше сорока подъемных кранов, расположенных один над другим в два ряда, огромной грузоподъемности в 200 тонн и выше. Кроме того, было проложено вдоль здания несколько параллельных железнодорожных путей.

Вдоль стеклянных стен высились исполинские машины — токарные, фрезерные и строгальные станки необычайных размеров, которые захватывали в свои щупальцы подлежащие обработке части турбины. Резцы закаленной инструментальной стали, едва уступающей по твердости алмазу, сдирали со своих жертв длинные стружки, которые извивались, как змеи, и падали с глухим шипением. А ненасытные стальные чудовища своими острыми зубами-резцами опять принимались терзать куски металла, то издавая скрежещущие стоны, то взвизгивая от радости, что жертва принимала предназначенную ей форму и размеры.

Электромоторы с несколькими десятками полюсов и невероятным числом оборотов давали станкам движение и вторили им легким гудением, как бы одобряя их работу.

— Как поживаете, дружище? — сказал Хэд старому монтеру, который устанавливал новый резец для обточки турбинных дисков.

— Благодарю, мистер Хэд. Но время берет свое, и вот глаза стали слабеть. Боюсь, что вскоре из-за них буду не в состоянии доводить обработку до требуемой точности. Это очень грустно, — продолжал он, — я так привык к своему станку «Тобби», изучил все его капризы, сжился за десять лет работы с ним. Я мог бы управлять им, даже совсем лишившись зрения, но за должную точность я уже не ручаюсь.

— Вы достаточно поработали, Томсон, — ласково заметил Хэд, — и заслужили право на отдых. Я подумаю о вашей дальнейшей судьбе. Я не забыл, как мы вместе работали в механической мастерской мистера Карлея. Вы учили меня обращаться со сверлильным станком.

— Да, это было давно, мистер Хэд, — и Томсон включил электромотор, который проснулся с каким-то визгом, и на пол заструились извивающиеся змейки длинных стружек.

Хэд прошел дальше и выслушал объяснения старшего инженера монтажного отдела Джона Муррея о новом способе насадки турбинных лопаток, предложенном молодым рабочим Сумнером.

В то же время разговор со стариком Томсоном невольно перенес его в далекое прошлое и напомнил ему его первые шаги в механической мастерской Карлея, дружеское отношение здоровяка Томсона, его советы и наставления, как закладывать сверла в станок и по стружкам узнавать «переживания металла».

Проверив лично кривизну лопаток турбины и правильность насадки их, Хэд, в сопровождении нескольких инженеров, пошел к выходу. По дороге он посмотрел на термометр, который показывал температуру воздуха в мастерской 95° Ф. (35°Ц.), между тем как на открытом воздухе было более 131° по Фаренгейту.

— Вот что, Смит, — обратился он к одному из инженеров, — для увеличения трудоспособности рабочих надо, чтобы в мастерских температура воздуха поднималась не выше 86°. Поставьте для этого в каждом монтажном зале автоматические регуляторы температуры и добавочные озонаторы Хьюза. Пожалуй, следует включить днем и резервный генератор для охлаждения воздуха.

— Слушаю, мистер Хэд.

Уже начинало темнеть, когда Хэд окончил инспектировать монтажный отдел и, не заезжая на трубопрокатный завод, подъехал к испытательной станции.

Он прежде всего направился к лаборатории по металлографии, которой заведовала молодая полька Мария Чарская, окончившая физико-химическое отделение Инженерного Института в Чикаго.

Знаменитый профессор Уэй, под руководством которого она завершила свое образование, обратил внимание на ее работы по исследованию строения металлов и рекомендовал ее инженеру Хэду, когда он построил свою огромную испытательную станцию и металлографическую лабораторию при ней.

— Какие результаты, мисс Чарская, получились по исследованию нового сорта стали для турбинных лопаток?

— Очень хорошие, мистер Хэд! Термический коэффициент самый ничтожный. Удлинение одного погонного метра, при разности температур в 200° Цельсия, не превышает 0,1 миллиметра.

— Отлично, отлично, — радостно заметил Хэд, — значит, мы можем пренебречь расширением при нагревании от трения газов и еще уменьшить зазоры между лопатками и кожухом, а это на много поднимет коэффициент полезного действия.

— Вот только исследования по кристаллизации нового сорта стали показали, что нельзя увеличить числа оборотов выше 80.000 в минуту, — добавила Чарская.

— И это меня радует: для новых генераторов типа Д не потребуется больше 60.000 оборотов. Благодарю вас, мисс, за вашу работу. Да, кстати, — вспомнил Хэд, — профессор Уэй просил меня разрешить напечатать в Журнале Союза Инженеров ваше последнее исследование о кристаллизации и усталости металлов, произведенное в нашей металлографической лаборатории. Я охотно соглашаюсь на это.

— Тогда я приготовлю через два дня протоколы своих испытаний для печати, — и на лице Чарской, в больших голубых глазах, промелькнул огонек радости и удовлетворения.

— Сегодня я не успею зайти на испытательную станцию, так как вскоре должен быть на заседании Металлургического Синдиката. Я буду здесь завтра, после 8 утра вместе с вашим соотечественником инженером Комовым. Пусть мистер Руддик приготовит к испытанию генератор типа В для экспорта.

— Хорошо, мистер Хэд.

Том взял копии протоколов испытаний, сделал жест рукой, вместо упраздненных постановлением всемирного Медицинского Конгресса рукопожатий, и помчался обратно.

В кабинете Хэд имел еще несколько разговоров по радиофону.

Управления больших городов в виду непрекращающейся жары начали устраивать центральные установки большой мощности для охлаждения воздуха и снабжения им всех общественных и частных зданий.

Для осуществления этого требовалось большое число турбогенераторов, и Хэд получил несколько выгодных заказов, подтвержденных сейчас же телефотограммами.

Телефотограф представлял громадные удобства, так как давал возможность моментальной передачи точных фотографических копий деловых бумаг, и телефотограмма, согласно законодательству Америки, служила документом, имеющим юридическую силу наравне с оригиналом.

— Да, осталось только два часа до начала заседания, надо поторопиться, — сказал Том вслух и поднялся в бесшумном лифте на плоскую площадку, где была устроена небольшая воздушная станция для аэропланов.

К тому времени в Америке воздушный способ передвижения получил самое широкое распространение, хотя существовали еще и подвесные железные дороги и поезд-молния французского инженера Башлэ.[3]

Полная победа над воздухом была одержана после изобретения легкого и надежного в работе двигателя типа «Бэби» и исследований полета насекомых, произведенных при помощи кинематографа немецким профессором Блитцем. Эти съемки, произведенные в количестве свыше 100 в секунду, показали, что насекомые летают не так, как птицы. С увеличенных кинематографических снимков была перенесена на бумагу каждая точка крыла различных насекомых, и получены кривые этих движений. Оказалось, что большинство насекомых не машет своими крыльями, а вращает наподобие воздушного винта. Это открытие дало возможность осуществить новый вид летательной машины, отказавшись от поддерживающих плоскостей, как было в аэропланах начала XX века, и заменить их комбинацией из воздушных винтов с повышенным коэффициентом полезного действия.

Важное преимущество нового аппарата заключалось в том, что можно было подниматься прямо по вертикальной линии и парить неподвижно в воздухе.