— О, это так мило! — рассмеялась я, но вдруг вспомнив о суде и не увидев Дориана, вдруг нахмурилась. — А где Дориан?

— Он был в пути, когда мы созванивались, — кивает он, — Проспал! Представляешь! — рассмеялся он.

— А, вот как, — я чувствовала, что нещадно краснею и кусала губы. Кое-как мне удалось выпутаться из неловкого разговора и попросить у Кристиана прощения за то, что мне уже надо спешить, чтобы подготовиться.

Меня немножко расстроило и смутило, что кто-стащил мою небольшую звёздочку, висящую на двери гримёрной и поставил крест, который обычно ставят для не использовавшихся помещений. Но размышлять мне долго не пришлось — время поджимало. Переоделась я в два счёта: там, в общем-то и одевать было нечего. Первый костюм Клеопатры состоял из золотого свободного топа, едва прикрывающего грудь и длинной сатиновой юбки с длинными блестящими нитями — от самых бёдер, однако с огромными вырезами по бокам. Я уместилась за столик, стёрла губы, чтобы сменить цвет красного на матовый шоколадный. С грустью я подумала о своей подружке-гримёрше, которая уехала с новой молодой киноактрисой и оставила меня на произвол судьбы без грима. Опираясь одной рукой на туалетный столик, чуть ближе склоняясь к зеркалу, я начала красить глаза. Продлила стрелки, сделанные ещё раньше для дневного макияжа, сделав их более толстыми. Дело было за малым — тени и немного накладных ресниц-щёточек на уголки глаз. С синими и песочными тенями проблем не было. Но вот с ресницами… Я укусила губу и оглядела стол, копошась в разных коробочках, которые наверняка могли бы пригодится… но не сейчас. Тогда, когда тебе что-то надо, найти это практически нереально. Шумно выдохнув, я надела не самую удобную обувь царевны Египта (что-то вроде железных сланцев, покрашенных золотой краской), как и пожелал новый режиссёр, и вышла на поиски «щёток». В гримёрной рядом — закрыто, Камиллы нет. Через две двери — пусто и открыто. Уверена, Хелен не обидится, если я украду у неё четыре пучка.

Прикрепив их прямо у её зеркала, я закрыла дверь и пошлёпала в свою гардеробную, чтобы повторить текст и проверить, нет ли сообщений от Дориана. Взяв телефон и не обнаружив в нём ничего, что могло бы меня порадовать, я решила сама написать и порадовать его. Не думаю, что мужчинам обязательно делать первый шаг, когда вы уже состоите в отношениях. Я открыла поле ввода СМС… И вздрогнула.

Дверь в гримёрную резко захлопнулась. Я тяжко сглотнула, почувствовав, как задрожали мои руки, прежде чем увидела ноги в таких знакомых туфлях, а потом, подняв глаза, идущего на меня… ублюдка Ривза. Так, вдох-выдох, Лили. Я успела отправить Дориану высвечивающееся всегда, благодаря Т9 слово, — «SOS». Заблокировав кое-как мобильник, я не смогла уследить за дрожью и уронила его. Чёрт. Буквально сразу раздался звонок мобильника. Дориан… наша фото в Париже… слёзы навернулись на глаза. Всё вдруг отрывистыми частями. Бредли подошёл ко мне впритык, его нога легла на мой мобильник, и он треснул. Я чувствовала, что это начало конца. Судорожно сглотнув, я смотрела впереди себя и пыталась овладеть своим телом хотя бы мысленно.

— Помните меня, мисс Дэрлисон? — он положил руку на мою щёку, а вторую на бедро и крепко сжал, заставив сморщиться от отвращения. Мои ногти впились в ладони, ставшие бессильными и ватными. Головой я всё ещё понимала, что надо толкать, надо бежать, но над строкой этих действий было слово «заблокировано». Сердце бешено колотилось, хотя не было паники. Был ступор, смертельная тупость везде, и я уже с трудом соображала, а тошнота раз за разом подкатывала к самому горлу, — Вы выгнали меня из театра со своим любовничком Дорианом Греем… А теперь, милая, ты уйдёшь сама, на своих двух ножках. Потому что всё тебе здесь будет напоминать, как я тебя… — его рука уже сползла с бедра ниже и он проник под юбку к ноге, заставив меня громок всхлипнуть. Моментально его вторая скатилась с щеки на шею и крепко сжала, мешая дышать, — Молчи, сука. Я тебя трахну, трахну и ты будешь молчать. А если нет… то я расскажу твоему папочке, что ты строптивая, плохая девочка, которая не только не понимает намёков, но и силу, и по хорошему тоже не понимает, поэтому нам ничего не останется, кроме как… лишить её всего, чем она дорожит, чтобы она стала покорной и правильной, — я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание. Кислорода уже не было, только тьма. И шум — вдруг шум, такой спасительный шум, не прекращающийся стук в дверь…

— Это Дориан! Дори… ан! — истошно закричала я, сквозь слёзы и через пелену, уже теряя связь с реальностью увидела, как он влетел, откинул от меня Ривза, въехал кулаком ему в рожу, сел сверху и начал душить. Душить!.. О, нет!

Мои ноги меня не держали, я зажала свою шею руками, будто пытаясь проверить, не сломана ли она… Господи, почему мне хватает дыхания? Почему я ничего не могу сказать? Почему ничего не чувствую? Сквозь ручьи слёз в глазах, как через водопад, я смотрела на эту битву Дориана, я видела Марселя, который, кажется, тут же схватил меня и вынес на руках, передав меня… Теодору. Всё мутнело. Всё потеряло цвет и окрас.

— Дориан, Дориан, — еле слышно дышала я, видя, как в гримёрную входит свора охранников и полицейских, а мой Дориан кричит что-то, рвётся в руках Марселя… И больше ничего я видеть не могла. Наступила вакуумная, всепоглощающая темнота, от которой нельзя мне уже было оттолкнуться, или избавиться, или спастись. Бредли Ривз таял в кромешной тьме. Всё уходило далеко-далеко, я принимала это так, как должно.

***

Липкие руки, горькая вонь сигарет изо рта. Очень много перегара, злости и ненависти в бесцветных, пустых глазах. Нет, нет, нет! Отпусти меня! Пожалуйста, не надо, мне нечем дышать.! Тёмная рука, хоть он белокожий, тёмная и грязная рука на шее… не могу, я не могу дышать. Пожалуйста, освободите меня. Прошу, хоть кто-нибудь. Уже не могу сдержаться, плачу в голос:

— Пожалуйста, отпусти, пожалуйста, пожалуйста…

Внезапный холод и вдох льётся с губ, как и… вода? Марсель смотрит на меня пристально, щёлкает пальцами перед глазами.

— Марсель! Идиот! — в глазах начинает двоится Кристиан, — Не надо было так резко!

— Подожди, подожди, дед… Лили, ты меня видишь? — его голос звучит слишком громко, — Лили?!

— Да, да, — начинаю я выдыхать, оглушительно выдыхать.

— Я совсем не слышу её голоса, — нахмурился Кристиан.

— Это шок, дайте ей отойти. И сами сдвиньтесь, не облепляйте её, как мухи! — шикает Марсель и его голос… уже звучит иначе. Тише. Очень тихо. Я хмурюсь, отрывая взгляд от его лица, вижу двоящееся лицо Айрин, Софины, Дэйзи, Теодора… снова перевожу взгляд на Марселя и набираю полную грудь воздуха, пытаюсь сесть, но валюсь обратно. Они мне что-то говорят, но я не слышу.

— Где Дориан? — бормочу?.. Но все вдруг вздрагивают, Марсель с Кристианом отшатываются. Я что, закричала?

Ко мне подбегает Дориан. Его глаза красные, лицо бледно, он весь дрожит. Мой мужчина, моя любовь. Когда он склоняется ко мне, я не могу сдержать рыданий. И уши перестаёт закладывать. Я тяну к Дориану руки, крепко-крепко обнимаю его, чувствуя тепло и слышу его громкое дыхание. Какое оно у него почти всегда, когда она касается меня. Я кусаю губы, чтобы не плакать слишком громко. Слышу голос, его голос, такой бархатный и ласкающий:

— Малышка моя, маленькая моя, не плачь, я с тобой. Я люблю тебя. Я очень сильно люблю тебя, родная. Так сильно, что не могу описать… Моя, моя девочка, не плачь, только не плачь.

Я пытаюсь сдержаться, пытаюсь, но у меня просто-напросто нет сил. Я утыкаюсь лицом сильнее в его грудь, вжимаюсь в неё, вплетая одну руку в его густые тёмные волосы, а другую кладу на его шею, чуть царапая. Лишь сжимая в кулак осознаю, что что-то мне мешает, незнакомо… неужели тот ублюдок оставил след на моей руке?! … Ох, нет, это… это кольцо? Я тяжко сглатываю и оторвавшись от груди Дориана смотрю в его измученное, красивое лицо. На эти сухие губы. В эти истёртые кулаками глаза. Я притягиваю его лицо к себе и целую в мой самый любимый рот, болезненно стону в него от… рвущего изнутри ощущения покоя, защищённости, только когда он рядом. Мой любимый Дориан рядом, а я в его руках.