— Лили Дэрлисон, со мной случалось и не такое. Я знаю жизнь. И если этот слащавый режиссёришка смог быть с тобой убедительным, то я тоже попытаюсь, — он потёр висок, хмурясь, — Чуть больше двадцати лет назад, в Чикаго, когда я был заядлым игроком в казино, молодым обольстителем таких красавиц, как ты, пианистом в одном из самых хлебных ресторанов Иллинойса, со мной произошёл случай, который раз и навсегда заставил меня поверить в судьбу. Я никому, никогда об этом не рассказывал, даже Айрин, которой я доверяю всё в своей жизни — самое постыдное и самое прекрасное, — всё, что есть во мне, потому что она тот человек, который никогда меня не осудит и всегда будет на моей стороне… Так вот, в один из вечеров недели, посвящённой Шопену, своей игрой на бордовом фортепьяно я остановил одну из самых кровавых перестрелок, о которой тогда писали во всех газетах. Как сейчас помню, — он зажмурился, шумно дыша, — Я играл «Зимний ветер», со всей страстью, которая была во мне. В том зале погибли почти все. И обыкновенные посетители, обедающие в ресторане, и те, кто забил стрелку этим уродам без племени, которые до сих пор свободно передвигаются по этой Земле, потому что их отпустил хозяин, которому я спас жизнь… Я спас пятнадцать человек: хозяина, официантов и прочий персонал. Одна кухарка приводила с собой маленькую девочку лет пяти, свою дочку… Их держали на мушке, как и меня. Лили, мне приставили пистолет к виску, тот подонок бандит сказал: «продолжай играть одно и то же, тот же вальс, а если собьёшься хоть на одной ноте — я убью тебя, и всех, кто остался здесь в живых». Этот ультиматум… был одной из самых безжалостных вещей. Самыми безжалостными были слова Айрин, когда она соврала мне во время той наши встрече спустя годы… Слова… «Я ненавижу тебя». Боже, я отвлёкся, — он шумно сглотнул, потирая ладонями лицо. Дрожь пробирала моё тело от эмоций, что схлестнулись во мне от его слов. — В тот вечер люстры светили особенно ярко. Я играл час и не сбивался. Дуло было так близко — в один страшный момент мне действительно захотелось умереть, я подумал тогда, что жизнь моя бессмысленна… Но меня держали чужие жизни, которые зависят от меня. Я знал, что не могу погибнуть, потому что сейчас — пусть даже иллюзорно, пусть этот бандит врал мне, его грех, — другие жизни нуждаются в том, что я могу. Я знал, что могу что-то сделать и делал. Я трусить не умел никогда. Для меня лучше смерть, лучше риск, чем трусость. Этому я и стараюсь научить своих сыновей, — он сжал мою ледяную ладонь в своей руке, — Ничего не бойся, Лили.

Я бросилась ему на шею и крепко обняла. Слёзы были готовы бежать по моим щекам, но я сдерживала ком в горле и всхлипы. Теодор обнял меня в ответ и так мы просидели, в автомобиле, ни слова не говоря больше около пяти-восьми минут, десяти от силы. Я слушала эту тишину. Я всегда была впечатлительной, а сейчас это как-то особенно обострилось. Я хотела хоть что-то выдавить, что-то сказать, но голос осел где-то внутри меня, на самой глубине. Мелкая дрожь била меня.

— Вы не боитесь ничего, потому что за вас другие боятся, мистер Грей, — всхлипнула я, утерев нос рукой. Утирая слёзы в уголках глаз, я прохрипела:

— Вы замечательный человек и прекрасный отец. Этот случай сказал о вас больше, чем все те факты вашей биографии, о которых мне рассказал Марсель… Знаете, я… Чувствовала себя такой ненужной никому здесь. На протяжении нескольких лет, я ощущала только одиночество. А боль и обиду большую часть своей жизни. Я и подозревать не могла, что есть такие отцы, как вы. Мне не дали причин подозревать, — я тяжело сглотнула. — Дело Батлера, которым вы занимаетесь с Дорианом… У вас всё получится. Потому что вместе вы сила. А мой брат Шон и отец Эндрю…

— Значит, — нисколько не удивляясь, проговорил Теодор, — Они тебе родные?

— Да. Он родной отец, брат получается… сводный, от другой матери. Насколько знаю я, они пока действуют порознь. На том балу в честь весны Шон подошёл ко мне, попросил связаться с отцом, чтобы… тот согласился оказать ему содействие деньгами.

— Один миллион долларов — столько ему нужно, что осуществить свой план сделать из своей маленькой корпорации главенствующую фирму, — потёр висок Теодор, — Это будет маловато. Кроме того, нужны мозги.

— Он говорил что-то про стартовую сумму, — нахмурилась я, — Я не хотела ничего слушать, поэтому… плохо помню. Я сказала только, чтобы он помощи от меня никакой не ждал. Двадцать лет назад, когда мне было три… Отец ушёл из семьи. На самом деле, он вёл двойную жизнь. Та сволочь, которая родила от него Шона, была замужем за очень богатым и влиятельным человеком, мужа боялась как огня, но… Это длилось у них шесть лет. Муж умер. Она пришла и… забрала отца. Моя мать… так замучилась и замучила себя, что в двадцать девять перенесла микроинсульт. Я была тогда слишком глупа. Мама разрешала Батлеру брать меня на выходные. Шон, двумя годами старше меня, издевался надо мной. Доводил до слёз, ломал игрушки, оскорблял мою маму, мы дрались… А потом Эндрю Батлер хотел забрать меня у матери. Я страдала все семь месяцев, которые мама билась за меня в суде. Она влезла в долги, но… одержала верх, забрала меня. Она была вся седая, — я закрыла руками лицо, чувствуя, что губы дрожат, а пульс замедляется. Слёзы орошали ладони. — Я… с семи лет до шестнадцати носила фамилию «Батлер», не видя ни того, ни другого. Когда изменила её, то будто сбросила гору с плеч. Когда я в восемнадцать закончила школу, и поступила в актёрский колледж, то снова встретилась с Шоном… Он был дружелюбен. Сказал, что-то все старые обиды между нами должны быть забыты, что с отцом они не в ладу, ведь его мать застрелилась, когда узнала о новой «любви» Эндрю. Так я узнала о том, что они перестали общаться. С Шоном мы… пытались наладить отношения, но потом он… нанёс мне раны более глубокие, а потом… исчез на пять лет. И хоть бы ещё на двадцать пять исчез, — я утёрла слёзы с щёк. — Не хочу больше это всё вспоминать. Не хочу. Очень много воды утекло. И слёз, мистер… Теодор, — сглотнула я, посмотрев в его глаза.

Он утёр пальцами с моих щёк слёзы, с нежной улыбкой смотря на меня. Осторожно, продолжительно поцеловал в лоб, заставив дыхание замереть в гортани. Я сжимала пальцами ткань своих узких брюк, пытаясь побороть болезненное чувство признательности, что цвело и прорастало всеми корнями у меня в сердце. Я не раз слышала, что в нашей жизни всё неслучайно. Я знала, что каждый человек, заговоривший с нами ненароком, может однажды перевернуть с ног на голову всю жизнь. Так вот. Дориан был не дьяволом, а самым настоящим ангелом, душу которого хотят захватить страхи, сомнения и недоверие. У каждого своя боль, у каждого свой страх, свои демоны. Но спасение есть. Главное вовремя протянуть навстречу руки.

fever

Дориан

Эти пять дней без Лили были похожи на ад. Сегодняшняя встреча с ней — для меня сродни глотку свежего воздуха в знойный полдень. Я отчётливо понимал сейчас, что погряз и стремительно продолжаю тонуть в этой тёмной яме тоски и одиночества, подкреплённой сомнениями и подозрительностью по отношению к Лили. Эти мерзкие чувства вызвал во мне Хейн, словно злой колдун гром. На протяжении всей рабочей недели он подливал масло в огонь, называя Лили подставным лицом, шпионкой, да кем угодно, лишь бы ниже уронить её в моих глазах. Он говорил, что она служит другим Батлерам и их интересам, что ей не нужен ни театр, ни академия, что она преследует одну-единственную цель, одну-единственную задачу — задавить наш холдинг. И якобы, с этим злым умыслом, втирается в моё доверие, в доверие всей семьи в целом. На мои слова о том, что:

во-первых: Лили никогда не интересовалась бизнесом;

во-вторых: ни разу и рядом не стояла с офисом;

в-третьих: ни слухом, ни духом, — только из моих слов понимает, что с Батлерами ведётся борьба;

Он ответил: «Она хитрая, напрямую спрашивать не будет, а в итоге украдёт важную документацию или USB-накопитель. И ей, этой, истинно — мисс Лили Батлер, — не нужен офис, ведь она проникла в дом ваших родителей! Какая там известность — кто-то по её нравоучению и залил её комнатку в общежитии! Она обо всём знает, и ей не надо ничего выведать, потому что так она сможет сдать себя. Она далеко не глупа: деловитая, подлая змейка, мистер Грей! Она начнёт разузнавать о вашем отце, сблизится, пожалуй, с вашим братом, с матерью, она научится дёргать за нужные ниточки. Понаблюдайте за ней ещё, не спешите дарить ей свою квартиру».