— По-моему, ты очень мило стесняешься.

— Прекрати, — я накрыла руками щёки, смеясь.

— Эй, ты чего такая бордовая? — расхохотался он.

— Дурак! — вырвав клочок травы, я засыпала её его голову.

Он, смеясь, отряхнулся, закинул меня на своё плечо, заставив захохотать и висеть вниз головой. Я болтала ногами в воздухе, брыкаясь и хохоча.

— Отпусти меня! — я обеими руками шлёпала Марселя по заднице.

Он начал кружить меня, на что я стала пронзительно визжать. Земля мчалась перед глазами.

— Остановись!

— Хватит дёргать ногами. Ты сейчас выбьешь мне лицо!

— Заслужил тогда! — расхохоталась я.

После долгой борьбы, он отпустил меня. Дурачась и смеясь, мы шли по выстриженной траве, — в основном ничего не говоря, — нам было достаточно посмотреть друг другу в глаза, чтобы начать смеяться. Через десять минут, запыхавшиеся и уставшие, мы достигли конюшен и «домика» ковбоя. Теодор поприветствовал нас жестом, слезая с коня.

— Что, обидели Джеймс-Дина? Вон он, сам вернулся, воду хлещет, — кивнув в его сторону, сказал он.

— Нет, никто его не обижал. Мы дальше решили пройтись пешком, — улыбнулся загадочно Марсель.

— Смотри мне, — щурясь от солнечного света, строго произнёс Теодор, глядя на сына.

— Вы нашли Раду? — робко спросила я.

— Она сама нашлась… Вместе с моим самым блудным сыном.

Я сглотнула, почувствовав с прилившей к щекам кровью, пристальный взгляд на моей спине, прожигающий и такой знакомый.

— Дориан, — сказал Марсель, посмотрев сначала позади, а потом на меня.

Я не могла не обернуться. Ветер подул мне в лицо, как бы прося это сделать, без всякого промедления. Я сжала кулаки и осторожно повернула голову, а затем и полностью оказалась лицом к лицу с картиной, которая заставляет сердце замирать: Дориан — в абсолютно белом наряде — брюки, свитер, больше подходящий для игры в гольф где-то в высшем свете, — и такая же белоснежная обувь. Он кормил, в тон своему наряду, белую кобылицу, ту самую Раду. На его сильных руках были белые перчатки, которые он снимал, окончив трапезу в недавнем времени «потерявшейся» лошадки, когда шёл к нам. Щурясь от солнечного света и чуть улыбаясь, он встал напротив меня, заставив меня любоваться чуть ли не на его пупок. Ладно, выше. На рёбра. Как можно быть таким высоким? Я задрала голову, чтобы посмотреть в его глаза и сглотнула, когда он молча кивнул мне.

— Привет, — сказала я, делая шаг назад.

— Не ожидал тебя увидеть здесь.

— А я тебя, — улыбнулась я, — Весь в белом… красавчик.

— Правда?

— Возможно, — выгнула я бровь, пропуская сквозь пальцы волосы.

— Ты уже каталась? — он как коршун следил за моей рукой. Многие парни оценивали это, как кокетство или подобие флирта, — однако это было одной из самых обыкновенных моих привычек, сродни тому, как я без всякого умысла тру ключицу, или кусаю губу.

— Да. С Марселем. Мы даже успели упасть, — улыбнулась я. Дориан с тревогой принялся осматривать меня, шевеля по моему телу одними только зрачками.

— Расслабься, эй, — я взяла его руку и крепко сжала, — Со мной всё хорошо. Твой брат принял удар на себя. Верно же, Марсель?

— Да какой удар, — ответил, глядя на наши с Дорианом руки, — Так, ерунда.

Грей испепеляющим взглядом смотрел на брата. Мне было страшно от его умений творить глазами нечто невероятное. Как дьявол — вытягивать душу или ещё хуже — останавливать сердце.

— Тебе к которому часу в театр? — как бы ни замечая, спросил Марсель.

— В восемь, — шепнула я, не отрывая взгляда от Дориана.

— Сейчас семь. Я довезу тебя.

— Нет, я довезу её.

Братья испытующе смотрели друг на друга. Больше ни слова не говоря Марселю, «блудный сын» Теодора Грея повёл меня за руку к автомобилю. С отцом он попрощался коротким кивком, было понятно, что расстаются они ненадолго. Неужели, Батлер — правда угроза? Он всегда был злым, глупым чурбаном, не имевшим ни собственного мнения, ни собственных идей. Он зло от зла, как он может в чём-то быть сильнее? В чём-то победить? У меня по коже шёл мороз оттого, что Дориан и Шон могут сойтись в схватке. Их силы неравны: Дориан во многом выше его, — в этом можно убедиться даже зрительно, или после нескольких минут общения. Однако этот придурок и не думает отставать.

— Как прошла неделя? — спрашивает меня Дориан, плавно ведя машину.

— В подготовке к экзаменам в академии. Выходные я просто вынуждена провести в театре, — печально вздохнула я. — Новый режиссёр, роль Клеопатры… надо ко всему привыкнуть. Заново.

— У тебя всё получится, — он улыбнулся мне. — Ты успела позавтракать?

— Нет. Мы спешили догнать рассвет, так что…

— Я отвезу тебя в одно место, где фаст-фуд подают в ресторанном формате, — улыбнулся он.

— Спейс-Ниддл, что ли? — выдохнула я.

— Круто, да?

— Подожди, а мы успеем?

— У нас в запасе тридцать минут.

— А разве он не в девять открывается?

— Доверь это мне, — широко улыбнулся он.

А другого ничего больше и не оставалось. Дориан сделал звонок какому-то очень милому дядечке, который тут же «включил» нам лифт. Мы поднялись за считанные минуты, сели за столиком у огромного окна, в той зоне, которая расположена напротив смотровой площадки. Заказ мы сделали достаточно быстро, и так же быстро нам его принесли, потому что Дориан попросил себе один несчастный капучино. Я с восторгом наблюдала пейзаж Сиэтла, утопающий в утреннем тумане за окном. С большой охотой ела, после короткой, — для меня, — ночи, и невероятно захватывающих скачек. Дориан долго молчал, я заполняла эту паузу картошкой-фри, наггетсами и кофе из автомата. Наконец, он произнёс:

— Ты злишься на меня?

— За что? — сглотнула я.

— За то, что долго не появлялся

— А я… разве имею право делать это? — я добавила сахар в пахнущую корицей жидкость, медленно помешала ложкой, — Дориан, я не злюсь. Я просто… Кажется, скучала. Я чувствовала себя лишней, поначалу. Только вчера, вроде бы, всё как-то… пришло в норму, что ли. За исключением моих отношений с Софиной, — грустно ухмыльнулась я, — Кажется, вчера, она одной фразой высказала всё, что обо мне думает. И меня несколько расстроило, что ремонт продлевается. Но так было до прихода вчера ночью в мою комнату Марселя…

— Марсель приходил к тебе? — он пристально смотрел в мои глаза. Мне хотелось превратиться в маленькую соринку на гриве Джеймс-Дина, чтобы ветер меня сдул отсюда. Дурочка, зачем я сказала?

— Да. Мы говорили о… Теодоре.

— Об отце? — его голос стал ещё более угрожающим.

— Он вступился за меня во время ужина, — «и не только», — подумала я. — Мне просто хотелось узнать о нём больше. Он замечательный человек. Это была его идея отвезти меня на эскадрон.

— Кажется, ты нравишься всем в моей семье?

— Получается, так, — я прикусила губу, — Повторю, что… За исключением Софи.

— Софи ко всем относится поначалу предвзято, но у неё доброе сердце.

— Я и не буду с этим спорить. Мне кажется, её просто выводит из себя факт того, что я, практически, никто, а живу в доме твоих родителей.

Я допила кофе. Дориан молча, пристально смотрел на меня, будто бы изучая. Я нервно постукивала пальцами по столу, то и дело, посматривая на часы. Театр от Спейс-Ниддла в пяти минутах ходьбы, поэтому я могла особо не торопиться, а сидеть и страдать от этой, несколько затянувшейся, тишины.

— Лили, скоро закончится ремонт, и ты переедешь, не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — передёрнула я плечами.

— Я, знаешь ли, — сделал он небольшую паузу, — Тоже… постоянно думал о тебе. Я всегда боялся скучать по кому-либо, но ты, — он взял меня за руку и крепко сжал, — Показала мне, что это не страшно.

Я растерянно моргала. Неужели, Дориан говорит это мне? Мне. Он.

— Разве… Джессика не скрашивала твоё одиночество?

— Я последний раз видел её тогда, в театре. Когда мы с тобой увиделись впервые.

По сердцу прошла дрожь. Неужели, он обманывал меня тогда? Зачем? Я ловила губами воздух, пытаясь сказать хоть что-то, но слова застревали в горле. Его глаза сканировали меня, смотря так глубоко и пристально, без секундного перерыва.