— Только тогда, когда я этого захочу, — нагло сказал я.

— Да ты!.. — Лили негодующе стиснула челюсти, — Я даже не хочу больше говорить с тобой! Ты совершенствуешься только тогда, когда твой рот закрыт, — схватив полотенце с дивана, с громким хлопком закрыла за собой дверь.

Я шумно выдохнул, осторожно поправил букет цветов в вазе, мысленно повторяя себе: «я знаю, что делаю». Но если честно — «нет, я понятия не имею». Что только что во мне проснулось к ней? Чувство заботы? Тогда почему она воспринимает его в штыки? Чёрт подери, почему я всё делаю не так, как нужно?! Я потёр руками лицо. «Она остынет, Грей», — успокаивал себя я, — «Она устала, а ты ей хамишь, у девочки „лайнерная“ болезнь и ей сейчас не до твоей странной манеры флирта». Переведя дыхание, я начал стягивать с себя свою чёрную утеплённую водолазку. Сложив её, я достал из своей сумки удобный комплект Adidas и начал разминать шею. Моя спина, будто бы, встречала направленные на неё лучи солнца — так жгло… от взгляда Лили. В раздумьях, я совсем не услышал, как она вышла из душа, выключила воду и вот… Здесь, предо мной. Она. На ней был просто сногсшибательный костюм из чёрного гипюра — невероятно короткие шортики, топ на тонких бретельках, полупрозрачный в зоне живота. Я сглотнул, обернувшись к ней всем корпусом, и заглянул в глаза. Она медленно продолжала вытирать полотенцем влажные волосы. Когда я сделал шаг в её сторону, она встряхнула полотенце и принялась его складывать.

— Милая пижамка, — улыбнулся я.

— Вообще-то, я не думала, что буду в этом номере с совершенно посторонним мужчиной. Если бы знала, то подыскала бы себе нечто менее сексуальное… Хотя, это трудно, — пожала она плечами, — У меня всё бельё такое, — она посмотрела мне прямо в глаза. Дрожь прошла по спине.

— Коллекционируешь? — отчего-то хриплым голосом спросил я.

Её глаза внимательно изучали мою грудь, пресс. Она подошла так близко ко мне, что я не мог не чувствовать её горячее дыхание.

— Ношу, — я смотрел сверху вниз в её глаза. И терял связь с мозгом.

— Вижу, — сглотнул я, — Ложись спать… Ты… устала.

— Дориан, расслабься, — шепнула она, встав на носочки, и поцеловала меня в щёку, — Ты принёс вино. Иди в душ, а потом возвращайся и мы выпьем. Хорошо?

В моей груди всё перевернулось, место поцелуя горело. Её глаза были так близко к моим, от её тела шёл жар, накопленный горячими струями душа. Она пахла жасмином и цитрусом, — у неё изумительный вкус даже на гель. Я почувствовал, что хочу поцеловать её. Это чувство было таким острым, что горло пересохло. Я не мог ничего ответить, только кивнул ей и пошёл в душ, взяв полотенце к одежде, которую держал в руках.

Стоя под прожигающими струями, я стискивал зубы и тёр обеими руками лицо. Я сам пошёл на эту муку, я сам подписал себе этот приговор быть с ней рядом, так близко. Однако я с ужасом для себя принимал факт того, что в этой смертельной близости рядом с ней, мне намного легче дышать, передвигаться и чувствовать. С ней будто есть свобода, будто у неё ключи от всех дверей, в том числе и от меня самого. Я тёрся мочалкой до скрипа, пытаясь привести своё размягчённое тело в чувство. За что мне досталось это страдание? Эта девочка — наваждение, только и всего, но почему столько эмоций и мыслей? Ещё немного и они свяжут мне петлю, в которую Лили мне поможет просунуть голову, прося склониться к её манящим губам…

«О, Господи, Дориан, хватит!»

Тщательно высушив тело и волосы полотенцем, я оделся и вышел из ванны. В комнате было странно тихо… Я непроизвольно улыбнулся, когда увидел Лили, уснувшую на диване, не в самой грациозной позе. Она была ещё больше похоже на ребёнка, такая умиротворённая, безмятежная. Вино она успела открыть — чайная чашка была наполовину пуста. Я убрал покрывало с постели, отодвинул одеяло. Бесшумно подошёл к ней, со всей осторожностью взял на руки — и остро почувствовал, как дрогнуло моё сердце от дежавю, — положил на постель, поправил подушку под её головой. Она приоткрыла глаза, громко выдыхая.

— Дориан…

— Спи, спи, — шепнул я, накрыв крошку одеялом.

— Ты будешь спать? — сонно бормочет она. Я улыбаюсь, ложась рядом на другую сторону постели и смотря на неё. — Будешь? — ух, настаивает!

— Нет. Я буду смотреть на тебя, — шепчу я.

— Только после того, как наденешь повязку на глаза, — она шире приоткрывает правый глаз, совершенно сомкнув другой.

— Тебе жалко? Я ведь хочу полюбоваться, — сдерживаю смех я от её полуспящего личика.

— Чему ты полюбуешься? Тому, как расширяются мои ноздри? — я уткнулся в подушку, предупреждая смех.

— Ох, Лили, — я провёл рукой по её щеке, когда её глазки совсем уснули, — Я полюбуюсь на то, какая ты настоящая, спокойная, расслабленная… И на то, как ты молчишь, маленькая острячка.

Я с улыбкой смотрел на неё: она спит, спит так безмятежно рядом со мной. Я не смог сдержаться и не погладить её шелковистые волосы, её лицо снова было так близко к моему. «Лили», — шепнул я её имя в звенящую тишину комнаты. Мне показалось, что она улыбнулась в сумрачном свете ночника. И улыбнулся на эту улыбку. Сглотнув, я пристально смотрел на её губы, веки, локоны, лежащие на груди и на плечах. «Только бы не засыпать, только не засыпать», — шептал себе я, ощущая волны тепла и покоя, обволакивающие каждую клеточку тела. Моё дыхание уравнивалось с её дыханием, глаза застилал её спокойный сон, уши ласкало сопение… Это самый прекрасный звук, Лили Дэрлисон, ваш самый прекрасный звук. Дрожь пробежала по моей спине. Я гладил её пальчиком по нежной коже, не тревожа сна. Я хотел стать частицей этих бледных рук. В эту секунду, я вдруг подумал, а чтобы было со мной, если бы эта девочка влюбила меня в себя, влюбилась сама, а потом… потом ушла к другому? Потому что в ней перегорело. Потому что она со мной устала. Потому что ей со мной больно, тяжело, скучно. Потому что она перестала желать меня, перестала получать удовлетворение от нахождения вдвоём. Потому что ей со мной… надоело. Я зажмурился, будто это со мной уже случилось. Снова смотря на неё, я шептал: «Пусть всё остаётся как есть». Глаза мои закрывались, сознание уплывало совсем далеко, но её образ меня не отпускал.

…Проснулся я, когда едва светало. 5:39, бесспорно и естественно. Я плотнее укутал в одеяло Лили, она повернулась на другой бочок и замычала. Я поцеловал её в сонную щёчку и… Резко отдёрнулся. Мне хотелось дать себе пощёчину! Что за?.. Я просто ещё не проснулся. Вот в этом и есть весь курьёз… Встав с постели, я потёр руками лицо и как можно более неслышно прошёл в душ. Освежившись, я оделся и, закрыв дверцу номера, спустился к ресепшену и спросил насчёт room-service, действует ли он и если да, то почему нет телефона, по которому можно связаться с персоналом. На это женщина с кривоватым ртом сказала, что «некоторое время услуга будет приторможена». Тогда я моментально вспомнил о Фолке, который привёз деликатесы в этом зимнем городе прямо к отелю. Погода ночью была ещё более скверная, чем вчера. Сыпал снег с дождём. Утром осадков не было, но слякоть и грязь с мокрым снегом покрывала улицы. Забрав пакет привезенный Фолком, я влетел обратно в отель, на нужный этаж, и остановился, когда увидел, что у двери нашего номера стоит девушка.

— Доброе утро, — любезно поздоровался я, открывая дверь номера.

Она шокировано моргала, приоткрыв рот, смотрела на меня.

— Доброе, — наконец выдавила длинноногая особа, — Я Ника, хотела позвать Лили завтракать… Вчера я стучалась прийти посмотреть что-нибудь страшненькое, но никто не открыл… И думала, всё ли нормально?

— Всё замечательно, — ухмыльнулся я, подмигнув, и закрыл за собой дверь.

Физиономию этой девушки нужно было видеть… Если Лили Ника устроит допрос по поводу меня, я пойму, что это — моя вина. Я как можно более бесшумно достал фрукты из пакета: больше всего меня впечатлило, где Фолк добыл такие огромные гранаты в мае: кровавого цвета, тяжёлые, крепкие?.. Одну из голов — я просто разрезал напополам, второй, порезал как цветок и разложил на поднос. Третий просто положил рядом, сделав небольшой надрез. Другие ягоды: виноград и клубнику — я решил помыть. Закончив, более-менее красиво разложил их на тарелку, и вышел в комнату. И узрев её, замер.