— Благодарю вас, мистер Хейн, мистер Грей обязательно учтёт ваши замечания, — спокойно проговорил он в ответ.

— Да, учту, — добавил я, кивнув, — И попрошу вас, мистер Хейн, не прекращая заниматься вашими прямыми обязанностями, взять на себя Батлера. Прежде всего, соберите как можно более полное личное дело на него и в течение недели занесите ко мне в кабинет. Я говорю при всех вас. При секретном отделе ФБР, при экономическо-правовом, общественном, бухгалтерском, техническом и других, что делом Батлера, теперь занимается мистер Хейн. Кларк, распорядись, распространи информацию более подробно и проследи за тем, чтобы она не вытекала за пределы офиса. Всё, что нужно мистеру Хейну по поводу нашего потенциального «уничтожителя», прошу предоставить и слушать его. Уверен, он сможет разработать достойную стратегию. Верно, мистер Хейн? — я посмотрел в его изумлённые, счастливые глаза.

— Верно, мистер Грей, — яро произнёс он и с широкой улыбкой, крепко пожал мою руку, — Всё будет сделано, не сомневайтесь.

— Я на вас рассчитываю, — заключил я, — Полагаю, на этом заседание можно закончить. Все свободны. Кларк, останься, — кивнул я ему, когда все потоком стали покидать зал.

Он снова сел рядом со мной и, поправив часы, дождался, пока все до единого сотрудника не ушли. Посмотрев мне в глаза, он чуть склонил голову вперёд, как бы подготовившись принимать к сведению то, что я хочу сказать.

— Кларк, подыграй Хейну и вместе с тем не спускай с него глаз. Жажда зарплаты и повышения в нём так сильна, что этого Батлера он сможет разорвать на куски. Его проблема в том, что у него нет способности руководить: расположить к себе других — вести за собой. Он считает, что мы с тобой слепо управляем, а не действуем в соответствии с гуманными обстоятельствами. Я понимаю, что ты чувствуешь после его тирады, но очень тебя попрошу: постарайся с ним сладить. Его карьерная муха очень резва. И это сыграет на руку компании.

— Я вас понял, мистер Грей, — чётко произнёс Кларк, — Вы же знаете, что всегда можете рассчитывать на меня.

— Да. И рассчитываю.

Кларк улыбнулся мне, кивнув.

— Могу идти?

— Да, — сказал я. Когда он уже уходил, я остановил его на полпути. — Кларк.

— Да, мистер Грей?

— Зови меня Дориан. Мне с тобой повезло, — улыбнулся я. Мне показалось, что он просветлел изнутри.

— Хорошо, мистер… Дориан, — он с широкой улыбкой кивнул. Я проводил его глазами до самого выхода, а потом и сам покинул зал заседаний, вернувшись в свой кабинет.

Когда Оливия принесла кофе, я разбирал отчёт за отчётом, будто щёлкал семечки. Какой-то внутренний подъём усилился во мне, когда я понял, что заручился поддержкой ещё большей, чем прежде. Я нисколько не сомневался в честности намерений Хейна: ему просто никто не давал шанса, он не пробовал ещё выкладываться на полную катушку, но это нужно любому начальнику — дать проявить себя тому, кто горит этим желанием. Может, в этом его предназначение, более интересное, чем прочая экономическая ерунда? Отпив горькую жидкость, я откинулся на спинку своего кожаного кресла и нахмурился, задумавшись. Посмотрев в огромное панорамное окно, я любовался синеющим с каждым часом сводом небес… Не с того не с сего, мне вспомнилась Лили, такая красивая, улыбающаяся, как вчерашним вечером. Её улыбка, и это, с некоторой издёвкой: «Продолжайте совершенствоваться, мистер Грей».

Я улыбнулся своей мысли. И не мог не набрать номер Гарри и не спросить: будет ли что-либо сегодня в театре с ней?

— Нет, Дориан, к сожалению, нашу с тобой любимицу сегодня повезут в захолустье с пьесой «Ромео и Джульетта». Половину труппы увезли в тот мёрзлый городок… Забыл, чёрт, как его. Там говорят, до сих пор, в мае, мокрый снег сыпет. Холод! Говорил я вчера: «возьмите другую Джульетту», но наш директор непреклонен: «Дэрлисон» и баста! На прочность проверяют девчонку, что ли? Никому теперь не нравится ни игра Ванессы, ни, кхм, весьма талантливая фигурка Розмари. Лили — вот, чего все так хотят! — рассмеялся он.

— Весьма досадно, — проговорил я, сдвинув брови, — Когда они летят?

И почему она ничего не сказала о том, что собирается уехать? А почему я, дурак, не спросил, отчего ей нужно покидать бал так рано? Наверное, она планировала готовиться, собирать вещи, возможно, этот вечер был ей в помеху…

— Через полтора часа. Проект международный, «Арт Миграция», медлить нельзя.

— Я могу участвовать в этой поездке, как спонсор и театральный критик с некоторым стажем? — тут же спросил я, — Я изучил этот проект. Он бесплатный, оплачивается из инвестиций «Арт Миграции», а после спектакля состоится обсуждение. Я хочу поучаствовать.

— Боюсь тебя огорчить, Дориан, но в этой американской деревне всего один отель! Условия конечно не самые худшие, но мест нет совершенно.

— Я найду себе место. Внеси меня в список прибывших с театром и оплати билет. Понял?

— Ты что, с ними полетишь?

— Да, представь себе, — улыбнулся я.

— Господи, Бог мой! Дориан! Неужели, мисс Дэрлисон, ставшая примой нашего театра по чести и совести, так завлекла тебя?.. Хотя, — он сделал короткую паузу, — Кого она только не очаровала?

— Ты знаешь ещё, очарованных ею? — стараясь не скрипеть зубами, произнёс я.

— Конечно. Я! — рассмеялся он. Я закатил глаза.

— Ладно… Ты понял, что я хочу?

— Дориан, тут такое дело… билетов на самолёт тоже нет.

— Послушай, Гарри. Мне надоело это долбанное «нет». Скинь эсэмеской точную информацию, куда они летят, во сколько точно и где они остановятся, иначе я пожалуюсь на тебя твоему боссу. И на твои ежемесячные премии мне будут оплачивать места в каждом турне. Сделай, что я сказал. Но в список с труппой — внеси, — прошипел я зло и бросил телефон.

Вот же старый козёл! Очарован он, чтоб его, ею. Да плевать мне, кем ты очарован и кем проклят. Единственное, что меня интересует, это Лили. Я должен изгнать её из своих мыслей, из своей головы, пусть даже этим не самым прелестным способом «через кровать». Вытащить её из себя — это всё, что мне нужно, чтобы продолжить жить, как жил, спокойно работать, найти новую хорошую Сабмиссив, вернуться в свою колею. В кого я превращаюсь? Вчера я испугался сам себя, хотя… хотя почувствовал освобождение. Я испугался того, что не сдерживаюсь. Я уже ни в чём не могу сдержаться перед нею. Что за рабское чувство поволокло меня за ней, провожать её? Почему она так до ужаса прекрасна?

Мысли клубились шумным роем в моей голове. Я больше не мог сидеть на месте. Да и, к тому же, Гарри, по всей видимости, испугался возможности осуществления моей угрозы и прислал с помощью мобильной связи всё, что я просил. Покинув офис, я поехал в квартиру, собрал в сумку некоторые вещи и отправился к аэропорту Pasific, на котором располагалась личная площадка аэрокомплекса «Grey». На мгновение у меня промелькнула мысль, почему бы не создать собственную авиалинию, чтобы совсем сбить того мистера Батлера с пути противостоять нам? Эта мысль была для меня так же заманчива, как и одна-единственная ночь с Лили. Без всяких проблем, обязательств, лишних дум и слов. Просто ночь, которую мы можем разделить с ней на двоих, а наутро разойтись, будто с ней ничего и не было, а в моей жизни она вообще никогда не появлялась. Не знаю, как я вбил себе это в голову: «я пересплю с ней, и моя проблема по поводу затмения мыслей её чарами исчезнет». Почему я так решил? Потому что любовь есть только по слухам, по рассказам окружающих, по книгам, сказкам, сплетням и всей той ерунде, с помощью которой можно завладеть сознанием в массах. Стереотип, нет её, любви этой. Есть похоть, которая лишает рассудка. Похоть, из-за которой ты забываешь свои собственные планы, мысли и полагаешься на чувства. Что значит — чувства? Это импульс. Это короткая боль. Или длинная. Проходящая, продолжительная. Остро ощущаемая и незаметная. Все чувства — это боль, короткое замыкание, ток, дарованный на несколько несчастных секунд. Люди не любят. Они желают чувствовать боль и делать больно. Все люди — мазохисты, которые, в большей степени, не желают признавать это, чем вовсе не понимают.