Дуга 42.
Рассказ Иоанна произвёл на людей, его окружавших, неожиданное для него самого воздействие. Вдруг они загорелись огнём сотворчества с ним - и один за другим стали просить слова. Первой попросила слова Галина Бестужева - женщина, у которой в глазах была усталость. Она говорила о какой-то женщине, говорила почти стихами; но с такой скорбью, что все чувствовали - что она говорит о себе...
Это была
её последняя любовь,
последний аккорд чувств
в мелодии её желаний.
Уже давно
она подошла впервые
к пропасти
своего равнодушия.
Но жажда счастья
всякий раз уводила её
с этого зловещего места
к новой любви...
Спустя некоторое время
она возвращалась сюда опять,
ещё более опустошённая.
Да и уходя к новой любви -
она уже не испытывала
того трепетного восторга,
который вносил в её существо
ощущение и смысл счастья.
И только слабая надежда на то -
что чья-то сильная и чудотворная рука
уведёт её, однажды и навсегда,
из этого замкнутого
круговорота
душевного опустошения;
только слабая надежда
на спасение, -
давала ей силы для борьбы -
за любовь и счастье.
Но всё повторялось
снова и снова -
а спасение не приходило...
И вот однажды,
пробудившись
от тяжёлого и гнетущего сна,
она вдруг поняла, -
что нет и не будет
любви и счастья;
а только -
равнодушие и одиночество.
Она устала верить,
устала надеяться,
устала любить.
Она устала бороться.
У неё ещё было желание
броситься в объятия любви -
но уже не было возможности
вырваться из объятий
равнодушия...
Спустя некоторое время
её нашли мёртвой.
Её лицо выражало собою -
умиротворение и покой
вечности.
В смерти она нашла то,
чего не могла найти в жизни, -
вечной любви
и вечного счастья.
Это была
её последняя любовь.
Это было
её единственное счастье.
Эта женщина больше ничего не добавила. Судя по всему, она уже приготовила свою душу к смерти - и ожидала только её пришествия. И ей нужно было сказать только прощальное слово этому миру - где она так много потеряла и так много нашла...
Потом вышел пожилой мужчина. И по его глазам было видно, что его мучает какое-то воспоминание; будто бы он что-то не совершил и теперь сожалел об этом... в стихах...
"Морозный вечер. Все земные звуки
давно уж стихли, погасив огни.
Всё замерло в тени полу-планеты.
Лишь кое-где, - сплетя сердца и руки;
сквозь ночь неся любовь - одни, -
влюблённые блуждали до рассвета...
И я как раз планету обходил,
страдая от безделия и скуки;
не чувствуя - ни радости, ни муки, -
рассеянно за звёздами следил.
И было в них какое-то коварство,
какое-то предчувствие вины...
Вдруг тишину полуночного царства
разрезал страшный крик из-за спины.
Казалось, небо рухнуло - и звёзды
посыпались на землю, будто снег.
Кричала женщина - и голос от мороза
срывался воплем в гикающий смех.
Я бросился туда... Их было трое...
Здоровых, против женщины, парней.
Толпясь над ней безчинствующим роем -
лежащую... ногами... сто сильней...
В их лицах было столько злобной власти,
такое ощущенье правоты -
что я познал весь тайный смысл счастья
сражаться за "прекрасные черты"...
Но всё ж не зря в народе говорится:
"Мир грешный - не без праведных людей", -
сбежались люди, помогли отбиться -
а то б избили, не за грош идей...
О, женщины, кричащие в ночи нам -
простите нас за то, что мы мужчины!".
Закончив свой стихотворный рассказ, пожилой мужчина как-то медлил уходить - как будто он хотел ещё что-то добавить к своему рассказу... Наконец, он преодолел своё смущение и проговорил.
_ Братья и сёстры. Я хочу исповедоваться перед вами. Вы простите меня. Но этот случай мне, видимо, послал Бог. И я боюсь упустить его. Дело в том, что этот человек, в стихах - я. Но то, что в них рассказано - это только образ, возникший в моём воображении. Мне хотелось бы, чтобы тогда всё было именно так. Но всё было иначе... Как-то поздно ночью я возвращался от женщины, - которая меня любила, но по закону принадлежала другому человеку. Я не скажу, что я её любил. Но у меня к ней были какие-то светлые и тёплые чувства духовного родства... как мне тогда казалось. Я тогда пробовал писать стихи, был молод, неженат. Казалось, впереди меня ожидает успех и слава... и любовь. Но любовь нельзя украсть или отнять. Тогда я этого ещё не знал; как не знал и того, что за это Бог наказывает лишением Своего покровительства. А без Его покровительства человек остаётся один на один со своей слабостью и своей немощью. И талант его превращается в тряпку, - которой можно стереть грязь, но из которой нельзя сшить одежду... Но и этого я тогда ещё не знал... И вот, возвращаясь как-то со свидания с этой женщиной, - на котором я понял, что мне нужно с ней расстаться, - я вдруг увидел, как трое парней бьют женщину. Она кричала о помощи. Но было уже очень поздно, и никого на улице небыло. А я, - физически сильный тогда человек - для которого защита женщины была нормальным мужским делом, - вдруг испугался каким-то животным страхом. Уже много лет спустя, - когда, как мне кажется, я вернул себе покровительство Божье, - я понял, что Бог показывал тогда мне мою душу - которую мучили и терзали бесы; за попытку на глазах у Бога преступить Закон Любви - по которому все браки совершаются на небесах, и никто на земле не может их безнаказанно нарушить. Но это только нравственный образ, который вывела из этого события моя совесть. А событие это действительно произошло, - и женщина, кричащая о помощи; и парни, её терзающие; и я, струсивший и прошедший мимо... Потом всё стихло. Видимо они, насытившись её мучениями, оставили её. Но я долго ещё бродил по улицам, не находя себе места. Тогда и сложились эти стихи. Но совесть мою они не заглушили и не успокоили. Я и теперь ещё чувствую вину свою перед этой женщиной. Но, к сожалению, мне невозможно теперь с ней встретиться, - так как я не запомнил её лица, не знаю её имени и не знаю её адреса. Да и произошло это далеко отсюда. После этого на меня как бы пало проклятие. Мне пришлось оставить службу, о которой я мечтал в детстве; и я сменил уже много профессий, - но так и не нашёл себе занятия по душе. У меня было много женщин - но все они были словно бы украдены или отняты у кого-то, - а свою я так и не нашёл... Теперь я уже стар, и могу сказать - что жизнь мне не удалась... из-за таких вот подонков, - вдруг, преобразившись и повысив голос, резко повернулся он и указал на циника и его двоих друзей.
Они даже опешили; и испуганно попятились от него, - так как теперь он был грозен - как бог.
_ В чём дело?
_ При чём здесь мы?
_ Вы нас с кем-то путаете.
В один голос заголосили они - видя, что ситуация может сложиться не в их пользу.
_ Нет, именно вы, _ грозно смотря им прямо в глаза, говорил мужчина, надвигаясь на них. _ Но я говорю это не вашим трусливым душам, - которые, из страха перед Богом и из ненависти к людям, стали рабами бесов - и их чёрным воинством, - я говорю это вашим господам. У Бога любви много. А люди - Его дети; и Он никого из них не оставит без любви. Вас же всех пожжёт эта любовь Бога к своим детям; так как любовь - есть огонь поядающий ненависть. Вам же, рабам своих господ-бесов, я говорю, _ обращаясь к этим троим и указывая им на людей, стоящих вокруг, проговорил мужчина уже почти спокойным тоном, _ вот женщины, которых вы лишили женственности; и вот мужчины, у которых вы отняли мужественность... Сами же вы стали на веки рабами человекоубийц и человекограбителей... И не думайте, что вы когда-нибудь станете свободными и равными им в их обществе. Для них вы - были, есть и будете рабами, - на веки вечные. И не думайте, что что-то, - из того, что вы отнимаете у людей, - достанется вам. Для бесов и их господ, отпавших от Бога и лишённых Его Благодати и Его Животворящего Духа, это единственный источник пищи...