— Я скопила немного денег, — сказала она, сообразив, что теперь может потратить деньги, отложенные на поиски Холдена. — На колледж, конечно, не хватит… но почти тринадцать тысяч.

Не дождавшись ответа, она открыла глаза и повернулась к нему. Он в восхищении смотрел на нее.

— Да ты богачка, — сказал он.

— Это все было для тебя. Чтобы тебя найти. Я копила, чтобы нанять того частного детектива из Нью-Йорка. Он считается самым лучшим.

— Для меня? — спросил он, потом потянулся к ней и сжал ее пальцы. — А ты не сдавалась.

— Никогда.

— Ну, я думаю, ты должна пойти в колледж, Гри.

Она пожала плечами и опустила взгляд на записную книжку.

— Я не знаю. Знаешь, в некоторых колледжах есть писательские курсы. Для тех, кто любит сочинять рассказы. И миссис Маклеллан что-то говорила о стипендии. И все же, я не уверена. Кроме нее, я не знаю никого, кто бы ходил в колледж.

— Ты рассказывала ей о своих сказках? — спросил Холден.

— Я сочиняю их для Пру. Думаю, она подслушала.

Холден усмехнулся, снова сжав ее руку.

— Я их обожаю.

— Пру тоже.

Высвободив из его ладони свою руку, она раскрыла лежащий у нее на коленях новенький блокнот и щелкнула одной из ручек. Она перевернула обложку и в центре первой страницы аккуратно написала:

СКАЗКИ

Гризельды Шредер

Девушка посмотрела на свое имя и подумала, каково это в действительности увидеть напечатанную книгу своих сказок и при этом знать, что их читают на ночь детям, чтобы им приснились сладкие сны. Одна из ее приемных матерей, Кендра, говорила, что она хорошо ладит с малышами, а миссис Маклеллан уверяла, что у нее талант. Конечно, Холден, который всегда любил ее сказки, будет ее поддерживать. Майе, скорее всего тоже понравится эта идея. Но неужели и впрямь можно вот так круто изменить всю свою жизнь? Осуществить все свои мечты?

У нее сжалось сердце, и она закрыла блокнот, уставившись на цветы. Слишком уж много хорошего сразу. Ее это настораживало. Ей очень хотелось в это поверить, но она не могла. Новые начинания и счастливые развязки не для таких девушек, как Гризельда, — ей было на много безопаснее ожидать какой-то катастрофы, чем принять свалившееся на нее счастье. И все же…

Она повернулась и взглянула на Холдена, который сидел, закрыв глаза и откинув голову на спинку кресла. Со вчерашнего дня синяки у него на скуле и вокруг глаз выглядели уже не так пугающе. Синяк над веком уже совсем прошел, и хотя красно-черные пятна под глазами были еще видны, они уже начали желтеть. Скула все еще выглядела немного припухшей, однако с синяком дело обстояло уже лучше. Его губы — губы, которые так нежно ласкали ее весь день — были совершенными, а нос и щеки — усеяны веснушками. Прямо над верхней губой слева, ближе к ней, виднелась небольшая родинка, и вдруг ей жутко захотелось ее поцеловать, чтобы завладеть этой крохотной его частью на случай, если она вдруг потеряет все остальное.

— Холден? — тихо спросила она, по-прежнему глядя ему в лицо. — Почему ты так долго жил с Калебом Фостером?

Внутри у Холдена похолодело, он был безмерно счастлив, что у него закрыты глаза, и Гризельда ничего не сможет в них прочесть. Он знал, что рано или поздно она задаст этот вопрос, но боялся того, что ему придется на него ответить. Он и сам не мог до конца разобраться в тех противоречивых чувствах, что испытывал по отношению к Калебу. И он понятия не имел, как объяснить их Гри.

Он сделал глубокий вдох, повернулся к ней и медленно открыл глаза. От одного взгляда в её лицо, такое красивое в лучах вечернего солнца, его легкие сковало от страха и тоски, и, на мгновение задержав дыхание, он с шумом выдохнул.

— Я попытаюсь объяснить, — сказал он. — Ты попытаешься понять?

Она медленно кивнула и развернулась в своем кресле, чтобы быть лицом к нему. Его взгляд ненадолго упал ей на грудь, затем взметнулся вверх к ее губам, и он взмолился, чтобы после этого разговора все это навсегда не оказалось для него под запретом.

— Сначала п-поцелуй меня, — попросил он, почти задыхаясь от нахлынувшего на него чувства паники.

— Сначала расскажи, — ответила она, затем отвернувшись от него, снова откинулась в кресле и уставилась на поляну.

И он рассказал. Рассказал ей о своем пробуждении на крыльце Калеба, свежей могиле во дворе его дома, крови на рубашке Калеба.

— Он сказал мне, что ты умерла. Он изменил наши имена. Я р-расплакался из-за тебя, и он снова меня вырубил, — сказал он, неосознанно касаясь пальцами своего виска. — Когда я проснулся, было уже т-темно, и я сидел в г-грузовике. Не знаю, где мы были. Думаю, где-то в западной части Западной Вирджинии. Возможно, в К-кентукки. Первые несколько н-недель… Я п-плохо их п-помню.

— Мы все время ехали. Иногда с-спали в машине. Иногда он снимал номер в мотеле. Когда мы с-спали в машине, он пристегивал меня наручниками к рулю. Когда в мотеле, он пристегивал меня к кровати. Говорил, что меня необходимо приковывать, пока Р-рут не утратит надо мной своей власти.

— Холден, — тихо сказала она, и, повернувшись к ней, он увидел, что у нее по лицу текут слезы.

— Он много пил. П-почти каждый вечер. Где бы мы ни были. Сначала он приковывал меня наручниками, чтобы я не убежал, — он посмотрел на Гризельду, совершенно потрясенный силой обрушившихся на него воспоминаний, словно от воспоминаний о тех днях, к нему снова вернулось то опустошающее чувство, с которым он так долго жил. — Н-но я бы все равно не убежал.

— Почему? — спросила она, вытирая слезы. Ее лицо исказилось от недоумения.

Он хотел прикоснуться к ней, хотел обнять, но не осмеливался протянуть к ней руку. Ему было невыносимо трудно продолжать разговор, но он изо всех сил старался всё ей объяснить.

— П-потому что глубоко внутри… Я был м-мертв, — он нервно сглотнул. — Ты п-погибла. Мои р-родители и бабушка — д-давно умерли. Не имело никакого з-значения, что он со мной д-делал. Мне было все р-равно.

— Что… Что он с тобой делал? — спросила она испуганным шепотом.

— Он меня кормил, — сказал Холден, глядя на полевые цветы. — Давал мне крышу н-над головой.

Холден сглотнул подступивший к горлу ком.

— Никогда не п-приставал ко мне.

— Но он все еще тебя бил?

Холден стиснул зубы и покачал головой.

— Только к-когда я упоминал о тебе.

Она молчала, переваривая сказанные им слова.

— Он просто… перестал?

— Да, — кивнув, ответил Холден. — Он сказал, что в-вырезал из нашей жизни р-раковую опухоль, и теперь я с-спасен.

— Потому что я умерла.

Наконец, Холден повернулся к ней и прошептал:

— Да.

Она в недоумении нахмурила брови.

— Ты.. Боже, Холден, ты что… испытывал к нему какие-то тёплые чувства?

— Если в д-двух словах. Я его ненавидел.

— А если не в двух? — спросила она.

— Всё н-н-не так просто, — произнес он, и его сердце заколотилось еще быстрее, когда он попытался сообразить, как, бл*дь, ей объяснить его подлинные чувства.

— Мне нужно это услышать, — сказала она, низким, хриплым голосом, по ее лицу снова потекли слезы. — Я хочу понять.

Холден с трудом сглотнул и, сжав зубы, кивнул.

— В своём с-сознании… он считал, что я Сет. Он д-действительно в это верил. И он д-действительно верил в то, что убив Рут, спасет Сета, — взглянув на нее, он поморщился. — Я знаю, что это п-похоже на бред, но он по-своему з-защищал меня… мм, Сета.

— Когда мы заходили в закусочные, он заказывал себе еду, а потом поворачивался ко мне и спрашивал: «Ну а ты ч-чего будешь, б-братишка?» — весь такой д-довольный и г-гордый от того, ч-что я с ним. И официантки начинали п-поглядывать на нас, на такую очевидную разницу в в-возрасте, и иногда давились от с-смеха, и я ч-чувствовал…, — он ощутил, как в нем нарастает прежний гнев. — …Злость. П-потому, что он ведь просто п-пытался… ну, понимаешь…

Где-то на половине его воспоминаний она опустила взгляд на свои колени, но теперь снова взглянула на него, ее лицо было бледным и изумленным.