Женщина швырнула в пего глиной, но промахнулась. Парень весело засмеялся. Тогда она подошла ближе и на Этот раз угодила ему в грудь.

— О-о-ох! — простонал парень, словно его ранили.

— Ну как, дорогой? — спросила женщина. — В кувшине у меня ещё не пусто!

— Пощади! Разве устоит кто-нибудь перед твоим оружием! — взмолился парень, убирая руки от лица.

Лакхи шепнула подруге:

— Нинни! Это же твой брат, Атал! Ты только посмотри! Я с трудом его узнала!

Атал заметил рядом с Нинни красивую, смуглолицую Лакхи с прилипшим ко лбу комом грязи, похожим на тилак[12], и перемазанной щекой и невольно залюбовался девушкой.

— Вот тебе, милый, чтоб не смотрел, куда не следует! — сказала женщина и швырнула в него ещё ком грязи.

Атал кинулся бежать. Остальные мужчины — за ним. Женщины, прижимая к груди кувшины и горшки, бросились вдогонку, но Атал был уже далеко.

Нинни и Лакхи очень хотелось поиграть с кем-нибудь из мужчин, но, как уже известно читателю, незамужним женщинам это запрещалось. Как жаль! Уж они-то не промахнулись бы!

— Сейчас выберу себе жертву! — не выдержала Лакхи.

— Бросай в моего брата, я вижу, тебе этого очень хочется! — поддела Нинни подругу.

— Какая ты, право! — Лакхи сделала сердитое лицо, а про себя подумала: «Если бы мы встретились с ним наедине, непременно залепила бы ему грязью всё лицо».

Нинни предложила:

— Пошли к храму! Там будут петь расии[13].

— Кто?

— Да мы все.

— И баба-джи?[14]

— Да. И я вместе с ним. А ты умеешь петь?

— Так, немножко. Долго это будет? Скоро мать пригонит корову. А мне ещё надо смолоть муку и испечь лепёшки.

— Дома всегда найдётся дело, а холи бывает не каждый день. Идём же!

Девушки пошли к храму. За поворотом дороги появилась праздничная толпа, слышались весёлые голоса.

— Сикандар удирает! — кричали люди и смеялись.

Оказывается, Атал изображал делийского падишаха. Он бежал вприпрыжку, при этом гордо выпячивая грудь. Время от времени Атал поднимал ком земли, камешек или сухой навоз и швырял им в своих преследователей. Не сумели догнать и убить делийца, так получайте же!

Наконец толпа приблизилась к храму. Из крытых соломой развалин вышел преклонных лет жрец и крикнул:

— Повторяйте за мной: «Да здравствует Хари Мадхав![15] Да здравствуют Радха и Кришна![16]».

— Да здравствует Хари Мадхав! Да здравствуют Радха и Кришна! — дружно повторили крестьяне.

— У меня сохранилось немного красной краски, — сказал жрец. — Годами берёг её. Пойдите к реке и вымойтесь хорошенько. А я тем временем разведу краску. Вернётесь, я окроплю вас, — это будет даром бога Мадхава.

— А сладости? — раздался чей-то голос.

— Сладости проси у Сикандара, — со смехом ответил жрец.

Тут из толпы вышел человек, тот самый, что спрашивал о сладостях, и сказал:

— Сикандара больше нет. Его прогнали. А я — Атал.

— Помню, как же! Гуджар Атал — это ведь ты вместе со своим урожаем собрал урожай на поле Радхи и Кришны. Разве мог я забыть тебя?! Иди искупайся и приходи. Споёшь расию — получишь немного сладостей.

Жрец боялся, как бы и в него не кинули навозом, глиной или землёй, и потому спешил всех выпроводить. Словно угадав его мысли, Лакхи шепнула Нинни:

— А не расплющить ли один комок о живот баба-джи?

Нинни тихонько засмеялась и ущипнула Лакхи.

— Разве можно? Что скажут люди?

Крестьяне не спеша направились к реке, и снова началось веселье.

У подножия холма, омываемого рекой, все разделились на две группы: мужчины спустились к берегу по одну сторону холма, женщины — по другую.

Во время купания Лакхи взглянула на полное белое тело Нинни и подумала: «Какая крепкая! Интересно, что она ест?»

Когда крестьяне вернулись к храму, жрец уже развёл в тазу немного красной краски и стал всех окроплять ею. Несколько капелек попало на девушек. Лакхи и Нинни поморщились, хотя в душе были очень довольны.

— Примите подарок от бога. Сегодня каждый имеет на него право, — сказал жрец и улыбнулся.

— Разве это подарок? Вы бы сладостей дали нам, баба-джи, сладостей! — не выдержал Атал.

И жрец вынес из храма — точнее, из его развалин — поджаренные зёрна джвара и гур[17]. Каждому досталось понемногу.

Потом он предложил:

— А теперь споём расию Радхаваллабху[18] и станцуем.

— Уже полдень, махараджа[19]. Надо муку смолоть, лепёшки испечь, — заметила пожилая женщина, но никто но поддержал её.

А Нинни сказала:

— Давайте споём любимую расию, баба-джи, а потом можно и по домам.

Атал согласился с сестрой.

Запевали женщины, им вторили мужчины: расию пели на два голоса.

Затем вперёд вышло несколько женщин, стали танцевать, за ними — парни, в том числе и Атал. Нинни и Лакхи не танцевали, они продолжали петь. Голос Нинни, нежный и звонкий, выделялся среди других голосов. Танцуя, Атал то и дело тайком поглядывал на Лакхи. Никто, кроме жреца, не заметил этого. Однако жрец не рассердился на юношу.

Время шло незаметно. Солнце уже стояло прямо над головой, но это не беспокоило крестьян: они веселились в тени огромного баньяна[21], чудом уцелевшего во время вражеских нашествий.

И всё же на пустой желудок нельзя долго предаваться веселью: голод заставил людей разойтись по домам.

Жрец остался очень доволен праздником и сказал на прощанье:

— Бог даровал нам этот добрый день. Пусть же отныне и впредь обильным будет урожай, да ниспошлёт вам небо много скота, молока и масла, много золота и серебра. Вы восстановите свой храм! Пусть станет он снова таким, как прежде! И как прежде, вы будете совершать в нём молебствия, устраивать танцы, хороводы и игры в честь Кришны! Тогда мы ещё веселее справим холи, а я раздам много подарков!

Воодушевлённые этим напутствием, крестьяне вернулись в деревню, забыв прежние невзгоды, готовые к любым ударам судьбы.

К вечеру крестьяне стали собираться в поле. Теперь, когда урожай почти созрел, надо было охранять его от зверей. Поля, вернее, крохотные участки земли, были разбросаны в разных местах и отделены одно от другого холмами и лесами. Разделяли их и те земли, которые крестьяне не смогли поднять. Много хорошей, пахотной земли осталось невозделанной, — теперь на ней зеленел молодой лесок.

У Атала и Нинни тоже было своё поле. Они жили одни: их родители погибли во время вражеского нашествия. Атал любил сестру и делал всё, чтобы она была счастлива.

Когда Сикандар напал на княжество, они вместе со всеми ушли в лес. Жизнь, полная невзгод и лишений, не прошла для юноши бесследно. Лицо его стало мужественным, даже чуть грубоватым, а длинные волосы придавали ему суровость. Над верхней губой уже пробился пушок. Атал был стройным и рослым.

Заметив, что браг устал за день и ему не хочется идти охранять ноле, Нинни предложила:

— Оставайся дома, поспи: я пойду вместо тебя.

— Ну, нет! Ты ведь тоже устала.

— Что ты, ни капельки! Не беспокойся: я не усну.

— А если я и завтра устану? Ты снова пойдёшь ночью в поле?