Наконец в некоторых районах Индии сельское население было разобщено не только кастовыми перегородками, но и разными вероисповеданиями. Кастовая приниженность понуждала многих крестьян принимать ислам в надежде, что новое вероисповедание, которое формально отрицало касты, позволит им повысить свой социальный статут. Поэтому ислам и индуизм разделяли не одних только феодалов, а также и другие слои населения Индии.
Если обратиться к индусской общине в целом, то она была разобщена как сотнями кастовых ячеек, так и несколькими толками самого индуизма, среди которых наиболее многочисленными были почитатели богов Шивы и Вишну. Автор не скрывает своего отрицательного отношения к схоластическим диспутам брахманов, придерживающихся разных толков индуизма. В романе убедительно показано бессилие индуизма как идеологии, которая могла бы сплотить феодальное общество Индии для сопротивления завоевателям.
Пожалуй, одна из самых удавшихся в романе фигур — сельский брахман Бодхан. В нём противоречиво и в то же время с большой художественной убедительностью сочетаются корыстолюбие и непреклонность, доходящие до героизма. Гибель некоего брахмана по имени Бодхан на диспуте с муллами Сикандара Лоди — исторический факт, зафиксированный хрониками. Расправа с Бодханом и последующие бесчинства султана вызвали восстание. Но насколько выведенный в романе Бодхан далёк от мысли поднять народ на сопротивление угнетателям!
Итак, ни феодальная знать, ни служители ислама и индуизма, ни крестьянство не представляли собой силы, которая, будучи достаточно сплочена внутренне, могла бы стать ядром объединения в национальном масштабе. Но, может быть, в Индии, как это наблюдалось отчасти в Европе, такую задачу было способно взять на себя население городов?
О горожанах в романе упоминается лишь вскользь — как о жертвах вражеских нашествий. В сущности, они предстают ещё более обезличенной массой, чем крестьяне.
Среди индийских горожан были, понятно, богатые и влиятельные люди. К ним относились состоятельные члены торгово-ростовщических каст. В романе упоминаются сетхи (банкиры), которые во время осады припрятали хлеб и спокойно выжидали исхода войны, рассчитывая в любом случае сорвать барыш. Этот эпизод исторически правдив, так как сетхи нередко брали на откуп сбор налогов с крестьян и тем самым создавали огромные фонды зерна. Им было совершенно безразлично, кто будет управлять страной. Это объясняется тем, что любой правитель — будь он индус или мусульманин — нуждался в услугах сетхов для сбора налогов, содержания армии и двора. Вот почему, заняв Нарвар, «…сетхов и торговцев Сикандар не тронул. Он не смог бы обойтись без них — ведь они держали в своих руках всю торговлю. А им, в свою очередь, нужны были деньги султана» (поскольку султан был крупнейшим заказчиком. — В.П.)».
Впоследствии торгово-ростовщические верхи Северной Индии служили Великим Моголам, а в колониальный период стали опорой иноземных поработителей. Национальное самосознание пришло к сетхам значительно позднее — накануне завоевания Индией независимости.
Естественно, что, ознакомившись с романом, читатель задастся вопросом — не слишком ли безотрадна созданная писателем картина индийского общества XV–XVI веков? Да, известная застойность индийского феодализма сковывала народные силы и в конечном счёте послужила главной причиной колониального порабощения страны. Но в романе было бы больше исторического оптимизма, глубокой веры в безграничные творческие возможности индийского народа, если бы В. Варма не прошёл мимо некоторых интереснейших явлений общественной жизни Индии того периода.
Трагедия страны, тело которой было исполосовано рубежами феодальных владений, а душа иссушена религиозной и кастовой неприязнью, глубоко волновала её подлинных сынов. Приходится восхищаться жизнеспособностью индийского народа, который в обстановке дикого деспотизма и мракобесия выдвинул учения о равенстве людей независимо от их веры и касты.
Индийские мыслители и поэты, творцы этих учений, были людьми своего, феодального, времени. Поэтому их взгляды были облачены в форму религиозных представлений. Они пытались создать такую религию, в которой, во-первых, совмещались бы основные догматы как ислама, так и индуизма, а во-вторых, отрицалось бы кастовое неравенство индийцев. Торжество подобной идеологии, при всех её слабостях, порождённых религиозным миропониманием, способствовало бы формированию национального самосознания. Напомним, что в Европе образование национальных государств, как правило, сопровождалось созданием общегосударственной церковной организации.
Во многом способствовало преодолению раздробленности индийского общества движение бхакти, которое зародилось ещё в XIII веке, а в период, описываемый в романе, получило широкий размах. В. Варма пишет, что его основатели «превратили бхактизм в непреодолимую силу». К сожалению, автор не воплотил идеи бхакти в живые образы своих героев, хотя отдельные отголоски этого учения порой звучат на страницах романа (например, в речах Виджая).
По-видимому, В. Варма не обнаружил в источниках прямых свидетельств о деятельности сторонников бхакти в пределах Гвалиора. Однако принцип историзма вполне допускает в таких случаях художественное «домысливание», перенесение общего исторического явления в частные обстоятельства повествования.
В годы, близкие к действию романа, жил и творил на хинди, родном языке населения Гвалиора, великий поэт и выразитель идеалов бхакти, Кабир (1440–1518). В его стихах-песнях, распеваемых народом, бичевались фанатизм мулл и брахманов, отстаивалось равенство людей всех каст перед богом, т. е. подрывалась одна их главных догм индуизма. «Индус, — писал Кабир, — взывает к Раме (одно из имён Вишну), мусульманин к Рахману «милостивому» — (одно из имён аллаха), а вместе с тем они враждуют между собой и убивают друг друга и ни один из них не знает истины». В XV–XVI веках влияние бхакти распространилось на городских ремесленников и торговцев, но было ещё очень слабо в деревне, с её незыблемой кастовой иерархией.
Стремление к прекращению кровавой розни исходило и от низов мусульманской общины. В романе упоминаются отдельные положения суфизма, сектантского течения среди мусульман. Утверждение суфиев о том, что «бог — во всём», совпадало с пантеистическими воззрениями индусов, а положение о многих путях познания бога, по сути, означало признание индуизма религией, равноценной исламу.
Наиболее серьёзной попыткой объединения ислама и индуизма в рамках единой религии было учение сикхов, основатель которого Нанак (1469–1538) стремился воплотить в жизнь принципы бхакти. Согласно легенде, после смерти Кабира и Нанака между индусами и мусульманами возник спор, но какому религиозному обряду хоронить покойных. Но чудесный случай выручил почитателей Нанака — его останки превратились в груду цветов, которые были мирно поделены между индусами, предавшими их сожжению, и мусульманами, захоронившими их в землю.
Сикхизм, однако, не примирил индусов и мусульман. На севере Индии, в Пенджабе, сикхи сами стали третьей по счёту религиозной общиной. Но это была не совсем обычная община. Пополняя свои ряды крестьянами, сикхи образовали боевую организацию для борьбы с местными феодалами и иноземными захватчиками. В пределах Пенджаба они создали в XVIII веке мощное централизованное государство, располагавшее лучшей в Индии армией. Сикхскому крестьянству не пришлось воплотить в жизнь свою мечту о «земном рае». Власть в государстве сикхов перешла в руки их феодальных верхов, которые продали независимость Пенджаба английским захватчикам.
И всё же движение сикхов, как и другие освободительные движения в феодальной Индии, свидетельствует о том, что в этой стране были силы — прежде всего в крестьянстве, столь пассивном в романе В. Вармы, — которые могли бы послужить основой для объединения индийского общества. По ряду причин им не удалось восторжествовать на том этапе истории Индии, когда она стала жертвой колониальных захватов. Однако опыт их героической борьбы позволяет осмыслить многие проблемы, поднятые В. Вармой на страницах своего интересного повествования. Старейший индийский писатель ещё раз напоминает своим соотечественникам и друзьям его родины за её пределами, что путь этой страны к благополучию и счастью пролегает через единство всех патриотических сил.