Ученикам нужно быть достаточно взрослыми, чтобы не видеть в общении с учителем его [мнимого] пренебрежения к ученику, но верить в его любовь. Мы не можем ожидать от духовного учителя ежесекундной реакции на все наши эмоции. Но если мы верим в гуру и чувствуем его близость, то, естественно, мы будем чувствовать его любовь. Мы будем знать, что он заботиться о нас, даже если он не всегда разговаривает с нами. Если ученик слишком мнителен, духовный учитель не может осуществлять с его помощью свою миссию, поскольку приходится тратить слишком много времени на внешнюю взаимность.
Прабхупада был военачальником, а ученики — его солдатами. Если он говорил им «Идите и проповедуйте!», то этого приказа уже было достаточно для возбуждения их энтузиазма. Если бы он вначале расспрашивал преданных об их семьях и извинялся за то, что не отметил их присутствия на лекции по Бхагавад-гите, это мешало бы ему осуществлять свою миссию.
В 1969 году Прабхупада знал всех своих учеников по имени. Через несколько лет у него были уже тысячи учеников, и часто он их вообще никак не выделял. Но разве это означает, что Прабхупада не принимал служения каждого из преданных? Нам просто нужно верить в него.
На протяжении всех тех лет, когда Прабхупада был с нами, мы соперничали за его внимание. Особенно это относится к 1969-му году, когда все преданные хотели, чтобы он оставался именно в их храме. Мы знали, что привлечь Прабхупаду можно, предоставив ему много возможностей для проповеди. Так мы служили Прабхупаде в те дни, пока он еще не совсем состарился: приглашали его в наши центры и обеспечивали ему возможность проповедовать. Мы также ручались, что будет распространяться прасад и люди смогут купить книги Прабхупады. Он хотел показать им, что сознание Кришны не есть «сухая философия».
Прабхупада предпочитал такой род проповеди, когда он мог на протяжении некоторого времени обращаться к одним и тем же людям. Одноразовые встречи он называл «случайными» лекциями и не считал их важными. В одном письме он говорил мне, что ему хотелось бы подольше оставаться в Бостоне, если бы студенты оплатили его приезд и желали бы слушать его многократно: «Пока студенты не соглашаются терпеливо слушать какое-то время Бхагавад-гиту и “Учение Господа Чайтаньи”, случайные лекции приносят не так уж много пользы. Студенты не очень заинтересовались, иначе они приходили бы на наши занятия. Но я заранее сказал тебе, что готов приехать при условии, что они оплатят издержки. Однако я думаю, что это невозможно. Так зачем же тебе рисковать? Думаю, что будет не очень хорошо, если я приеду, а тебе придется с большими трудностями покрывать мои расходы. Посмотрим, что будет дальше; пока что повремени».
Такого же рода чувства в отношении своих случайных лекций Прабхупада испытывал в Нью-Йорке, когда жил в Бауэри. Он читал лекции в Обществе Тагора, в университете и в церкви, но из-за того, что не было места, куда могли бы прийти люди, желающие опять услышать его, эта проповедь не породила последователей. Аудитория не прислушивалась к Прабхупаде серьезно до тех пор, пока у него не появилось помещение на первом этаже в доме 26 по Второй авеню.
Конечно, в университетском мире случайная лекция — традиционное мероприятие, и Прабхупада, посещая Бостон, соглашался на эпизодические выступления. Определенный эффект от этих лекций был, поскольку впоследствии люди приходили в храм и некоторые из них стали преданными.
Это был хороший способ ознакомления людей с сознанием Кришны, но сопряженный с определенными трудностями. Некоторые люди были не очень восприимчивы к философии. Другие не понимали, зачем им принимать авторитет Прабхупады. Третьи чувствовали себя чужими на кришнаитском собрании. Четвертые не понимали акцента Прабхупады. Поэтому он всегда хотел, чтобы его лекции дополнялись прасадом и книгами. Прабхупада надеялся, что, почитав их в спокойной обстановке, люди поймут и серьезно воспримут философию.
В Бостоне, когда Прабхупада присутствовал на нашем мероприятии, нам хотелось, чтобы он находился в центре внимания. «Вот он!» — таким было выражение веры у нас, учеников. Мы знали, что если бостонцы просто услышат речь Шрилы Прабхупады, то они очистятся, и милость прольется на весь город.
Прабхупада, конечно, подбадривал нас: «Я готов читать лекции ежедневно. Я приду на все лекции, которые вы организуете».
Шрила Прабхупада упоминает «Ковчег». Это был психоделический ночной клуб, названный так в честь Ноева ковчега. Он размещался в пакгаузе; его наружные стены покрывала причудливая роспись. Владелец «Ковчега» посетил «Мантра-рок-дэнс» в Сан-Франциско и хотел устроить нечто подобное в Бостоне. Он даже думал пригласить и Аллена Гинсберга.
Я позвонил Аллену Гинсбергу, сидя у окна нашего бостонского храма. Он тогда жил в Черри-Хил (штат Нью-Джерси). Первая его реакция была положительной, но когда он в ходе дальнейшей беседы понял, что расписание его мероприятий не согласуется с расписанием Прабхупады, сказал, что перезвонит мне позже.
Помню, что я вдруг решил сказать ему, как мне нравятся его стихи. Может, я даже упомянул последнюю из его опубликованных книг. Он сказал, что занят сейчас литературной работой, но у него, в отличие от Прабхупады, нет людей, которые перепечатывали бы его произведения. Впоследствии я подумал: «Если Аллен Гинсберг хочет, чтобы у него были люди, перепечатывающие его труды, ему нужно присоединиться к движению “Харе Кришна”. В конце концов, Кришна делает всё для тех, кто предан Ему».
Уже не припомню, что произошло потом. Помню только, что все планы рассыпались. Прабхупада хотел приехать, но поскольку дата мероприятия менялась, Аллен Гинсберг отказался участвовать в мероприятии, и в итоге владелец клуба аннулировал свое приглашение.
Здесь мы, опять-таки, сообщили Шриле Прабхупаде о намерении провести совсем новое для нас мероприятие, и он сразу же ответил: «…договориться о собрании в ночном клубе “Ковчег”». Этот случай увековечен в собрании писем Прабхупады, и все мы можем прочесть его упоминание о том «Ковчеге».
В этом письме моя любимая фраза — «ты не можешь покинуть Бостон». Мне нравилось, когда Прабхупада брал на себя руководство моей жизнью. Это было очень приятно. И учителю, и ученику нужно быть чуткими по отношению друг к другу, но ученик должен еще хорошо осознавать ведущую роль гуру в своей жизни и всегда помнить об этом, общаясь с учителем. Прабхупаде не надо было извиняться за то, что я не могу покинуть Бостон. Я был его работником в Бостоне. Мне нужно было оставаться там, чтобы исполнять свои обязанности.
Я должен был, прежде всего, оставаться в Бостоне. Это приказ Прабхупады. Я, как и он, был связан с движением санкиртаны. Я не мог отправиться вслед за Прабхупадой на Гавайи; я не мог поехать даже в Монреаль. Я должен был оставаться в Бостоне. Прабхупада как бы сделал меня напарником в своем Движении, хотя я был его учеником. Он исполнял свой долг перед своим духовным учителем, и я должен был исполнять свой долг перед ним. Я не мог увильнуть от исполнения обязанностей, возложенных на меня Прабхупадой даже под тем предлогом, что хочу находиться рядом с ним. Он не дал мне такой свободы действий.
Мне нравилось сознавать, что Прабхупада думает обо мне. Я представлял его составляющим список своих центров и называющим имена преданных, ответственных за них: такой-то в Сан-Франциско, такой-то в Лос-Анджелесе, такой-то на Гавайях, такой-то в Нью-Йорке, такой-то в Колумбусе и Сатсварупа в Бостоне. Еще я представлял, что он мог сказать кому-то: «Почему бы тебе не сделать нечто подобное тому, что делают они? Например, Сатсварупа. Он в Бостоне, и он женат; такой-то там-то и там-то, и он женат». Хотя исполнение этих обязанностей лишало меня свободы, они предоставляли мне свободу преданного служения Прабхупаде.
Частью моего служения была моя работа. Я никогда не думал, что хожу на кармическую работу, и, конечно, не был материалистически привязан к ней. Моя работа была служением. Прабхупада хотел, чтобы я работал. Эта работа связывала меня больше, чем всё остальное. Кроме выходных у меня никогда не было возможности пойти куда-то, и когда Прабхупада отправился в Индию и приглашал разных учеников сопровождать его, я не мог поехать.