- Четыреста семьдесят шесть.
- Ха! Полный камбуз, и только! Это ж тебе прямо черт те что! Ужас сплошной! - Аркадий потянул на себя одеяло и отрывисто добавил: - Ты вот что: ты пока пятерку по русскому языку не заработаешь, ко мне не приходи. Незачем…
Мне стало очень обидно. Я отвернулся и закрыл ладонью глаза, чтобы этот злой, нехороший человек не увидел моих слез.
- Генка, да ты что? - удивленно спросил Аркадий. Отнял мою руку от глаз, сжал ее своими крепкими пальцами. - Разве ж так можно! Как девчонка плаксивая… Ты ж сам про Горького говорил. Как это… подожди… «чтобы каждое слово пело, светилось»… Это ж тебе не шутка писать так научиться. Тут же какой труд нужен…
- Значит, я виноват по-твоему, да? Я к тебе посоветоваться пришел, я о тебе целый вечер думал, а ты… Эх ты!..
- Ну и чудак же ты, рыба-салака! Чего ж ты обижаешься? Я ж тебе дело говорю!
- Что ты мне говоришь? Дневник в Падун выбросить, да?
- Нет, братуха, это ты брось, я тебе такой чепухи не говорил.
- «Не говорил»! Разве я не вижу!
- А то видишь! Если хочешь знать, так я тебе открыто скажу - ты этот свой дневник продолжай, пиши. Вот как.
- Шутишь ты, Аркадий?
- Чего там шучу! Исправь свои двойки и колы и пиши… Я и сам писал бы, братуха, только способностей у меня нет. Видеть - будто на картине вижу, а как ручку возьму - все пропадает…
Трудно было понять, шутит Аркадий или говорит всерьез. Пожалуй, не шутит. Лицо у него стало задумчивым, из больших темных глаз на меня лилось тепло и едва заметная грусть.
- А как ты представляешь это, Аркадий? . -все еще с недоверием спросил я.
- А так… Только ты не смейся, Генка… Как будто бы выйду вечером к Ангаре, а вокруг огни, огни. На берегу, там, где сейчас тайга, - город; по плотине от Пурсея к Журавлиной груди электрический поезд идет. Поверишь, Даже шум колес слышу. И река вся в огнях, и небо. Будто радуга в нем стоит - высокая, яркая… золотая радуга. - Аркадий умолк, смущенно и виновато посмотрел на меня. - Ты не думай, братуха, я хоть и однорукий, а отсюда не уеду. Я все равно Братскую ГЭС строить буду…
Губы его дрогнули, и голос стал глухим и хриплым.
- Достань там, в тумбочке, - махнул он рукой, - под книжками…
Я нагнулся и вытащил из-под книжек смятую пачку папирос. Аркадий прислонил спичечную коробку к груди, чиркнул, поднес огонек к папиросе. Над койкой, покачиваясь, поплыла тонкая голубая ниточка дыма.
В ту же минуту в коридоре зашлепали туфли. В палату вошла тетя Луша и подозрительно понюхала воздух.
- Это еще что такое? Кто курит?
- Никто не курит. Это вам показалось, - ответил Аркадий, пряча папиросу под койку.
- Я тебе дам - показалось!
Тетя Луша подошла к нему и выдернула из пальцев папиросу, будто маленькую ядовитую змейку.
- А ты уходи, - сказала она. - Нечего больным папиросы носить!
- Тетя Луша, он не приносил.
- Я лучше тебя знаю, кто приносил! Уходи, и все!
Тетя Луша взяла меня за руку и повела в коридор.
- Больше не пущу, так и знай, - сказала она и вытряхнула меня из халата. - Им добро делаешь, а они…
Тетя Луша выпроводила меня за дверь, щелкнула ключом. Замок сердито звякнул и тотчас затих.
Я спустился с крыльца и пошел к дому. Легкий ветерок колыхал пушистые заиндевелые ветки деревьев; издали сквозь чащу леса звездочками сияли огни в домах добровольцев.
Встреча с Аркадием наполнила меня радостным и в то же время каким-то тревожным чувством. Да, не просто жить на свете. Сколько еще впереди обид, трудных дней, надежд и сомнений. Ну что ж, я пойду навстречу этим злым, колючим трудностям. Нет, что бы ни случилось, я ни за что не уеду отсюда. Так же, как и Аркадий, я собственными глазами увижу нашу Братскую ГЭС и высокую золотую радугу в синем сибирском небе.
Я шел по таежной тропе, смотрел на холмистые снежные берега Ангары и убежденно повторял:
- Да, так и сделаю. Как сказал, так и будет.
КРАСНЫЙ ВАГОН
Глава первая
Лука Бабкин и его брат Глеб жили в небольшом таежном поселке. Матери у Глеба и Луки уже давно не было, а отец их, лесной объездчик, погиб два года назад. Поехал зимой в тайгу, встретился там с медведем-шатуном и не вернулся… И остались мальчишки круглыми сиротами - только Глеб да Лука, только Лука да Глеб…
В лесной школе учились ребята из разных деревень - из Авдотьина, Проталин, Золотых Ключей. Своих мальчишек и девчонок тут было совсем мало: десятиклассница Зина-Зинуля, третьеклассник Колька Пухов и потом уже совсем мелкая мелкота. А настоящих товарищей, таких, чтобы дружить, тут не было.
И жилось Глебу, конечно, очень скучно.
Ни кино, ни цирка, ни трамваев.
Только высокие-превысокие сосны, только буреломы да никудышная, пересыхающая летом речка Зеленуха.
Еще месяц назад Глеб думал, что жизни этой в тайге скоро придет конец.
Лука закончит десятилетку, и они укатят в какой-нибудь большой, настоящий город.
Лучше всего, конечно, поехать в Севастополь или Одессу.
Там огромное синее море, там линкоры и быстрые, неуловимые, как молния, подводные лодки.
Там на корабле можно какой угодно подвиг совершить.
Да, там совсем не то, что в лесном поселке.
Какие в лесном поселке подвиги!
Если Лука не захочет в Севастополь или в Одессу, можно, пожалуй, укатить к тетке в чудесный город Никополь.
Моря в Никополе нет, но зато там есть река Днепр.
От Днепра к морю - рукой подать.
Сел на пароход и плыви куда хочешь - хоть в Одессу, хоть в Севастополь, хоть еще дальше…
В прошлом году они уже ездили в Никополь и всё там рассмотрели и разнюхали.
Во-первых, в Никополе был институт для Луки; во-вторых, там обучают на шлюпках будущих моряков, в-третьих…
Но что «в-третьих»! Так можно считать до тысячи, а то и больше.
Тетка в Никополе тоже была хорошая. Поищи в другом месте таких теток!
В первый же день они до отвала наелись украинского борща, а потом еще на закуску дали по целой миске вареников с вишнями.
Вареники Глебу очень понравились. Он съел миску, а потом еще полмиски, а потом еще два больших-пребольших.
Хо-хо, таких вареников никогда не забудешь!
Даже сейчас: закроешь глаза, пошевелишь языком и чувствуешь, как во рту растекается сладкий вишневый сок.
А Лука тогда добавки не попросил. Поел, вытер губы рушником с красными петухами по краям и сказал:
- У нас в Сибири тоже ягода куда как хороша…
Тетка обиделась, начала греметь посудой.
- Если наша не нравится, не надо. Сиди в своей Сибири вместе с медведями.
- Не в вишнях, тетя, дело. Зря обижаетесь.
Глеб еще тогда смекнул, что Лука хитрит и держит что-то себе на уме.
Теперь, когда уже пришло время собирать в путь-дорогу пожитки, Глеб решил проверить, что же такое надумал Лука.
Он сел к столу, взял чистую тетрадку и начал сочинять тетке письмо.
Когда Лука пришел с работы, Глеб показал ему конверт и сказал:
- Лука, я пошел на почту.
Раньше Глеб никогда не ходил на почту. Он думал, что Лука удивится и начнет расспрашивать, что он там и кому написал.
Но Лука спрашивать почему-то не стал.
- Иди, - сказал он, будто бы ничего такого и не случилось.
Глеб потоптался, покосил глазом на Луку и добавил:
- Это я тетке письмо написал.
- Очень хорошо. Совсем старуху забыли.
- Я ей про все написал, - упавшим голосом сказал Глеб.
Но даже и это не подействовало на Луку. Он открыл учебник и, не поднимая головы, сказал:
- Ну иди, иди, не мешай.
Хорошенькое дело - не мешай!
Глеб бросил письмо в почтовый ящик и, так как делать было больше нечего, пошел по поселку куда глаза глядят.