— Да. Не ожидали просто. А они видишь как окопались! Но сейчас, с техникой…

— С техникой — это дааа… сомнём!

— Сминальщик, бля.

— Рот закрыл, нах!

— Чо ты выступаешь, вот чо ты выступаешь?? По рогам захотел?? — чисто базар был готов перерасти в ссору, а то и в нечто большее. Такое сейчас было сплошь и рядом — нервы у всех на пределе. Только присутствие кого-нибудь из командования остужало горячие головы, — Гришка так и сразу, не церемонясь, гнал в ночное дежурство на самый отдалённый пост, без печки. Дени-Волк и был сейчас одним из младших командиров — звеньевой, типа. Знать бы что это ещё такое. Ни звёздочки, ни лычки; ни прибавки к пайку. Вся эта тягомотина уже реально заебала; и оттого он просто отвернулся, не стал вмешиваться. Да пусть хоть перестреляют друг друга, ему похер…

Но внезапно нашёлся поблизости ещё один «командир», которому было «не похер»; вернее — командирша. Пригибаясь, вдоль залёгшей цепи пробежала, держа автомат за цевьё, эта, новая, Ольга-Чума; остановилась, брякнувшись на колени в снег; нагло, как показалось всем, гавкнула:

— Ну-ка быстро рты позакрывали! Устроили тут свару! Молчать, я сказала!

Другой бы, и в другой ситуации, на такое просто сразу бы своротили ебало прикладом — ничо себе, охуевшая сучка! — но не с ней и не сейчас. Чума усиленно нарабатывала себе авторитет в отряде; не смущалась от мата и сальных шуточек; и сама, в свою очередь, могла так словом огреть, что потом краснеть перед пацанами приходилось обидчику. А могла и не только словом. Короче, Чума «нарастила себе рейтинг», ничего не скажешь; а тут ещё её командиром отделения Григорий назначил, — и она тут же всячески стала демонстрировать, что это не формальная должность. Командовать стала, распоряжаться, чёртова кукла. И не только в своём отделении; — её стали побаиваться в и отряде. Девка «к успеху прёт», явно. Если не споткнётся, лярва…

В общем, все и заткнулись; и даже Волк не высказался в её адрес. Удовлетворённая таким подходом, Чума продолжила, передавая распоряжение от командования:

— Сейчас машины пойдут на пригорок; сделают проход в этих вон их «проволоках». Чего они там намотали. Все — за БМПэхами! Кто вздумает тут отлежаться — потом не обижайтесь! Сигнал — сирена…

— Сирена? Чо за сирена, нах?

— Нормальная сирена; что, сирены никогда не слышал? — и, поднявшись, побежала дальше, останавливаясь и передавая распоряжение.

— Выслуживается! — проводив её взглядом, буркнул Волк. Хотелось сказать больше и крепче, но опасался, что стуканут Гришке.

— Ясен пень. Вестовая. Порученка, нах. — поддержали рядом лежавшие пацаны.

— А чо за сирена, в натуре? Откуда?

— Хотон припёр откуда-то. Здоровая, с ручкой; древняя как… как говно мамонта. На большую мясорубку похожа.

— Психическая?

— Угу.

Николай по кличке «Толстый» лежал в снегу чуть поодаль, и всю перепалку слышал. Да похер — сирена так сирена; да хоть свисток, хоть зелёная ракета… Предчувствие было плохое; покойная мама ночью снилась; приходила к нему в его комнату в их хорошем, уютном коттедже под Мувском; целовала в лоб — плохая, говорят, примета, когда покойники живых целуют в лоб! — плакала: «- Чего же ты, Коля, так на жёстком спишь, нельзя же так!.». Как будто он сам себе выбирал «на жёстком спать»… Хорошо ещё перед штурмом, как вон Голого, Диму Голицына, не поставили на всю ночь дневальным… а сейчас, как всех — в цепь! Все здесь, как их, не стесняясь уже, называют «основные» — «чмыри»: Голый, Кислый, Селёдка, и он — Толстый… Дали ружьё — старую двустволку; и четыре патрона… А Голицыну и ружья не дали, дали большой углекислоный огнетушитель со шлангом, велели таскать за БТРом, и, если кинут в него чем горючим — тушить!.. Тоже — смертник… И наверняка погонят их вперёд, в первый ряд; а сами, «основные», будут за них прятаться!.. Хоть бы уж словить сегодня пулю в голову; и чтоб кончилось это всё…

Ольга-Чума пробежала вдоль всей залёгшей цепи, останавливаясь и передавая приказ; и, наконец, оказалась среди бойцов своего отделения. Всё было в порядке, всё было в норме. Она тоже, конечно, наслушалась уже рассказов про этот зловещий «пригорок»; про неубиваемых отвязных амазонок с Мувск-Шоу-Балета, и про их «вождя» — Вовчика Хоря, убийцу и злодея; но не особо верила во все эти россказни. Скорее, судя по контингенту банды, тьфу, отряда — маменькины сынки, слизь, мажоры — наверняка просто обосрались при малейшей ответке; а сейчас выдумывают всякую чушь… Мунделя она так и вообще слушала чисто как сказочника — такую дичь он несёт. А так-то сила — налицо: два БМП, один бронеавтомобиль тоже с пулемётом; толпа народу с автоматическим оружием и даже миномёт! — неужели не справятся с кучкой фанатичных, но плохо вооружённых религиозников?? Справятся, — надо только это стадо, как правильно говорил Борис Андреевич, в «местность смерти» загнать — как древние китайцы говорили, — чтоб у них выбора не оставалось: убить или быть убитыми. Там уж и инстинкты сработают — никто умирать сам не захочет. Главное, поднять «стадо» в атаку! — а то все рассчитывают за БМПэхами, на готовенькое!.. За своё отделение — пять человек, — она была спокойна; дисциплину там построила, поднимутся как миленькие; всё как папа говорил, по заветам американской армии: «Солдат должен бояться своего сержанта больше, чем смерти!» А вот как остальные… Ну, это проблема «старших», того же Григория Даниловича; благо его боятся тоже больше смерти. А она, если её отделение первым ворвётся в пробитую в проволоках брешь, однозначно отличится — может быть, ей дадут и взвод… и вообще, на фоне этих мудаков она чувствовала себя очень уверенно, — да, тут можно делать карьеру! Это не в умирающем Мувске сидеть, не у нищих коммерсов жрачку отнимать, — тут дела покруче можно мутить, — оперативный простор! Главное, взять сегодня этот «пригорок», по возможности отличиться при этом, — ну и, конечно, не словить пулю! — это было бы совсем ни к чему в столь удачно начавшейся строиться карьере.

Поодаль от неё лежал в цепи Лёнька, — 15-летний брат Мишки из Хроновской дружины. Он был горд! — его теперь уже определённо обещал сам Харон взять в дружину; и даже распорядился выделить ему оружие: биатлонную мелкашку, всю в цветных наклейках с каких-то соревнований; и пачку патронов! Магазинное заряжание там не работало; при стрельбе приходилось маленькие патрончики заталкивать в ствол по одному; но это было настоящее же оружие! С двадцати шагов две двухсантиметровых доски дырявила только в путь! А потом, сказал, как возьмём Пригорок — будет, сказал, тебе и автомат из трофейных, — если заслужишь, конечно. Тут, само собой, и брат слово замолвил — он в дружине в авторитете! Вон, лежит чуть впереди, — с настоящим калашниковым и в боевой разгрузке! Будет такая и у него, у Лёньки, — жаль, что Маринка его сейчас, с винтовкой, не видит! Ну ничего! — возьмём пригорок; Харон сказал — «казним всех тамошних, повесим!» — для этого всех деревенских соберут; и он, Лёнька, будет стоять в оцеплении с уже настоящим, конечно же, автоматом! Харон, раз сказал — не подведёт! Сурово и круто! — вот тогда Маринка и поглядит!..

Харон; то есть Витька Хронов, Хрон — в просторечии у отрядников, что знали его давно, и ходили с ним ещё осенью в «набеги» на дороге; — лежал поодаль и рассматривал колокольню в бинокль. Эти тёмные проёмы в ней, «украшенные» теперь по периметру и щедрой россыпью пулевых отметин, — в них он видел главную опасность. Наверняка там какая-нибудь сука-снайпер сидит, и смотрит из глубины на них в оптический, мать его, прицел! И, конечно же, высматривает его — Витьку! Они все ведь на него зуб имеют — и Вовчик, и Вадим, и бляди эти. Падлы! Ещё с тех пор, с «поляны». Ну ничего! — этот раз, как возьмём Пригорок, — лично надо будет проконтролировать, чтоб никто из них в живых не остался: Вовчик, татарин этот, жена его и дочки; потом обязательно эту надо будет кончить — Адельку! Передавали ему бабы с базара, давно ещё, что она поклялась его, Витьку, пришить, — за Илью. Она бесноватая ведь, сучка! — её обязательно надо будет заглушить! Опасная! Даже, если вдруг удастся живьём взять — не тянуть до общей казни, а прямо так, на месте. Как это говорят? — а, примитивно. Или превентивно, — неважно. Но грохнуть её нужно будет обязательно! — а то прям какое-то нехорошее предчувствие у него по отношению к ней. А потом… — он бегло взглянул на лежащего рядом Лещинского, — можно будет и тот, оговорённый, планчик замутить: грохнуть всех этих «главных»!.. Чо там… Давно прошли те времена, когда Хозяин с Гришкой Громосеева кончали, а он зассал… Ничо, сейчас набил руку. Полоснуть всех из автомата; и добить в голову — делов-то! И — обосноваться на Пригорке; в самой церкви — главный шалман устроить! И БМПэхи не отдавать! — пшли нах! Самим пригодится. Поставить обе машины возле церкви — никто не сунется! И «пановать» там!