Изменить стиль страницы

В радиоэфире теперь было много отсебятины и вранья; держался эфир больше на энтузиастах; вещали какие-то прежде неизвестные станции; сплошь и рядом несли чушь, начиная от пропаганды каких-то новых, ранее неизвестных религиозных учений, и кончая обожествлением идолов рок-н-ролла; рассказывали про дела в их удалённых анклавах; жаловались и плакали; искали утешения и потерявшихся родственников, крутили музыку и угрожали «непременно разобраться с теми, кто это всё затеял!» Выбирать информацию приходилось по крупицам; но и это было интересно и познавательно; существенно более интересно и познавательно, чем раньше получать ушаты уже разжёванной информационной жвачки из телевизора и интернета.

В общем, с мировой информацией у Отца Андрея «всё было ништяк», как сообщила Зулька Сергею.

И в этот раз они пришли послушать проповедь, — Сергея просто ломало от отсутствия книг и фильмов; он ещё не адаптировался. Фильмы в общине смотрели только по выходным дням, с компьютера; и репертуар выбирали голосованием — в основном музыкальные комедии, неинтересные серьёзному парню, каким Сергей себя обоснованно считал. Оказалось, что и все книги, что были в общине, он перечитал ещё в Мувске; за исключением специальных, конечно; а взять с собой свой айпод он не подумал: ехали-то всего на несколько дней, туда и обратно. Впрочем, в последнее время с Зулькой было не скучно…

* * *

Отец Андрей поведал пастве, что опять он слышал призывы муэдзина; и дублировались они, что интересно, на французском, немецком и английском языках. И текстовая передача была, из которой ясно было, что Эйфелева башня, та, что в Париже, теперь есть высочайший в Европе минарет… Собственно, и Европы никакой уже нет; а есть некий Союз Европейских Халифатов, образовавшийся на осколках почившего в результате эпидемии Евросоюза. Населения там выжило немного; но из того что выжило закономерным большинством оказалось население мусульманское: просто-напросто к моменту начала острой фазы БП они уже составляли в Европе большинство. Не отличавшиеся никогда особым законопослушанием разного рода «беженцы» не стремились и в «загородные поселения», куда в последнее время «на вольный выпас» старались выгнать из городов население европейские власти; да и в пище у них сплошь и рядом были весьма специфические предпочтения; так что по итогу они оказались в Европе в безусловном большинстве, чем и не преминули воспользоваться. И вот — Эйфелева башня уже минарет…

Но, — тут же поспешил заметить Отец Андрей, — древние христиане и в пещерах под Римом молились; и молитвы их доходили до Всевышнего! Дело, конечно же, не в высоте храма, а в искренности; и в том жаре души, который мы вкладываем в молитву! — поведал священник.

— Вот, горяча была наша молитв во спасение, — и прислал Бог нам помощь в лице ребят из Мувска! — и почти величественным, надо сказать, жестом, простёр Отец Андрей руку в направлении стоявших тут же Толика с Бабахом. Тут только Сергей с удивлением обнаружил, что они тоже здесь; и если Бабах, как и ожидалось, стоял в окружении коммунарок, то Толян был сам по себе и с непривычным для него серьёзным выражением на лице.

— Глянь, Толян-то! — толкнул он локтем Зульку.

— А чо?

— Д чтоб он так-то вот попа слушал! — в жизни бы не поверил!

— Отец Андрей не поп, а священнослужитель! — оборвала его хи-хи девушка, — Он у нас большим уважением пользуется. Больше чем кто!

— «Больше чем кто!.». — передразнил её Крыс шёпотом, чтобы не обращать на себя внимания, — Ты прям такая красноречивая, как этот, как его…

— А ты не наезжай!

— А я не наезжаю! — парировал Сергей, — А просто всё равно смешно. Чтоб Толян слушал кого с такой серьёзной рожей!..

— Ну и чо. Ну и слушает. Правильно делает. И не «рожа», а лицо! — Зулька незаметно для самой себя уже начинала строить «своего пацана».

— Хы. Пусть «с лицом», всё равно непривычно…

— Он каждый вечер сейчас с Отцом Андреем встречается, разговаривают — не знал?

— Чо не знал-то, знал конечно. Ну и чо. Они там за жизнь базарят; Толян и дома любил с батей перетереть. А тут — с попом с вашим; то есть с Отцом Андреем… Чо ты меня грузишь, — чо он, не поп, что ли? Поп же?

— «Поп» — это неуважительно звучит! — объяснила ему Зулька с некоторой назидательностью, — Отец Андрей для нас не «поп», а священник. Таинства, и всё такое. Только у него грех был, — я тебе рассказывала, — он тут, в храме, двоих бандитов убил! Очень переживал и много молился потом! И служб не было. Только он потом сказал, что сон ему был, и во сне — знамение; и что сейчас всё не так как раньше было; и что «грех» сейчас, — это не так, как раньше; и что он больше бы согрешил, если б не вступился за храм и за паству. И что в грехах потом разбираться будем, «когда всё кончится». А пока всё — так. И все согласились. И только Леонида против была; ну, то есть не против, а бурчала не по делу. Но её не особо послушали. Она сейчас у бабы Веры в кладовке сидит. Потому что баба Вера строгая. Меня тоже к ней сажали, когда я про… провинялась. На хлеб и воду, на целых два дня, прикинь! Это когда я шпиона задержать не смогла, — я тебе рассказывала! Папа говорит, что «у бабы Веры — гарнизонная гауптвахта», хи.

Сергей всё согласно кивал, слушая Зульку — всё это он уже слышал. И про битву с «инородцами» в церкви и возле церкви, и про «грех». Про Леониду только переспросил:

— А нафига вы её, получается, так просто кормите? На цепь — да и пахать! Как у нас пеоны. То есть какие были, не вольнонаёмные.

— Ты чо! — Зулька сделала большие глаза, — На цепь! Нельзя людей на цепь; человек должен осознать и раскаяться!

— Ага, замучались бы мы ждать, когда Бруцеллёз бы раскаялся! — хмыкнул Крыс, и огляделся, не слышит ли кто их перешёптываний, — Ещё чего! И вообще. Бог нас не посылал; вас, твоего батю выручать, — мы тут сами по себе. Мы за Элеонорой; и нас эта, овца ваша, Валька, заманила! И спряталась, зараза! Как появится — Толян её по-любому грохнет, я тебе говорю, он такой! Так что пусть лучше сидит — не высовывается!

— Откуда ты знаешь, что не бог вас послал?? — так же шёпотом, чисто из чувства противоречия, заспорила Зулька, — Вы и знать не могли! А он — сделал так, что вы сюда пришли, и, значит, помогли! Хотя и не планировали, правда же?

— Не посылал, хы, я б знал!

— Мог не знать, мог! Отец Андрей говорит, что пути господни неисповедимы, и что к вере каждый по-своему приходит! И что к богу мы не на небеса должны подниматься, а здесь, на земле, впустить его к себе в сердце! И дедушка Минулла тоже говорит, что аллах — он всемогущ и всеведущ, и что он во всём! То есть и в тебе, и во мне!

— А аллах — он тоже бог? — поинтересовался тёмный в теологических вопросах Крыс.

— А как же!

— А кого в тебе больше — аллаха или бога? И кто главнее?

— Они оба главные! То есть это один и тот же, только по-разному называется! — объяснила Зулька. Никогда она не была набожной, как, к примеру, её мать Алёна, в последнее время сильно ударившаяся в религию; но общение с Отцом Андреем, и со старым муллой, да и вся атмосфера общины давала себя знать.

— Клёво. Откуда знаешь?

— Да уж знаю. А ты крещёный?

— Не-а. А что? Это зачем?

— Ну как «зачем»? — удивилась Зулька, — Если ты крещёный, то ты… то ты… ты как бы для бога свой. Он тебе помогать будет.

— Типа ты уже в его бригаде?.. — хмыкнул понимающе Крыс, — А ты крещёная?

— Нет. Я ведь мусульманка. Ну, так папа говорит. Нам не надо. А вот мама у меня — крещёная.

— Ага… А можно? Надо будет подумать, чо. Если бог за это будет помогать… а что он взамен захочет?

— Ты чо! — Зулька опять сделала круглые глаза, — С богом нельзя так, нельзя торговаться! Нужно просто уверовать в него и всё! И это — соблюдать заповеди.

— Я и не торгуюсь, но условия-то надо узнать! А то влипнешь… Если «просто уверовать» — тогда ладно; а как он проверит — уверовал я или нет??. Да ещё «заповеди». А что за заповеди, сложно там, не?