— Ладно, ладно! — Олег махнул рукой, засмеялся, — Ты тоже девчонка хоть куда, я на тебя давно глаз положил! Только стеснялся.
Обои засмеялись облегчённо, неудобство окончательно прошло.
— Ладно, Оль, давай это… эээ… обсудим в другой раз. Ок? Сейчас я как-то не готов. Не то что отказываюсь, — к такому вот решению не готов. Договорились?
Она кивнула; поставила кружку на стол, поднялась.
— Так я пойду?
— Иди, Оль. Без обид?
— Какие обиды, Олег! Наше дело предложить — ваше дело… подумать над предложением!
Опять рассмеялись.
— Давайте только это, — без обсуждений. Ещё чего не хватало.
— Конечно.
Ольга ушла. Олег вновь запер дверь; убрал со стола, убавил свет, убавил нагрев обогревателя. Снял халат, переложил люгер под подушку. Опять забрался под одеяла. Грев ещё вполне горячий, бутылки.
Тут только вспомнил, что не снимал вязаную шапочку, в которой теперь обычно спал. Чччёрт, как это смешно, наверное, выглядело!.. Чёрт… А, ладно! Что такого…
Зевнул, потянулся в постели. Да уж. Почему бы и нет. Что такого? Подданные видят твои проблемы, и предлагают помочь с их решением, — что тут такого? Ах да, «моральные нормы и правила»… Но мораль есть функция от общественных социальных отношений; меняется среда, меняются отношения — меняется и мораль. Должна меняться. Женщины вот, как наиболее по сравнению с мужчинами чутко чувствующие изменения, первыми это замечают, и следуют уже новой морали. Всё поменяется. Рано или поздно. В конце концов он ведь с ней детей делать не собирается… Хотя… Почему бы и нет?.. Это уже какая-то «шведская семья» получается; или семья, как её представляли ультрареволюционеры в России в начале прошлого века. Всякие там Коллонтай или Арманд, или как их там… Передовые. Или, напротив, к стайной системе возвращаемся, где самки — все общие? Соответственно и дети. Чёрт, всякая ерунда в голову лезет. Нет бы просто переспать, раз предложили? Толян вот наверняка бы раздумывать не стал бы. Что такого? Но Толян это Толян; а я должен думать о том, как это отзовётся на общих отношениях… Ишь ты, и Люда одобрила! Болтают там женщины; обсуждают… А как же.
Поворочался ещё, опять вылез из-под одеял; помочился в большую пластиковую бутыль, используемую ночью вместо ночного горшка, закрыл пробкой; опять устроился под одеялами.
Сегодня приезжал Савелий с водителем-охранником. Весь вечер прошёл за разговорами — что да как в Мувске. Чёрные, «чёрноквадратники», говорит, оживились, — эпидемия их почему-то почти не затронула. Странно, она плотно по скоплениям людей прошлась; этнические диаспоры так, говорят, все вымерли, как и загородные лагеря. А эти — ничего. Расширяют зоны влияния, уже какие-то свои «законы» стали издавать — клеят на афишных тумбах и столбах, предварительно густо умазав их чёрной краской. Вот тоже напасть!
Собственно, Савелий приезжал с предложением. Говорит, что плотно работал до последнего времени с группами, осевшими на пивзаводе и на маргариновом. После эпидемии они сильно проредились. Вот он и приехал с тоже, можно, сказать, аморальным, неприличным предложением — «нахлобучить» тех и других, забрать остатки «под себя», пока это не сделали другие. «Группа Полковника» была ведь в Мувске явно не единственной среди бывших вояк, переквалифицировавшихся в банды. Вот по их схеме и выступить. На складе ГСМ бывшего Министерства Внутренних Дел, говорят, все перемёрли. Он за городом, собственно; и ни в одну из контролируемых Администрацией Зелёных Зон не входит. Тоже можно… нахлобучить! У него, мол, у самого Савелия, группа, которую он может собрать — пять человек, все с оружием; но боевого опыта маловато; вот и приехал к ним с предложением, типа объединить силы». Видимо, мы на них там, в доме где жил Погар, произвели впечатление…
Спрашивал, где Толик и Сергей, — отговорился, что на вылазке, скоро вернутся. Удачно, что он пулемёт видел — сразу добавилось уважения…
Надо подумать, надо подумать… Ты не возьмёшь — всё равно кто-нибудь возьмёт. А ты потом будешь ходить и облизываться. И жалеть, что зевнул. С другой стороны — так же вот, получается, как Группа Полковника… Крутые были, с опытом, — и все полегли; и положил их, по сути, мальчишка! Чёрт его знает, какие могут быть сюрпризы! Риск, всё риск! А что делать? Не рисковать — ничего не иметь! Если бы в своё время, весной-летом, не рисковали бы, с той же мародёркой — сейчас были бы, в лучшем случае, у кого-нибудь пеонами! Так и сейчас надо, — думать, оценивать, взвешивать, — и рисковать!
Но, опять же… Те «группы», что «держат» тот же маргариновый или пивзавод, — там ведь, вот как и у нас, семьи наверняка. Как с ними? «Полная зачистка», как водится? Савелий, тоже… сам же с ними работал; и сам же их под молотки подвести хочет! Вот оно, новое время, новая парадигма, новая мораль!
«Неприличное предложение»… Целых два «неприличных предложения» в один день! Но, если разбирать, какое из предложений более неприличное, то, пожалуй, Савелия. Наводить молотки на бывших коллег, или как их там, сослуживцев…
Олег уже засыпал. В мозгу проносились впечатления от сегодняшнего дня: флешетты, хищной стайкой ярких ленточек уносящиеся вниз; хлопки сработавших взрывателей для «авиабомб»… приезд Савелия… «- Да как Анжелика… ха-ха… да что ей, сучке, станется? Поёбываем; не только я, хы. Понты-то послетали с неё. Кормим пока…» Приход Ольги. Тонкий запах духов, тени на лице. «Вжжжик!» молнии на джемпере. Тоже неприличное предложение… Всплыло и тут же пропало лицо бывшей жены; не то, не худое, сморщенное, мёртвое; а когда только познакомились и, молодые, целовались на лавочке в Крыму. На смену ему всплыло лицо… да, она же тоже Ольга, — Сталкерша! Ей вот он сам, недвусмысленно предлагал перебираться к ним в Башню, — ушла от ответа тогда. Чего бы?.. Надо бы опять туда, на окраину, съездить. Вот ребята вернутся, тогда… Сейчас-то что, — все эти «переговоры» с Савелием ни о чём! — некому объединяться с их стороны, один он пока! Вернутся, — тогда можно будет обо всём и думать. И о повторном визите к Ольге-Сталкерше — тоже!
СТАЛКЕРША И ДРУГИЕ. КРОВАВЫЕ ПЛАНЫ
— Сталкерша? Это что за Сталкерша, что это такое? — удивился Борис Андреевич.
— Это она так себя поначалу называла; сейчас её больше «Чума» кличут; «сталкер» — это по персонажу фильма Тарковского; смотрели, может — «Сталкер»? Опять же — игра такая компьютерная. Была. — услужливо подсказал Хотон.
Гришка, то есть Григорий Пантелеевич, опять был «на позициях», оставив «тыловые дела» на старосту. А тут вдруг подкрепление, — целых десять человек! Из-под Мувска — всё сейчас перемешалось с этой Анти-Сепаратистской Операцией, или как она там. Фронт дырявый, все ездят как хотят. Что-то последнее время Мувские пришлые зачастили — то ли там уже разграбили всё что можно, то ли конкуренция сильная. А может просто ищут где лучше — они сюда, отсюда — туда. Как обычно уж…
Сидели с Хотоном в доме, обедали. Тот докладывал.
Пообломали Хотона, да; уже не тот стал «комиссар из центра», что, было, приехал с инспекцией и «руководящими указаниями». Шустрит сейчас по полной, не надувается спесью. Он у Гришки сейчас что-то вроде особиста и кадровика в одном лице. Ну и ещё разные «должности», которые можно объединить одним определением: «что прикажут». Сейчас он излагал Борису Андреевичу информацию по прибывшим. Всё что раскопал. Подробно. По-личностно. Как полагается особисту, докладывающемуся вышестоящему начальнику. Получалось у него неплохо; существенно лучше, чем руководить людьми, или, не дай бог, участвовать в боевых действиях. Вот это вот — это да, это его: копать подноготную, искать компромат. Хороший бы был, наверное, кум на зоне; но не сложилось, — а вот сейчас, здесь, себя, получается, нашёл. Въедливый; с одним поговорит, с другим, с третьим; «показания» сличит, найдёт противоречия… Полезный, словом. И в «чувствовании» людей и ситуации не откажешь — понимает, сволочь, что, хотя командир отряда Гришка, и Гришка же теперь и Уполномоченный по району, — теперь уже и не понять от какой власти, — а вот с докладом норовит к Борису Андреевичу; пользуясь чисто формальным Гришкиным «некогда мне, разберитесь там сами…» Чувствует, гад, у кого тут реальная сила. Гришка отрядом командует. И Хронов дружиной командует. А он, Борис Андреевич, ими обоими командует!