Где же, где же ребята; почему не возвращаются? Или хотя бы не дают знать, что с ними по рации. Наверное всё же что-то с машиной…

Он постарался отогнать неприятные мысли и сосредоточиться на обдумывании чего-нибудь более конкретного, чем переживания за экспедицию за Белкой, — в конце концов правильно говорили древние: если не можешь изменить ситуацию, — измени к ней отношение. Помочь он им сейчас никак не может… Хотя, конечно, если… Нет-нет, лучше не думать о плохом!

Негромко звякнул телефон внутренней связи. Олег выпростал из-под одеяла руку, взял трубку:

— Да?

Голос Ольги:

— Олег Сергеевич, я к вам сейчас поднимусь, — можно?

— Оля, случилось чего? — он встревожился.

— Нет…

— Ну, давай, поднимайся, если надо.

Что-то случилось всё же. Или о чём-то переговорить, чтобы не при всех, не на людях. Вот чёрт, одеться надо бы, что ли.

Выбрался из-под одеял; сразу добавил подачу топлива на обогревателе. Зябко ёжась, закутался в просторный стёганый халат, найденный в одной из обмарадёренных квартир; ступни ног сунул в меховые внутри сапоги.

В дверь негромко постучали.

Переложил люгер из-под подушки в карман халата, добавил света на стоявшем на столике светильнике, пошёл открывать.

Ольга стояла, закутавшись в пушистую шубку с накинутым на голову капюшоном, из меха какого-то непонятного зверя. Но тёплая. Просто удивительно, сколько толковых, зимних, тёплых вещей оставили в своих квартирах люди, уезжая «на время» в сельхозпоселения или деревни. Ключевое тут, конечно же, «на время», — забыли, что «самое постоянное — это временное» …

— Проходи, Оль. Располагайся. Чаю хочешь?

— Я принесла с собой! — Ольга достала из-под полы шубки небольшой стальной термос, — Только что заваренный. Со смородиновым листом.

— А, ну давай. Я не буду тогда спиртовку заводить. Вот кружки. Хочешь, вот… — Олег открыл дверцу шкафчика и достал начатую бутылку, — Ром. Кубинский. Или, может, виски. В чай.

— Да. Это неплохо бы. Ром, может быть? Честное слово, никогда не пробовала, даже удивительно как-то. Виски угощали, конечно; а ром — нет. Да ещё кубинский!

— Ну, попробуешь. Ничего особенного вообще-то. Но попробовать стоит. Тем более, что Куба для нас теперь такая же экзотика, как Марс.

Видно было, что Ольга чувствует себя не в своей тарелке, скованно; и потому ведёт себя несколько более развязно чем обычно, на людях. Обычный психологический момент, — отметил он про себя. Отметил и то, что от неё пахнет хорошими духами, — уж что-что, а разбираться в качестве парфюма он немного научился за годы в парфюмерном бизнесе. Впрочем, с духами в Башне было просто. Духов в Башне «было». Хоть задушись, хоть каждый день. Не все пошли на заправку спиртовок.

Ольга уселась в кресло возле столика, отвинтила крышку термоса; взяв кружки, скептически заглянула в них, вынутым из кармана платком наскоро протёрла, стала разливать парящий чай. Приятно запахло смородиной. Олег устроился в кресле напротив. Ольга откинула капюшон, и стало видно, что волосы её чистые и аккуратно уложены, заколоты сбоку заколками. И… и макияж, кажется. Точно, макияж! Тени, помада на губах.

Внутри Олега что-то непроизвольно напряглось. Появились какие-то смутные, тёмные мысли. Да ладно! Да не может быть. Брось. Брось, ерунда какая!

Плеснул рома понемногу ей и себе в кружки; в аромат чая и смородинового листа вплёлся действительно экзотический аромат из далёкой солнечной страны, населённой приветливыми мулатами. И мулатками… Хм…

Ольга отпила чай из кружки, чуть откинулась в кресле, положив ногу на ногу. Ноги в обтягивающих лосинах. Или как это у них, у женщин, называется… Хорошие у неё ноги, — отметил Олег, стараясь, впрочем, не смотреть, — Ровные. Свет светильника, стоявшего сбоку, выгодно оттенял её лицо, делая его загадочным. Надо же; как-то всегда считал, что Ольга — вполне обычной внешности, весьма средней. Ну, аккуратная такая, стройная; но — вполне обычная. А тут надо же — чуть ли не красавица. В общем-то и видел её как? — когда они только из лагеря сбежали, и скитались тут, в городе: замученная, загнанная женщина, полная тревоги за себя и своего ребёнка, семью. И потом тоже особо ни ему её рассматривать, не ей прихорашиваться было некогда; единственно что на Новый Год; и то — тогда они с Мишей ещё сами не свои были; поверить не могли, что кончились их скитания по мёрзлому, злому, голодному и холодному Мувску. А сейчас — отпустило, видимо; и расцвела. Если так можно выразиться. А что? Полноправная гражданка Башни; не пеон какой-нибудь. «Гражданство» — в бою заслужено, не с неба свалилось… Да…

Чтобы не было паузы, улыбнувшись, спросил:

— Пистолет-то, что я тебе дал, — с собой, надеюсь, носишь?

— Всегда, конечно, Олег Сергеевич! — она, также улыбнувшись, отчего тени метнулись по её лицу, достала из кармана шубки ПСМ и продемонстрировала его, держа на ладони, — А как же! Теперь без оружия — ни шагу!

— Это хорошо, это правильно… — Олег взял кружку и тоже отхлебнул чаю.

Ольга спрятала оружие обратно в карман.

— Я спасибо уже сказала, повторяться не буду. Олег Сергеевич…

— Да-да, конечно! — покивал Олег. Действительно вкусный чай. Уместный сейчас. Вроде как уже и не так холодно. Даже где-то наоборот.

— Олег Сергеевич. Можно я вас буду называть просто Олег? Ну, хотя бы наедине, не при людях.

Что-то там мелькнуло у Олега в голове насчёт «держать дистанцию с …» и так далее; но додумать он не успел, а просто как-то торопливо кивнул:

— Да-да, конечно. Оля.

— Олег… — сказала она, отставив кружку с чаем, — Олег. Мы все вам очень благодарны. За всё, что вы для нас делали и делаете… Мы… Я, то есть… В общем, понятно, что вам тяжело… ну, во всех смыслах.

Она вдруг встала с кресла. Олег напряжённо молчал, ждал продолжения.

— Я… — видно было, что она заготовила какие-то слова, какую-то речь; но вместо этого получалась какая-то отсебятина, — Мы… ну, то есть я… в общем, Олег, я бы могла… могла бы остаться у вас на ночь. У тебя, то есть. Я могла бы остаться у тебя на ночь, Олег!

Как бы подтверждая свои слова, она расстегнула шубку, отбросила её, распахнув полы, на плечи. Под шубкой на ней был вязаный джемпер с молнии от низа до горла. Вжикнула, расстёгиваясь, молния… Поджарый живот, гладкая кожа; ажурный, красивый бюстгальтер.

Олег вспомнил, что надо дышать, только когда стало реально не хватать воздуха. В комнате же явно стало не просто тепло, а даже где-то и жарко.

— Оля??. — резко сел голос что-то.

Она, опережая его вопрос, торопливо произнесла:

— С Мишей говорили об этом. Он… он не против. Он всё понимает. Такое время… Люда тоже… тоже считает, что так… так можно. И нужно.

— Ясно. — голос вернулся; и с ним способность мыслить, — Сядь.

Она, не застёгивая джемпера, лишь запахнувшись в полы шубки, послушно опять села в кресло; опять положила ногу на ногу. Замерла выжидательно.

После неловкой паузы вдруг заговорили одновременно:

— Оля, я, конечно ценю…

— Олег, ты не подумай…

Одновременно замолчали, и рассмеялись. Нараставшее напряжение как-то схлынуло.

Олег подмигнул и плеснул ещё по порции рома в чай ей и себе. Чёрт побери! Он совсем не был снобом; и не был «ботаником», неумеющим вести себя с женщинами. Всякое бывало. В жизни. Правда, давно. Но — всё в этой жизни идёт по спирали. На том же месте, просто на другом витке. Сколько раз замечал.

Выпили.

Олег, уже почти спокойно, улыбаясь, сказал:

— Нууу, если вы… вы все… уже решили, то… — проследил как Ольга напряглась; улыбаясь, продолжил:

— …то я подумаю. В другой раз. Хорошо?

Ольга кивнула и снова взяла кружку.

— Нет, всё нормально, Оль, я ценю, и всё такое. Ты не подумай…

— Вы тоже не подумайте… то есть, ты тоже не подумай, Олег; что я, вот так… в общем, я до этого — никогда! И Миша — вы… ты не подумай, он не извращенец какой, — но… но сейчас обстоятельства такие… и мы хотим помогать. Как можем. И вообще… вы мне нравитесь, Олег. То есть — ты мне нравишься…