Изменить стиль страницы

Он заторопился:

— Я… это, значит… я — Юрист; тьфу, то есть это погоняло такое, тьфу, то есть кличка, — по-настоящему я… эээ… специалист по животноводству… я… ээээ…. Скотник, да, скотник; то есть ветеринар!

Попавшийся Псам Юрист уже усвоил, что в новом мире к бывшим юристам как правило относятся резко негативно, и потому решил «сменить профессию». Так же по опыту он знал, что почему-то изначально хорошо относились к Скотнику, всегда с интересом слушали его рассказы про животных. Может и здесь прокатит…

— Так ветеринар или «скотник»?? — нахмурился недоверчиво дядя Саша, — «Скотник» — это как-то по-скотски…

— Ээээ… — залебезил Юрист, в то время как Генка стал обшаривать его карманы, — «Скотник» — это кличка такая, шутливая. Ребяты дали. А так-то я, конечно, животновод!.. Тут — случайно…

— Не, ты скажешь наконец, чо ты тут делал?? Скотник-животновод, бля! — вновь рыкнул Женька; а Степан наградил бомжа увесистым поджопником. Бомж тут же торопливо изложил свою версию события.

По его получалось, что он «шёл в Оршанск из эвако-лагеря, откуда сбежал» (он посчитал, что беглец должен вызвать сочувствие), по пути подвергся многочисленным преследованиям и обидам со стороны «ментов» (также по опыту он знал, что ментов никто не любит), и, проходя мимо стены, ограждавшей промзону, «был сражён» запахом пищи… просто волшебно пахнет пищей… два дня не ел, то есть не кушал… Да, надписи на заборе видел; но с собой не совладал, — думал, зайду, попрошу… Очень кушать хочется, уважаемые граждане!

Женька с сомнением подвигал носом, втягивая воздух:

— Пиздит, мне кажется… Какой нах тут «запах пищи», кто что чувствует?..

— Пиздит! — подтвердил и Вампир.

— Вроде как… не, в натуре — пахнет! — не согласился Лёнька, — У меня знаешь нюх какой? Особенно когда жрать хочется… — он смешно сморщился и по-кроличьи подвигал носом, — Я даже могу сказать, чо баб Лиза готовит: пшённую кашу с тушёнкой! Тушняк — он, когда разогретый, его ни с чем не спутаешь!

Остальные в сомнении пожали плечами. Дядя Саша с Оберстом переглянулись:

— А ведь и правда… — буркнул Оберст, по своему обыкновению, в минуту задумчивости, полируя рукавом свой серебряный перстень на мизинце, — Это мы не додумали.

— Что недодумали?

— Что жратва пахнет!

— А у тебя дома, когда готовишь, — не пахнет?

— У меня соседей нет. И готовлю я раз на три дня. Чему там пахнуть? А тут сразу чувствуется, что зона обитаемая, раз жратвой пахнет!

* * *

Юрист, назвавшийся Скотником, подобострастно закивал. Наверно отпустят. Чо бы не отпустить?

Он постарался принять по возможности самый жалкий и никчёмный вид. Что возьмёшь с голодного грязного бомжа, забредшего на запах готовящейся пищи? Отпустят! Залез он сюда, и правда, почувствовав запах пищи; что его обострённый голодом нюх уловил за километр по меньшей мере. Но искал он тут не людей, чтобы попросить поесть. Им двигало простое соображение: если готовят пищу, значит тут есть пища; и есть место, где её хранят. Склад. Погреб. Кладовая. При мысли об этом перед его мысленным взором вставал тот волшебный соседкин подвал, в котором он так долго и безбедно отъедался. А вдруг и тут удастся найти какое-нибудь такое помещение? Кладовую, погреб, склад? Понятно, что тут есть люди; а стало быть есть кому следить за запасами; но вдруг? Вдруг?? Голодный организм не хотел принимать доводов рассудка; перед внутренним взором вставали полки, на которых теснились банки с самодельной тушёнкой, банки с компотами, с помидорами и огурцами, с кабачками и кабачковой икрой, баклажанами, сгущёнка, солёное консервированное же сало, сушёное мясо, балык… оооо, балык! Он непроизвольно сглотнул.

Потому он и шарился вокруг ангаров из профлиста, вожделея в какую-нибудь дырочку увидеть штабеля ящиков с тушёнкой. Только бы найти где много съестного; а уж просочиться он туда сумеет! Ужом, змейкой, червячком! — но проникнет на склад, где пища в изобилии!

Но в ангарах явно не было пищи… Зато в одном из них его обострённый нюх уловил запах не менее ценного по нынешним временам нежели пища продукта: он уловил запах бензина, дизтоплива, — короче, горючего!

Это тоже была большая удача; и он воспрянул духом: горючее было в большой цене! Ещё когда он уходил с «бомжами-интеллигентами» из Оршанска, уже тогда с горючим было очень сложно; частникам его не продавали; вернее, было положено не продавать, и потому продавали, но, как говорил один прежний сатирик, «за очень особые деньги».

А теперь-то наверняка так это и вообще!.. Но горючим сыт не будешь; и в карманах его не унесёшь, даже если бы и удалось проникнуть в ангар… Он некоторое время раздумывал, принюхиваясь. Может быть, это и не склад топлива, а что-то старое? Ну, скажем, старые открытые бочки из-под бензина. Лежат тут, воняют… Никому не нужные.

Он забеспокоился, и вновь принюхался к щелке. Нет! Запах был конкретный, свежий! Топливо — неважно что, бензин или дизель, — было там, в ангаре, и много, оттого так и пахло.

Но… почему без охраны?? У него, конечно, и в мыслях не было бы пытаться проникнуть на базу, где обосновались какие-нибудь вояки или банды, близкие к воякам. Даже к ментам он бы не сунулся ни за какие коврижки — достаточно было этого «приключения», когда вместо того, чтобы пропустить одинокого безобидного бомжа без всяких ценностей, его заставили чистить снег; а потом эта девка… Хорошо хоть в сутолоке удалось сбежать! А ведь могли и убить — просто так, в отместку! Хотя он и знать не знал ни что у девки этой нерусской есть оружие, и что она настолько отмороженная, что начнёт воевать — и небезуспешно! — с ментами!

Нет, однозначно не полез бы! Но тут была особая ситуация — промбаза реально, несмотря на пугающие надписи на бетонных стенах, выглядела необитаемой; и потому он рискнул. Явно тут не какой-нибудь тербат базируется — никаких признаков; всего-то одна машина, остальные — явно нерабочие, занесённые снегом.

Он сообразил, что тут окопалась какая-нибудь маленькая группка; может быть — соседи. Украли где-нибудь, захомячили топливо и жратву, — и наслаждаются жизнью, сволочи! Когда люди голодают. И, хотя жратву, видимо, держат там, где и живут, горючее хранят вот в этом вот ангаре… Потому что воняет; ну и ещё может быть потому, что его много! Бочки, а может и цистерна на колёсах. Вполне могла быть цистерна, — в ангар был широкий въезд, которым, правда, видно, что давно не пользовались. И — никакой охраны! Во всяком случае возле ангара, — сам он, очень труся и каждую минуту опасаясь окрика и готовясь или удрать, или изображать из себя бедного-несчастного, мучимого голодом интеллигента, проник в промзону через пролом, пару часов кружа вокруг и не рискуя ни лезть через стену, ни соваться к главным воротам.

Он задумался, какую выгоду можно получить из этих умозаключений.

Как-нибудь, дождавшись ночи, прорезать и отогнуть лист гофрированного профнастила, пролезть внутрь; отлить горючее в какую-нибудь ёмкость, лучше в канистру — и утащить в город?.. Там, несмотря на прошедшую эпидемию, горючее наверняка можно было бы сменять на хавчик. Или в крупную какую-нибудь сельхоз-коммуну, которая не передохла в эпидемию.

Но много ли он, слабый, на себе унесёт? Да и найдёт ли он канистру? И сможет ли достаточно бесшумно прорезать стенку — чем?? Опять же в темноте, ночью — ведь тут, поди, очень темно ночью! Фонарика у него, конечно же, не было; фонарики, с батарейками конечно, были большой ценностью. Не было и инструментов, навыка, тары… Нет, от этой идеи он сразу отказался — бомжевские приключения напитали его уже жизненной опытностью, недостижимой тому, прежнему Юристу.

Это был как пиратский клад, который нельзя унести частью и в одиночку.

Но, в конце концов, можно продать саму информацию! Он видел издалека — на улицу выходила какая-то тётка. Тут наверняка гражданские хомяки!

Продать информацию о захомяченном горючем воякам; а лучше — какой-нибудь банде! Они сейчас все при каких-нибудь объектах обретаются, говорят: оружейный склад, элеватор, пивзавод, маргариновое производство — где осталось хоть что-то ценное «из прошлого». Чего-то у них в избытке, а чего-то нет. Горючее вот всем нужно, всегда. Прийти к атаману, или как они там сейчас называются, и рассказать — так и так, знаю где много горючего. Почти ничейного. Укрываемого, эта, от нуждающихся. Могу показать!