Прошло более часа, прежде чем из темноты появился силуэт всадника. Гауда молчал и знаком приказал следовать за ним. Какое-то время все ехали, не проронив ни слова.

– Мы должны принимать то, что посылают нам боги, – наконец произнес Гауда. – Умоляю тебя, Адербал, расскажи мне все о походе. О ваших беседах. О том, что говорили мой отец и мой любимый брат. Я хочу знать все! Только… прошу тебя, как брата: не рассказывай никому, как они погибли. Они – благородные воины, а не преступники или рабы, и не должны были умирать такой позорной смертью. Будь проклят римлянин, отдавший приказ так поступить с ними!..

Долгое время Адербал рассказывал Гауде о том, что было с ними на войне, начиная с осады Сагунта, в которой он успел принять участие, и заканчивая битвой у стен Нолы. Гауда слушал, не перебивая.

Когда Адербал закончил, он некоторое время обдумывал услышанное, мысленно переживая все описанные приключения.

– Вы – настоящие герои! – Гауда сжал локоть Адербала свободной рукой. – Я всегда восхищался моим отцом. А сейчас восхищаюсь вдвойне. Того, что вы пережили за четыре года, другим хватит на целую жизнь…

Потом он остановил коня, прижал левую руку к сердцу, а правую, согнув в локте, поднял вверх и торжественно произнес:

– Брат! Я в любом случае отправлюсь на войну с римлянами. И клянусь тебе – пусть боги будут свидетелями! – мое сердце не успокоится, пока смерть моих близких не будет отомщена двумя смертями римлян, облеченных высшей властью! И если я не исполню эту клятву, на этой земле мне никогда не будет покоя!

– Но царевич Масинисса ни за что не отпустит тебя, – возразил Адербал.

– Значит, Масинисса поедет со мной! Я сумею убедить его вступить в войну, а он сумеет убедить Галу! Ведь вы за этим сюда прибыли? Тем более, что Гала жаден, а вы предлагаете ему испанское золото. Масинисса сумеет сломить его старческую нерешительность. Он давно мечтает перебить хребет Сифаксу и не дать ему усилиться в Нумидии.

– Кстати, брат, насколько мне известно, Масинисса влюблен в прекрасную карфагенянку Сафонисбу?

– Да, – удивившись неожиданному вопросу, ответил Гауда. – После смерти своей жены Дахии, царевны из племени гетулов, он остался один. В прошлом году по требованию Совета Масинисса отвез свою дочь, семилетнюю Кахину, в Карфаген, где она осталась в качестве заложницы. Там он познакомился с Сафонисбой и влюбился в нее без памяти. Он ждет разрешения ее отца, Гасдрубала Гискона, на брак с ней.

– Ты можешь использовать в качестве весомого довода то, что Гасдрубал Гискон в настоящее время в Испании и ждет помощи нумидийцев, – улыбнувшись, сказал Адербал.

Гауда посмотрел на своего нового брата с уважением.

– Ты мудр не по годам. Конечно, Масинисса хочет добиться расположения своего будущего тестя. Можешь считать, что ваша миссия закончилась успешно, – с удовлетворением закончил он.

Развернувшись, маленький отряд поскакал в сторону дворца.

Центурионы Квинт Статорий и Вибий Алиен гордо восседали на лучших нумидийских жеребцах из личных конюшен царя Сифакса. Им было чем гордиться. Они, младшие командиры римской армии, командовали целыми тремя легионами. И пусть эти легионы состоят из варваров - нумидийцев, но все же под их началом не сто двадцать солдат манипулы, а пятнадцать тысяч воинов.

«Были бы они еще и римлянами, вот тогда…» – мечтательно думал Вибий Алиен. Впрочем, что было тогда, вообразить он толком не мог. Центурион знал, что ему никогда не командовать даже одним римским легионом, это - удел аристократии, но его самолюбие сейчас было удовлетворено.

Конечно, доспехи нумидийцев не слишком походили на римские (слишком много шкур, кожи, и очень мало бронзы), а буйный нумидийский нрав не позволял слаженно действовать в строю (темпераментным африканцам не хватает терпения), но в целом, хотя бы внешне, легионы выглядели достаточно грозно. Центурионам удалось научить солдат чувствовать плечо товарища, слушаться команд и более или менее придерживаться римской тактики ведения боя.

Сейчас, ранним утром, новоявленные легионеры выстраивались на поле грядущей битвы, где Сифакс решил дать бой Гасдрубалу.

Манипулы выстраивались в три шеренги – по римскому образцу.

Нумидийцы не делились на молодых гастатов, опытных принципов и тяжеловооруженных ветеранов-триариев, как это было заведено у настоящих легионеров – в зависимости от возраста, опыта и имущественного ценза. Нумидийцы в этом отношении оказались равны – мало опыта и одинаковое простое оружие. Поэтому первая шеренга манипул состояла из молодых солдат (это единственное, что делало их похожими на римских гастатов), вторая – из солдат среднего возраста (тот же единственный критерий, заимствованный от принципов), а вот с ветеранами была проблема, поэтому в третью шеренгу, где должны находиться триарии, центурионы поставили солдат, отобранных ими лично.

Двадцать тысяч всадников Сифакса снисходительно наблюдали за легионерами. Они не привыкли к лобовому столкновению. Римские военные традиции были чужды и непонятны для них. Как пехотинцы будут спасаться, если битва окончиться не в их пользу? Да и построение в стройные ряды не по ним. Каждый воин должен биться сам за себя. Не закрываться щитом, а резать врагу конечности, впиваться в горло. Метательное оружие – стрелы, дротики – им больше по душе, чем копья и мечи. Тем более что сражаться придется не с римлянами, а с такими же африканцами, только мавританского и ливийского происхождения, а также с дикими испанцами. Так зачем же все усложнять?

Окружив легионеров с флангов, всадники нестройной толпой гарцевали в нетерпении боя на своих таких же неспокойных лошадях.

Сифакс, в доспехах инкрустированных золотом и серебром, в окружении охраны наблюдал за построением. В отличие от соплеменников, он был очень доволен видом нового воинства. Царь уже видел себя победителем и хозяином независимой страны, в подчинении которого будут десятки таких легионов. Следующим его шагом станет удар по царству Галы, а затем – взятие ненавистного Карфагена. Тогда он отомстит подлым финикийцам за все притеснения и обиды… Равноправный союзник римлян, царь объединенной Нумидии – вот кем должен быть Сифакс! Мысли о грядущем не выходили из его головы. Но грядущее делалось здесь и сейчас – на поле будущего боя, в нескольких милях от карфагенского лагеря, и он, царь Западной Нумидии, не должен забывать об этом…

Прошло больше двух часов с начала построения его армии, но враги не принимали вызов. Сифакс не собирался штурмовать лагерь: его воины не обучены осадному делу, да и конницы у него больше, чем пехоты.

Но вот затрубили вражеские трубы, загрохотали барабаны – карфагеняне стали выходить из своего лагеря.

«Наконец-то!».. – У Сифакса отлегло от сердца: ему жутко надоело ждать. Уже третий день его армия выстраивалась, занимая, как ему гляделось, очень удачные позиции, но Гасдрубал никак не реагировал на маневры нумидийцев. Но, очевидно, у врага все-таки сдали нервы, и он решил принять неизбежную смерть от доблестных легионов великого царя.

Первыми из ворот лагеря вышли ливийские копейщики. До врага было достаточно далеко, и Сифакс не мог определить род войск, но ливийцы отличались от остальных карфагенян организованностью и легко узнавались по стройным рядам. Царь был убежден, что они устремятся вперед, чтобы оказаться напротив его центрального легиона.

Но что-то пошло не по плану.

«Стойте, сыновья шакалов! Куда вы пошли?!» – хотелось закричать царю: ливийцы двинулись не вперед, а устремились влево от ворот лагеря, а затем подались назад, выстроившись в неприступную фалангу. Они заняли поле между лагерным валом и рекой, русло которой в этом месте круто изгибалось. Этим маневром вражеская пехота надежно защитила себя с флангов.

– Вот гиены! Что они делают?! – бесновался царь, недовольный таким раскладом событий.