— Да ладно тебе, не напрягайся. Сегодня выберемся из этого гадюшника, заберём парней, закатимся в кабак и хорошенько напьёмся, — в устах самого тихого из компании и вообще, ни много, ни мало, высокорождённого, это звучало как минимум неординарно.

— Ты же знаешь, что мне нельзя, — как-то даже виновато и немного завистливо прошептал Ройчи.

— Тоже мне отмазка. Ничего, начнёшь с нами, а потом мы тебя свяжем.

— Разве что, — согласно кивнул тот. — И кляп не забудьте, — напомнил. — А то знаю: всегда найдётся добряк, из-за которого по большому счёту и приходится платить за разгром. Не будешь же, в конце концов бить по морде того, кто якобы помог тебе по доброте душевной.

Эльф теперь уже молча смотрел на человека, и мысленно диву давался, как умеет тот ловко манипулировать его настроением (ну и не только его в их компании, если уж быть точным до конца). Другое дело, осознанно это или нет. Наверное, в какие-то моменты — да, он отдаёт себе отчёт в этом, но есть эпизоды и спорные. А с другой стороны, какая разница? Достаточно того, что Листочек уверен в искренности и благонадёжности товарища — тот никогда и ничего не сделал во вред своим друзьям. Вот так!

— Так я чего его позвал, — вспомнил Ройчи начало разговора. — Чтобы он отошёл от пленных: во-первых, — не нужная вонь, а мне очень хочется, особенно в свете новых данных, поспрашивать их, а во-вторых, — они не должны были слышать ответы этого Мудака, и если они не совсем благонадёжны, чтоб не успели выстроить логичную защиту.

Листочек одобрительно кивнул — в прозорливости человека он не сомневался, и они направились к лежащим у дальней стены связанным пленным.

Их оказалось одиннадцать. Солдатам досталось знатно — все были в запёкшейся корке крови, изорванной одежде, у многих отсутствовали эпизоды доспехов, большинство были с закрытыми глазами — то ли уснули, что сомнительно, то ли в беспамятстве. К тому же их ещё изуверски связали, можно сказать, перетянули верёвками вдобавок к связанным конечностям и кляпам во рту.

Листочек остановился чуть раньше — тяжёлый запах крови и испражнений так ударил в нос, что он предпочёл страховать товарища и поглядывать на всякий случай вокруг, стоя чуть в сторонке. Но с любопытством наблюдал за действиями Ройчи. Тот остановился над особенно избитым «грифоном», возможно, что и каким-то сержантом или офицером — эльф в агробарских знаках различия не разбирался, но доспехи отличались качеством — естественно то, что от них осталось.

Ройчи присел на корточки над пленным, поднёс факел к лицу и всмотрелся. Сквозь багрово-фиолетовые разводы на него из щёлочек опухшего лица смотрели с такой ненавистью, что впору было ставить щит от сглаза. Кончиком ножа выдернул кляп, и изо рта несчастного вырвался надсадный хрип. Наёмник достал флягу и тоненькой струйкой полил воду прямо в рот. Кадык судорожно заходил.

— Кто такой? — Ройчи смотрел с сочувствием, но попыток разрезать верёвки или иным способом облегчить жизнь связанного не предпринимал. Война есть война, и жалость легко может обернуться ударом в спину.

— Пошёл к дракону, слизняк… предатель… проклятый мятежник…

— Это хорошо, — довольно сказал наёмник, и тот недоумённо замолчал. — Говорить можешь, — объяснил. — Но ты меня с кем-то перепутал, грифон. Ты с Восточного предела? — тот промолчал и, тяжело сглотнув, демонстративно отвёл глаза в сторону.

— Хорошо, — вздохнул Ройчи, — объясняю, — и продолжил жёстко. — К мятежникам скорее можешь быть причислен ты, ибо по словам очевидцев короля убили именно элитные латники РоАйци. То есть бойцы в цветах его гвардии с «грифонами» на плащах. Это ясно? Если же ты меня причисляешь к тем придуркам, что мучали вас, то смею тебя уверить, это не так, и в качестве первого доказательства могу показать их трупы. Я связан с… семьёй РоБеруши, если тебе это о чём-то говорит, и если тебе есть что сказать, говори, в противном случае, я уйду, и оставлю всё, как есть. А с рассветом подойдут подельники той мрази, что мы закололи… Уверяю тебя, за нормальным фасадом столичной стражи скрывается совсем не то, что заявлено — и о лёгкой смерти вы будете мечтать. Мало того, вас казнят с позором на столичной площади, как убийц короля.

Таращившийся в сторону пленный вдруг как-то съёжился, безвольно прикрыл глаза, крепко-крепко зажмурился — в той степени, как это удалось сделать, и наконец посмотрел совсем иным взглядом на наёмника, терпеливо ждущего ответа. И столько в нём было боли и тоски, а ещё безысходности и отчаяния, что Ройчи невольно покачал головой — довели крепкого мужика.

— Что ты хочешь? — безжизненно произнёс тот. — И кто ты?

— Неважно, кто я, — Ройчи отрицательно и твёрдо покачал головой. — Важно, кто ты. Рассказывай всё, что знаешь и… — замер на удар сердца, внимательно вглядываясь в лежащего, — если меня это устроит, у тебя может появиться надежда. Ты уж постарайся, — словно попросил наёмник.

Листочек, напрягавший до сего момента свои чувствительные уши, решительно подошёл к говорившим. Уже ни запах, ни аура страдания не мешали — любопытство — очень серьёзный стимул для переступания неких границ.

Пленный как-то вдруг ещё более осунулся, сглотнул с трудом, и Ройчи поспешил ещё влить ему воды и, прикрыв глаза, начал ровным запинающимся голосом:

— Я — Дамир ДиОдори, егерь — сержант второго корпуса третьего пехотного полка Восточного предела, вотчины светлейшей семьи РоАйци, контролирующего часть границы с Брежией… Около месяца назад за подписью старого графа пришло распоряжение выделить полку сотню егерей, не задействованных непосредственно в патрулировании. И мы, недавно вышедшие из рейда были переброшены в лесной лагерь южнее Бристона, где нас встретили такие же, как мы, солдаты предела из других подразделений. Незнакомые люди зачитали указ лорда и провели инструктаж, согласно которому выходило, что королевство в опасности, в том числе король Элий Четвёртый Великолепный, — тут пленный скривил губы в подобии улыбки, — и для усиления и поддержания порядка мы скрытно, дабы не потревожить предателей, выдвигаемся к столице. Естественно, это всё было очень секретно. Передвигались мы в сопровождении кавалерийского полка, который следил не столько за тем, чтобы нас обнаружили, сколько, чтобы мы не разбрелись — один боец из гарнизонных пикинеров отстал из-за юбки, так был жуткий скандал, чуть не вздёрнули беднягу, но побоялись возмущения. Избегая оживлённые тракты и населённые пункты неделю назад мы добрались до столицы и заселили опустевшие казармы частей, которые РоДизайши вывел в путь на Вербар. Там уже нас ждали… другие «грифоны». Вроде как лёгкая пехота и элитные латники. Но… странно так: хоть и поселены были отдельно, но и сами не изъявляли желания пообщаться с земляками — какие-то они затянутые были своими командирами… Я, кстати, хотел поискать деверя своего или привет хотя бы передать — он в гвардии графа этим же латником служит, так меня завернули на первом же посту — мол, секретность, и всё такое… А потом наступил день, когда нас подняли по тревоге, и мы вошли в город: сотни разбросали по всей столице, а я в составе своей попал во дворец, где нам и сообщили о предательстве гвардейцев и убийстве короля… И началась потеха с «чайками». Не помню даже, кто первый начал, так как никто из наших не хотел да и не был готов схватиться с королевскими гвардейцами и стражниками! Они же такие, как мы!.. Но пустили первую кровь и понеслось… Выбили почти всех — в плен не сдавались, а мы и не брали… Парни, озлобленные потерей товарищей стали щипать некоторых аристократок, вроде как несогласных с нашими действиями… И тут доносят весть о предательстве наследной принцессы и вознаграждении в случае её обнаружения и поимки… Внезапно появились якобы союзники из подчинения РоШакли, стали оттирать с ключевых постов… А после и вовсе подло ударили в спину… вместе с теми… ряжеными драконами! — он зло выплюнул последние слова. — Это, — кивок в сторону лежащих товарищей, как обратил внимание Листочек, прислушивавшихся к рассказу, — остатки нашей сотни, — закончил горько. — Да и то оставили только для того, чтобы было кого с позором публично казнить… — голос его затих.