- Снимите с него капельницу! - сказал врач помощников.

Чья грубая рука выдернула иглу из вены; Герман вскрикнул.

- Не делайте этого ... Я не хочу ... - подниматься он уже не решался, но пробовал увернуться.

- БРОСАЙТЕ! ..

Помощники крепко держали руки и ноги. Он начал извиваться, но силы покидали его - страх парализовывал, а боль в животе вырос до размеров вселенной.

- Не-е-е ... - его голос неожиданно сорвался.

Герман увидел, как рука врача метнулась в правый карман халата и через секунду зависла над ним, сжимая огромный блестящий скальпель, который в следующее мгновение резко опустился вниз к голове Германа, вспоров подушку.

- Ты уже успокоился? В следующий раз я сниму с тебя скальп ... - прошипел Добрый Доктор.

Он вплотную приблизил свое лицо к Германов. Его глаза начали быстро меняться - они стали похожи на линзы фотообъектива - выпуклые и безжизненные, мертвые стекла. В их глубине пульсировали, сужаясь и расширяясь, черные зрачки-диафрагмы.

(Щелк!)

- Начинайте! - приказал Помощникам Добрый Доктор; его голос зазвенел длинной эхом, многократно отразившись от стен палаты.

Гигантская игла разорвала вену ...

Герман проснулся от собственного крика.

* * *

Сквозь шторы пробивалось утренний свет. Герман сел на кровати и взглянул на часы: восемь. Затем вытер ладонью мокрое от пота лоб и пошел в ванную - посмотреть в зеркало, проверить, насколько он изменился за ночь, и умыться холодной водой, чтобы окончательно прогнать ночные кошмары.

Но, выйдя из кровати, Герман увидел много седых волос на подушке, и почувствовал, что тело постарело сильнее, мышцы заметно ослабли и уменьшились в объеме - вирус не спал этой ночью, продолжая разрушать его организм, как червь точит дерево. Как тысячи огромных прожорливых червей.

С мрачными предчувствиями Герман подошел к большому зеркалу.

Первое, что бросалось в глаза, - его рост. Герман стал на пять-семь сантиметров ниже. На лице появилось больше морщин, волосы поредели - местами виднелись проплешины.

В зеркале Герман увидел человека, которому где-то под семьдесят лет.

Но удивило другое - он уже не напоминал неудачно загримированного старого деда под молодого актера.

Старик в зеркале был настоящим ...

Несмотря на себя, Герман понял, что его старения зашло не так далеко, как он опасался. Но в то же время было похоже на то, что вирус не собирался останавливаться. Вероятно, завтрашний день он еще увидит, но касалось понедельника ...

Он наконец оторвал взгляд от зеркала и открыл кран с холодной водой. Ночной кошмар уже успел витиснитися другими мыслями, и образ Доброго Доктора ощутимо потускнел.

Помня реакцию предварительного контакта кожи с водой, Герман осторожно подставил под струю одну руку и подождал несколько секунд. Но, почувствовав ничего особенного в этот раз, начал привычный утренний ритуал умывания.

Его вывернуло прямо в умывальник, когда он чистил рот от грязно-серого налета, собрался за ночь. Уже знакомые зеленые сгустки забрызгали половину зеркала и полстены. Зеленый слизь медленно сползал вниз по плитке, оставляя мокрые гадкие дорожки.

* * *

10 часов

Герман открыл в гостиной форточку и остановился перед окном, глядя во двор.

По траве между деревьями важно расхаживали вороны - внештатные дворники, одетые в строгие фраки. Птицы таскали по двору кусок хлеба, постоянно пытаясь отнять его друг у друга. Одна ворона, сидевшая на ветке высокого клена, словно пир с сухарем ее совсем не касался, громко закаркала, заметив со своего наблюдательного пункта кошку. Команда пернатых «дворников» разлетелась в разные стороны, а потом расселась на ветвях деревьев, заинтересованно рассматривая уличенный кошку с безопасного расстояния.

Герман продолжал стоять у окна. Он превратился в обычного наблюдателя. Где-то глубоко внутри бродил страх. Но он уже другой, как вирус, каким-то образом выравнивал эмоции, оберегая Германа от безумия.

Выйдя из ванны, он попытался заставить себя хоть немного поесть. Это напоминало кормления сытой ребенка, выбрасывает всю еду обратно; сколько зашло - столько и вышло ... Не принимал организм и жидкость - особенно воду. Но в то же время Герман вовсе не чувствовал ее недостатке. Докучал только прогорклый привкус серого налета, постоянно образовывался на деснах и языке. Впрочем, ранее этот налет вызвал более неприятные ощущения; Герман начал подозревать, что его вкус и обоняние начали притупляться.

А сейчас он стоял перед окном, наблюдая за улицей внизу и за собой.

* * *

13:00

Герман выяснил, что он стареет постоянно.

Достаточно было не подходить к зеркалу в течение часа - и разница становилась очевидной. Это напоминало путешествие во времени.

Процесс старения продвигался уже не резкими периодами, как во время похоронной Турне, когда произошел первый неожиданный приступ, - сейчас это происходило постепенно, с одинаковой скоростью. Герман заставлял себя смотреть в зеркало не чаще, чем один раз в час.

В одном из ящиков письменного стола уже давно лежал совершенно новый «Полароид», когда-то кем подарен. Герман собирался применить фотосъемку, чтобы определить, пусть приблизительно, в каком темпе продвигается его старения.

Но вдруг вспомнил, как когда-то в детстве с ним случился неприятный случай, в котором фотокамера сыграла не последнюю роль. С тех пор Герман фотографировался только дважды: для выпускных альбомов: школьного и институтского; причем, в обоих фотографиях получился каким-то испуганным.

Он действительно боялся всего, что напоминает объектив (называл это фотофобией).

Словом, фотоаппарат так и остался лежать в столе.

* * *

18:00

Герман уже определил, что 1:00 реального времени составляет около полугода для его постоянно стареющего организма.

Правда, вирус вовсе не коснулся зубов и зрения. Зубы только немного пожелтели (причиной был, наверное, налет). А зрение, казалось, не только не утратил былой остроты, а даже немного улучшилось.

Мышцы атрофировались бешеным темпом, как из него, как из резиновой куклы, кто выпускал воздух. От приличной еще утром шевелюры остались клочки седых пуха. Кожа продолжала морщиться - с каждым изучением себя в зеркале Герман думал, что больше уже стареть невозможно, однако каждый раз ошибался.

И конечно, он катастрофически терял вес. Теперь Герман весил не более шестидесяти килограммов, предварительные девяносто (еще два дня назад) казались нереальными. Он часто рвало, ничего не ел и, что наиболее удивляло, до сих пор не мог влить в себя ни капли жидкости.

Преимущественно Герман или стоял, уставившись в окно, или лежал на диване и прислушался к своему телу. Иногда он слышал в ушах сухое потрескивание, будто кто-то морозный день ходил по снегу.

* * *

22:00

Из зеркала смотрел восьмидесятилетний старик.

Тебе не кажется, что пора хоть кому-то позвонить? - спросил себя Герман. Родителям? Те слишком далеко; и что он им скажет (если они вообще узнают его голос)? Напугать до смерти? Нет.

Друзья? Знакомые? Коллеги? Старые школьные или институтские товарищи? Или ... Алекс?

Герман только покачал головой. В выцветших глазах набухли слезы.

Из носа вытекла струйка крови, капая Герману на подбородок, а потом под ноги. Он замер, отрешенно наблюдая, как у тапочек образуется темно-красная, очень густая лужа ... пока тугая струя зеленоватой рвоты не ударил изо рта и носа одновременно ...

Интересно, что решат патологоанатомы, когда найдут его тело? Кто его узнает? Что сообщат родителям? Что вообще здесь будет происходить? А похороны? .. Кто ...

* * *

23:30

Несмотря ни на что, его голова оставалась ясной.

Он лежал в постели, пытаясь заснуть.

О завтрашнем дне не думал Герман искренне надеялся тихо и безболезненно умереть во сне ...

Тогда все и закончится.

* * *