Глаза и мозг отказывались верить этой картинке. Я огляделась. Белые стены, белый потолок, окно со стеклом, за окном голубое небо и облака, которых не было там... А на стене, противоположной окну — ещё одно, тоже со стеклом, только вид за ним... и люди ходят в белых халатах.

Краем глаза уловила движение в кресле — мама проснулась.

— Эмма! Эмма, солнышко! Ты пришла в себя, деточка моя! Родная! О, Боже, как же я надеялась, как ждала этого!

— Мама? — мой голос был тихим и слабым, а ещё таким хриплым, будто я целую вечность им не пользовалась.

— Да, родная моя, это я. Папа скоро тоже придёт, — он сейчас домой поехал, поспать, переодеться. О, Эмма, — мама заплакала, размазывая по щекам влажные дорожки слёз, — деточка моя.

— Где я?

— Ты в больнице. Не волнуйся, всё хорошо.

— В какой больнице?

— Эмма, не волнуйся так, не дёргайся. Я сейчас позову доктора... А вот и он сам.

В палату вошёл мужчина в белом халате. Немолодой, с самыми обычными глазами. Я закрыла свои — не хочу! Ничего больше ни видеть, ни знать не хочу! Доктор и мама начали о чём-то говорить, но я не слушала. Я не хотела ничего слышать. Ни о том, что я молодец, что выкарабкалась, ни о том, что у меня сейчас возьмут какие-то анализы. Мужчина пощупал меня, приоткрыл мои веки, чтобы проверить зрачки. Спрашивал... я не отвечала.

Мама позвонила отцу. Я слышала, как, всё ещё плача, она рассказывала ему, что я пришла в себя. Что со мной всё хорошо и врачи сейчас повезут меня на обследования. Я не знаю, что он ей отвечал, я только услышала, как она сказала:

— Солнышко, папа уже едет.

А потом меня, и правда, куда-то повезли, переложив на специальную тележку. Со мной что-то делали, брали кровь, мне что-то говорили, но мне было всё равно. Я начала понимать. Что не было Тима. Но я не хотела так! Я не хотела в это верить! Я же так сильно его люблю! Как он там, без меня?

Я пыталась забыться сном и первое время у меня это получалось. Но во снах я не видела Тима. Я не видела Ивриганз. Никого из них. Потом я просыпалась и вновь оказывалась в больнице. Рядом с мамой и папой. Они были очень обеспокоены моим состоянием, но и рады, что мне уже лучше. Я узнала от них, что несколько месяцев провела в коме. Что-то случилось со мной во время полёта и, если бы не Раудж Прости... но он оказался замечательным специалистом своего дела и смог поддерживать меня в таком состоянии на корабле, пока мы не вернулись на Землю.

В один из дней моя команда пришла меня навестить — это мама им позвонила. В палату ввалились Раудж, Николай и Марк с широкими улыбками на свежих и... живых лицах. Они были живы. А Тим? Николай пристроил на столике огромный букет цветов.

— Эмма! Наконец-то! Мы так переживали за тебя. Что ж ты нас так напугала, а? — он первый из пришедших подал голос.

— Расскажите мне. — попросила я.

— Что? — уточнил Фризмер.

— Всё. Что произошло?

Они немного замялись и переглянулись, словно не зная, кому из них рассказывать. Наконец, Марк произнёс:

— Ты помнишь, как нас тряхнуло?

Я кивнула, он продолжил:

— Никто так и не понял, что случилось. Компьютеры выдавали данные, что всё в порядке, но внутри что-то творилось, нас трясло, видимо, вошли в какую-то нестабильную зону... в управлении до сих пор пытаются разобраться, что же это было. Если бы не твоё состояние, они, наверное, уже забыли бы об этом, но общественность... ты же понимаешь. А ответов нет.

Его перебил Раудж:

— Ты сильно головой ударилась, череп не треснул, но травма мозга случилась.

— Я думала, это Ник ударился.

— Я тоже, — вмешался тот в разговор, — но со мной всё было в порядке. Так, небольшое рассечение кожи, кровь остановили и полетели дальше.

— Мы были на Марсе?

Ребята замолчали и виновато все разом опустили глаза.

— Говорите, — потребовала я.

— Да, — ответил Марк, кивая, и посмотрел на меня. — Когда в управлении узнали, что Рауджу удалось стабилизировать твоё состояние и твоей жизни ничего не угрожает, они велели нам продолжать экспедицию. Прости, Эмма.

— Значит, я была на Марсе? — попыталась я улыбнуться, что вышло, скорее всего, очень жалко.

— Ты была рядом с ним. На сам Марс, ты же понимаешь, мы не имели права тебя брать.

Я кивнула. Может, меня это известие должно было расстроить, но мне было всё равно, была я на Марсе или нет. Мне плевать на Марс. Теперь уже плевать.

— А Войнс? С ним всё в порядке? — спросила я, вспомнив, что он тоже был со мной на неизвестной планете и, раз он был духом, то, возможно, с ним тоже что-то случилось во время тряски.

— Да, — оживился Николай, — с ним всё хорошо.

— Где он?

— Он сейчас в Китае, уже третий месяц или больше. Ты знаешь, он же уволился после этого полёта, но его пригласило Китайское национальное космическое управление. Летать он не будет, но, вроде, он инструктором там.

Я кивнула, словно соглашалась. Хотя, с чем именно я соглашалась, я не знаю. Может, с тем, что Дэвид Войнс жив, может, с тем, что он в Китае. Не знаю.

Ребята ещё некоторое время пытались разговаривать со мной, но я отвернулась к окну и смотрела куда-то в небо. Наверное, я хотела увидеть там ту планету, хоть лёгкой жёлтой дымкой сказавшей бы мне, что она существует. Но я её там не увидела. Когда моя команда, бывшая команда, поняла, что я больше не хочу общаться, они переключились на разговор с моей мамой, но он касался лишь моего здоровья. А потом они ушли. Я даже нашла в себе силы попрощаться с ними, они ведь ни в чём не виноваты.

В больнице мне пришлось провести ещё несколько дней, пока врачи окончательно не удостоверились, что со мной всё в порядке и я могу ходить. Сначала это давалось мне нелегко, но вскоре тело начало восстанавливаться, мышцы окрепли, благодаря ЛФК. Я хотела уехать домой, в свою отдельную квартиру, но родители и слышать об этом не хотели. Они забрали меня в свой дом. Чудесный загородный домик, где я провела свою юность. Но и он мне теперь был не нужен. Мне никто и ничто не было нужно, кроме Тима. О, Господи, как же я хотела вернуться к нему.

И никакой беременности тоже не было и в помине. Это всё оказалось плодом моей больной фантазии. Единственное, что совпадало с реальностью, так это то, что несколько месяцев назад восстановился мой менструальный цикл. Пытаясь найти связь между тем миром и этим, я однажды спросила у мамы:

— Мам, когда у меня начались месячные?

— Это было уже тут, когда ты в больнице лежала. Наверное, месяца четыре назад, ну и, может, ещё несколько дней.

Я мысленно вернулась на родину Тима. Точно, по тому, что я помнила, так оно и должно было быть. Когда здесь моё тело вновь вернулось к нормальному женскому циклу, мои мозги не пропустили этот факт и даже в коме услужливо подсказали воображению, что теперь я могла бы и матерью стать. И разыгравшаяся фантазия убедила меня в том, что под своим сердцем я ношу ребёнка Тима.

Пока я сопоставляла эти факты, мама сказала:

— Ты знаешь, твой капитан, Дэвид, он же первое время по возвращении каждый день навещал тебя в больнице. Как тебя туда положили, так он, спустя несколько дней пришёл к тебе и с тех пор появлялся ежедневно. Я понимаю, он, наверное, просто чувствовал себя ответственным и виноватым в том, что с тобой случилось, ведь он у вас там был главным, но нужно отдать ему должное...

Я не дала ей закончить, перебив:

— А почему не сразу, не в первый день?

— Так, у них же там расследование началось, и со всеми этими допросами ему невозможно было к тебе вырваться.

Я вновь погрузилась в воспоминания. Почему там я встретила именно чудного недокота? И, наверное, он исчез из моих видений лишь тогда, когда Войнс уехал в Китай. А мама меж тем продолжала:

— Мне Ник звонил, сказал, что они сообщили Дэвиду о твоём выздоровлении и он очень рад, передаёт тебе наилучшие пожелания и даже сообщил, что попробует взять несколько выходных, чтобы прилететь и проведать тебя.