Вообще эмиграция мало и неохотно читает, а польские газеты поют с голоса брошюр Голуховского (например, анонимное “Oestreich und seine Volker”), в которых ясно и толково изложена программа, принятая нынешним австрийским правительством, и кабинетом Белькреди и кабинетом Бейста. Программа эта несложна – следует удовлетворить желаниям обоих исторических народов, слагающих Австрию: австрийцев (с чехами, моравами, хорутанами и т. д.) и венгров (с хорватами, сербами, словаками, русскими, румынами), и каждой из этих народностей дать свое министерство, свои финансы – словом, полную самостоятельность. К этому, так называемому дуализму, Голуховский прибавляет еще польские провинции Австрии, которым тоже следует дать самостоятельность, и при помощи их и двух других частей империи, отнять у русских Царство Польское и Западные Губернии. Тогда Австрия, Венгрия и Польша, соединенные федеративно, под одною короною представят собою сильнейшее государство в Европе к которому, волею-неволею, примкнут Дунайские Княжества, Северная Болгария и вся Сербия с Босниею и с Герцоговиною. План, видите, вовсе неглупый, и правы австрийские государственные люди, что они его приняли. В наше время вопроса о народностях трудно существовать государствам, основанным только на трактатах да на преданиях. Франция, Испания, Италия, Пруссия, Швеция, Россия, Англия, Греция и Румыния – это живые государственные тела, население которых связано между собою и происхождением, и языком и верою. Это тела, составные части которых не ползут врозь – мы не берем, разумеется, в счет всяких поляков, ирландцев, индейцев, бурят, самоедов: в каждом организме есть свои чуждые элементы. Но из государств исторических осталась одна Австрия с Венгриею, и народности, замкнутые в них историей, рвутся на волю. Надо же стало найти оправдание своему существованию, надо доказать, что работа веков была не только не напрасною, но что из нее могут сложиться государственные формы, ничем не худшие генетических. Для этого надо, чтоб в Европе была не одна Австрия, не одно историческое государство. И вот восстанавливается Венгрия, и вот готовится восстановление Польши. Это делается против нас; из-за этого реки крови потекут – но это неглупо задумано. Кто возьмет, мы не знаем – мы не хотим ни хвастать, ни венчаться лаврами перед победою; но нельзя не видеть, что близка окончательная развязка вопроса: будут существовать Австрия, Венгрия и Польша или не будут? To be or not to be – that is the question (of the day)...

Этого вопроса эмигранты, разумеется, не понимают – они слышали звон, да не знают в котором приходе. Для чего, почему готовится война – им все равно. Но набатный колокол начал раскачиваться – и они бегут, бегут и бегут ратовать за полуживое дело. Это дело – засада целой их жизни. За него ратовали деды и прадеды их, за него ратовали отцы их, их матери учили их ратовать за это дело... И пусть идут. Пусть и их бедные головы лягут за завет отцов, благо нынешняя война будет последнею. Надо ж, в самом деле, раз навсегда покончить эту страшную борьбу двух славянских племен – или мы, или они! А покуда часть бывшей Речи Посполитой в руках Австрии, до тех пор мы будем и сами мучиться и их мучить, до тех пор они сами не могут сказать себе “pas de reveries”.

II

Есть у меня в Яссах сосед, юноша лет двадцати пяти. Был он и в жандармах, был и в повстаньи; признаться, я его подробно не расспрашивал. Знаю я его уже с год. Добрый, неглупый малый, но крайне неразвитый, как вообще все эти несчастные, ушедшие в леса со школьной лавки. Каждые три-четыре дня он заходит ко мне справиться о политических новостях. Отношения между мною и им сложились следующие. Месяца два назад, является он ко мне, с палочкою в руках, с сумочкою на плечах. Обыкновенный его мундир: какой-то кепи, нанковая (это зимой-то!) венгерка, сапоги по колена и брюки уже неизвестного цвета и материи.

– Прощайте!

– Куда Бог несет?

– В Галицию.

– Чего вам там не доставало? Хотите попасться?

– Теперь уж нечего попадаться, теперь война.

– Какая война? кто? с кем?

– А как же? Австрия и Франция объявили войну России за ее варварские действия в Польше.

– Вы в своем уме, мой юный друг, или свихнулись?

– Да помилуйте! Все наши говорят, и все идут.

– Извольте же взять газеты – вот последняя, что я получил. Возьмите их домой и перечтите от доски до доски. О войне еще и слова нет. Война, по всей вероятности, будет, но покуда даже и правительства еще не перессорились, даже и ссориться не начинали.

– А отчего же наши все идут? Эге-ге! да у вас русские газеты! Я их и читать не стану.

– Это отчего?

– Это все вранье, брехня. Это пишется для того только, чтоб Европу морочить – мы это знаем-с, нас не проведете! Мы уж эти штуки-то русского правительства видали! Прощайте!

– Постойте! – Не хотите верить нашим газетам – вот вам “Час”, а вот и “Газета Народовая” – этим вы можете верить. Извольте читать!

Перелистал он польские газеты, и ничего в них не прочел толком.

– Так честное слово, нет войны?

– Присягу дам.

– Что же мне делать?

– Сидеть смирно и тихо, заняться каким-нибудь делом, ремеслу какому-нибудь выучиться; ведь вот Теомил сделался же из варшавских перчаточников ясским кузнецом; а будет война – делайте что знаете.

– Да как же узнать, когда будет война? Наши все говорят, что война, и все идут.

– И пусть говорят, и пусть идут! Туда дуракам и дорога! А вы сидите здесь в Яссах и заходите ко мне. Я постоянно читаю газеты, и если будет война и станут вас набирать в отряды – я вам первый дам знать. По рукам? – По рукам!

С тех пор он и стал делать мне визиты для узнания, скоро ли можно будет в пух и прах расколотить москалей. Как-то раз на днях является он ко мне вне себя, садится и начинает собирать сведения, но собирает их так дипломатически, так тонко, что я сделал вид, будто и не замечаю, что он узнал какую-то новость и хочет пощупать меня, дескать, знает ли ее этот москаль. Наконец, он не выдержал:

– Вы, Василий Иванович, никаких новостей не слыхали про железную дорогу, которая строится из Галиции в Балту?

– Читал что-то недавно, только не припомню. А что?

– Да вот что. Приехало сюда двое англичан-инженеров и нанимают здесь рабочих. В сутки дают по ренскому (60 коп. сереб.), содержание их; кто хочет, тот может идти записываться к английскому консулу.

– Что-то невероятное. Рабочие из Галичины сюда толпами валят; там человек за 6, за 10 копеек будет вам целый день работать, на своих харчах, потому что он иначе с голоду умрет. Кого ж нелегкая понесет сюда отыскивать рабочих, да еще за такую страшную цену?

– Вот то-то, оно и нам удивительно. Мы думаем, нет ли тут чего другого?..

– Понимаю. Это, значит, эмиграция болтает. Сама сочинила чушь, сама распустила, да сама же и в тупик перед нею становится. Возьмите вы в толк: статочное ли это дело, чтоб вам давали там по 60 к. с. в день и харчи! Будет война, вы и даром туда явитесь, на ваш собственный счет – вас и звать не нужно, чтоб вы сошлись. Это одно. Другое: откуда же взялись такие огромные деньги, чтоб вас содержать в Галичине до войны? У Австрии денег нет, у поляков денег нет, англичанам в вашем деле с нами хоть трава не расти – стало, кто ж даст денег? Третье: с какой стати тут английский консул примешан, я уж и совсем не понимаю.

– Может быть, как частный человек?

– Да консул не простой чиновник, он с братом родным не может говорить как частный человек, а не то, что мешаться в такое огромное политическое дело. Эх вы!

Опустил государственный преступник голову и поплелся домой. Я не скажу, чтоб все польские эмигранты были таковы, но таково большинство их: ничего не читают, ни за чем не следят и вечно волнуются разными слухами и вестями. Последствия такого невежества и восторженности выходят для них весьма плохи: они гибнут и вымирают без всякой пользы даже для польского дела. Процесс этого вымирания совершается у них так: