- Вот и я стала Нюшкой,- улыбнулась она.

Хозяйка прихватила из дому тростниковые початки. По

дороге они вместе с Зоей надергали в маленьком озерке куги. Игнаша догнали на тропе с огромной вязанкой корневищ осоки и начали спускаться к длинному кривому озеру. Берега его были абсолютно голы,

- Удобное место для ондатры, а корм не растет,- пояснила Татьяна Васильевна и, разувшись, полезла в воду. Она высаживала корешки вдоль берега, как высаживают рис на залитых водой полях. Зоя последовала ее примеру. Вода в озере оказалась теплой, почти парной.

- Тогда сажайте вдвоем, а я пойду еще принесу,- предложил Игнаш и отправился по крутой тропе через перевал к дальнему озеру.

- Почему здесь рыбешки не плавают? - поинтересовалась Зоя, вглядываясь в прозрачные пласты воды.

- Щуки всех истребили. Теперь сами доедят друг друга. В тех озерах, где мы разводим карпов и других рыб, прежде всего вылавливаем щук, а иначе напрасный труд - сожрут молодь.

Скоро у Зои заломило спину. Татьяна Васильевна заметила и предложила заняться другим - сеять тростник. Зоя шла по берегу, теребила коричневые початки и разбрасывала легкий пушок на илистые берега.

- Смотри ты, как старается,- вернувшись с соседнего озера, отметил довольный Игнаш.

- Завтра возьмем ее на соболиные участки,- посоветовала Татьяна Васильевна.

Наработавшись, они устроились отдыхать на укромной поляне, которую прогревали яркие жгучие лучи. Пахло цветами и лесной сыростью. Игнаш рассказывал, как он строил первые бараки на том месте, где сейчас красуется город Магадан. Даже в то лихолетье он занимался правильным делом, не продавал совесть коммуниста за похлебку…

- Иван Иванович,- смущенно попросила Зоя.- Помогите мне вернуться к своим в отряд.

- Я плохой следопыт,- признался Игнаш.- Если только они свернули в боковые ключи, зря проплутаем.

- Жаль,- уныло опустила голову Зоя.

- Но ты не отчаивайся,- утешил Игнаш.- Скоро белые ночи кончатся, и мы поговорим кострами с оленеводами в горах. Пастухи подскажут, куда забрались твои друзья.

- Буду очень ждать.

- На прииск не поманивает? - поинтересовалась Татьяна Васильевна.

- Не агитируйте, не поеду.

- Тогда командируйте меня,- предложил Игнаш.

Игнаш уехал на своей легонькой моторке. Через неделю он привез газеты и журналы за целый месяц, кое-что из продуктов. Пакет от Орлецкого и письма Зоиной матери он положил на столике отдельно.

Предчувствуя, что Игнаш вернулся с прииска, Зоя и Татьяна Васильевна поспешили возвратиться с гор. Взяв пакет от Орлецкого, Зоя подошла к обрыву и нераспечатанный швырнула в водоворот. С трепетом она распечатала письмо от матери, буквы прыгали в ее глазах, а строчки расплывались - на них капали слезы. «Я не знала, что у меня сумасшедшая дочь, что она добровольно полезет к медведям в пасть…» - упрекала мать.

…В первую темную ночь Зоя вместе с хозяевами раскладывала на площадке костры, вглядывалась в дальние распадки, ища ответную точечку огня. Но все напрасно. Никто не ответил. И в последующие разы то же самое.

- Невезучая я! - жаловалась Зоя.

6

В погожий amp;apos;августовский день Игнаш и его спутницы, разглядывая с ягодной горы долину Ярхаданы, заметили на реке ниже порога большой катер, который тащил за собой баржонку, а на ней пестрели кофты, косынки и звенели голоса. Это поднималась к Игнатам первая экспедиция продснабовских заготовителей.

- Наконец-то! - радостно воскликнула Татьяна Васильевна.- А то сколько в тайге добра пропадает.

Палатку заготовители поставили чуть пониже порога и сразу рассыпались по тайге. Их повели Игнаши и Зоя. Рыбаков - по карасевым озерам, по горным ручьям и речкам, богатым хариусом, сигом, тайменем; грибниц, ягодниц и заготовителей орехов - по склонам сопок. Приехавшие сперва не признали в Зое фасонистую учительницу, задававшую тон всем приисковым модницам, но, приглядевшись к ней здесь, ахнули:

- А вы молодец! - откровенно хвалили ее женщины, любуясь, как Зоя легко гребет веслами, готовит обеды, разбирается в тайге.

Зою это еще больше подзадоривало. С некоторых пор она и сама поняла, что простая физическая работа бывает приятной. И теперь в диспутах о труде при коммунизме она готова была, как когда-то в Приокске Сергей, утверждать, что нельзя человека лишать радости физического труда. Эх, Сергей, Сергей!..

Пребывание Савельевой у Игнашей многому научило. Эта немолодая чета была озарена какой-то юношеской романтикой. Масштабы их деятельности необозримы, результаты - невероятно большие. Зимовье их не выглядело заброшенным, наоборот, казалось, стоит в самой середине планеты, и волны жизни плещутся вокруг. Здесь велись диспуты о книгах, танцевали под патефон, корпели над записями, составляли карты пушных, рыбных, пастбищных и ягодных угодий. Порой вспыхивали споры, жаркие, напористые. В спорах Татьяна Васильевна походила на курицу, налетающую на орла. Но если правда была на ее стороне, Игнаш уступал:

- Убедила! Согласен!

Поздно вечером Игнаш выходил на площадку над обрывом, усаживался в кресло и слушал в тишине голос гор, тайги, водопада.

- Он у меня лирик! - не без гордости говорила Татьяна Васильевна Зое.

Игнаш мечтал. В такие минуты перед его мысленным взором проходили картины его горячей нелегкой жизни. И всегда вспоминалась октябрьская ночь Петрограда. Перед утром он стоял в охране около Смольного. После грохота и пальбы во время взятия Зимнего, установилась к утру вот такая тишина. Это была необычная, величавая тишина, когда, казалось, слышны были еле уловимые голоса дальних звезд, голоса миров. Тогда впервые Игнашу захотелось побывать на дальних планетах, рассказать о радостях, которые завоевал в боях трудовой люд России под руководством Ленина…

Часто вспоминался Перекоп, ледяная осада под Амгой, гибель лучших друзей. И тогда он сожалел, что рассказал об их беспримерных подвигах, об их неповторимых жизнях лишь в маленьких газетных заметках… Революция ушла далеко вперед, ее волны плещут над всей планетой. Люди, свершившие революцию, стали легендой. Но ведь он, Ян Игнаш, знал этих людей в лицо, пожимал их крепкие руки, делился последним сухарем, последней щепотью махры. Потому так ревниво он всматривается в глаза молодых, мечтая увидеть в них отблеск тех живых огней революции.

И снова Игнаш вслушивался и тишину и явственно слышал звучание в ней неудержимой, как водопад, зовущей к подвигам и деянию величавой симфонии. Он готов был отдать свою кровь, каплю за каплей, лишь бы записать ее, ибо верил, что, услышав эту торжественную музыку жизни, человечество никогда бы не допустило черных гроз…

Однажды днем вдалеке от зимовья Зоя первой заметила всадника на гнедом коне. А потом втроем они замахали руками и закричали, чтобы всадник подъехал к ним. Незнакомец резко обернулся, быстро накинул накомарник и, пришпорив коня, скрылся за деревьями.

- Недобрый гость!-сурово проговорил Игнаш.- Мимо нашего зимовья крадется только дрянь.

Как ни уговаривала Татьяна Васильевна, Игнаш стоял на своем: идти в погоню. И он ушел, вскинув на плечо «тулку». Договорились сигналить кострами.

Прошла ночь. Татьяна Васильевна даже не сомкнула глаз, все вглядывалась в темень. Огонек не появился. Еще тревожнее стало во вторую ночь.

- С Ваней что-то случилось,- твердила Татьяна Васильевна.- Будь у него все благополучно, он бы дал о себе знать…

К середине ночи на дальнем перевале замигали непонятные огоньки. Хозяйка плеснула керосин на кучу хвороста, подожгла и, схватив факел, размахивала им, твердя одни и те же слова:

- Это ты, Игнаш? Ответь, Игнаш!

Но в ту же минуту надвинулись тучи, звездочки огней в горах исчезли, так и не ответив на тревожные вопросы. Горы дохнули сырым холодным ветром и таинственно смолкли.