Изменить стиль страницы

Честно признаться, Наташе хотелось отвернуться. Тяжело, когда калека бодрится, а у него ничего не получается. Но через минуту, увидев с какой легкостью, с каким залихватским видом, заломив фуражку набекрень, бригадир пошел по кругу, она забыла и свои опасения, и то, что он слепой. Сверкая белизной зубов, гордо вскинув голову, Ерчан Кетандин откалывал коленце за коленцем, да с такими вывертами, какие умеют делать только лихие солдаты, да еще с разбойным присвистом. Казалось, расступись круг, так он вприсядку пропляшет до самой вершины Туркулана. Вот тебе и слепой! Вот тебе и калека! Да в нем радости столько, что если разделить,- для всех людей на земле хватило бы.

Кетандину долго и горячо хлопали.

- Смотрите, не слишком восхваляйте,- осторожно выбираясь с круга, сказал бригадир.- А то я нос в космос задеру!

Не успел бригадир отдышаться, молодежь стала просить:

- Ерчан Чолгокирович, станцуем хороводный!

- Ну что же, стройтесь.

Парни и девушки взяли под руки гостей и стали в круг, образовав пестрый венок. Не оставили в стороне даже Кыллахова, а бабушка Хачагай подцепила Кирьку.

Переступая в такт песне, хоровод плавно раскачивался. Ерчан Кетандин звучно выводил мелодию эвенкийской хороводной:

Дялян, Дялян - дя,
Песня-пляска - дя,
Запоем мы - дя,
Да запляшем - дя.

Хоровод дружно повторял каждую строку, только бабушка Хачагай часто зевала и пела, когда все голоса уже умолкали. Кетандин запевал следующий куплет:

Дялян, Дялян - дя,
Хороша ты - дя,
Наша пляска - дя,
Пляска «Дялян-дя».

- Ну спасибо, товарищи. Хороший вечер был,- проговорил Кетандин, покидая круг.- Может, скоро теперь тут поселок выстроится, тогда будем чаще встречаться. А сейчас до свидания, пора мне к стаду.

- Как же вы поедете ночью? - изумилась Наташа.

- Мне ночью еще лучше,- улыбнулся Кетандин.- Э! - спохватился вдруг он.- Давайте-ка просигнальте Игнату, что гости прибыли.

Вместе с Кеной на утес поднялись почти все. Запылал костер, и вскоре из мрака блеснула ответная звездочка. Кена махал факелом, то заслоняя собой костер, то открывая его, и пристально всматривался в таежную даль.

- Игнаш зовет к себе с оленями. Что-то у них случилось неприятное.

У Сергея словно что-то оборвалось в груди.

- Сколько отсюда до Игната? - спросил он.

- По журавлиной тропе пятьдесят километров, по кабаржиной в два раза больше, а по медвежьим зигзагам все полтораста будет,- ответил радист и тут же успокоил: - Шибко плохого там не произошло. Игнаш только о чем-то предупредить хочет.

Но Сергея не покидала тревога. Ему не терпелось самому побывать у Игнаша, узнать от него о Зое. Может быть, кто-то напал на его зимовье?.. Он готов был прямо сейчас, ночью, через горы и буреломы кинуться туда.

Крикнули со скалы Кетандину. Он сразу же распорядился, чтобы два парня собирались в дорогу.

Кетандин дважды негромко свистнул. Под ноги ему белым клубком подкатилась собачонка и получила из рук хозяина комочек сахару. Прибежала на свист и пегашка. и за отличное несение службы заработала хрустящую галету.

- Молодец, конек-горбунок,- похлопал ее Кетандин по гриве и повернулся к собачонке.- Ну как, моя радарная установка, уши у тебя в порядке?

- Бери меня с собой,- тяжело поднимаясь с травы, обратился к Кетандину Кыллахов.

- Отдыхай, Ксенофонт Афанасьевич,- запротестовал бригадир.- Мне самому там делов немного.

- Поеду,- настоял Ксенофонт.

Вскоре два всадника растаяли в темноте августовской ночи. Три молодых оленевода, прихватив ружья, ушли в противоположную сторону. Девчата пояснили: они - таежные дружинники, хотят, чтобы с гостями ничего плохого не случилось. Кто знает, может, нападут на след тех недобрых, что преследовали геологов…

Долго слышался шепот в девичьей палатке. Все же девушки единогласно решили, что самый красивый парень - Ром Шатров с его миндалевидными глазами и бесподобной шевелюрой. А как пляшет! Даже Ярхадана признала это.

А Наташа допытывалась про Кетандина. Ей все казалось, что он явился из сказки.

- Как он сейчас едет по кручам, через кустарники?

- Это что! - отвечали девушки.- Посмотрела бы, как он оленя ловит чаутом. И все ему будто просто. А когда вернулся с фронта слепым, двух шагов не мог ступить, чтоб не споткнуться. Говорят, он слышит, как рыбы в озерах поют, как травы растут, как птенцы вылупляются из скорлупки…

Катя и Кирька, не выпуская рук друг друга, всю ночь бродили по лужайкам. На рассвете они поднялись на скалу, к памятнику. Камень-сердце за ночь сильно остыл.

- Давай согреем его! - предложила Катя и положила на камень свои горячие маленькие ладошки. Кирька последовал ее примеру. Катя вскоре шепнула:

- Потеплело сердце…

- Т-точно!

Они долго стояли молча, разглядывая, как прорисовывались в рассветном небе контуры величавых гор, обозначались ближние рощи.

- Тебя дома целуют?-поинтересовалась Катя.

- Н-нет.

- Меня тоже бабушка не целует,- пожаловалась на свою горькую судьбу Катя.

Кирька не дурак, он понял намек, повернулся к Кате и чмокнул в губы. Катя зажмурила глаза, а у самой на. лице выражение, будто шоколадку сосет.

- Сладко как!

- Еще бы!-пояснил с видом знатока Кирька.- Было б горько, зачем бы тогда люди придумывали п-поцелованья?!

Катя радостно вскинула голову, только косы вразлет.

- Пойдем покажем бабушке, что мы уже умеем целоваться,- нетерпеливо предложила она.- Бабушка Хачагай сильно обрадуется. Она очень переживала: не дождусь, говорит, когда ты взрослой девушкой станешь.

- П-почему бы не п-порадовать,- не совсем храбро согласился Кирька. Они сползли с кручи и, снова взявшись за руки, направились к маленькой белой палатке, которая сейчас, в рассветной полумгле, походила издали на парус или на серебряное крыло взлетающей чайки.

5

Всю ночь Кетандин и Кыллахов вместе окарауливали стадо, грелись у костров. Разговорам не было конца. Но к утру старику стало плохо - его сковал тяжелый приступ.

Когда Ксенофонт отлежался, они решили вместе вернуться в стойбище и попросить бабушку Хачагай хотя бы намекнуть, где же расположено Озеро Загадок.

- Крепись, Ксенофонт Афанасьевич, крепись,- твердил Кетандин, подгоняя свою пегашку и придерживая старика за плечо. Их лошади шли рядом по узенькой горной тропке. Впереди обозначалась седловина. Эвенки называли ее Партизанский перевал. Гранитной колонной возвышался над седловиной утес. Старик придержал Магана и долго вглядывался.

- Кто памятник ставил Василию? - спросил он.

- Мы, комсомольцы,- ответил Кетандин.- Еще в тридцатом году дело было. Только мы называем памятником неизвестному партизану.

К радости спутников, бабушка Хачагай встретилась им возле тропы, в самом начале спуска.

- Кхе, кхе! - откашлялась Хачагай и стала весело рассказывать: - Оказывается, наш Кирилл, как осенний олень, любит грибы поедать. Хочу его накормить.

В берестяном туеске виднелись розовые сыроежки, опенки, один белый гриб и несколько цветастых, как японские зонты, мухоморов.

- Отравишь парня,- разглядев мухоморы, сказал Ксенофонт.- Выбрасывай.

Огорченная Хачагай перетрясла туесок, но грибы не выбросила: решила отправить в стадо своей паре учугов: олени сильно любят грибы.

- У тебя, однако, плохой вид, Кена,- заметила старуха.

- Ничего, теперь мало-мало полегчало,- ответил Кыллахов.

Они присели на краю горы - бабушка Хачагай примостилась в середке, мужчины по бокам.

- Шибко плохо поступила Варвара,- затеяла разговор Хачагай и живо обратилась к Кыллахову: -Ты, Кена, помнишь ее? Они с твоей Дайыс вдвоем целое стадо коров доили.