Катя пообедала и засобиралась в обратный путь. Сначала Ксенофонт, а затеял Кирька хотели проводить ее хоть до полдороги, но Катя отказалась от провожатых. Она ловко вскочила в седло и легким ветерком помчалась на своем резвом черном учуге. Кирька стоял на поляне и приветно махал ей вслед.

- Н-ну и д-девчонка! Ч-чистейший самородок!

Два дня с утра до ночи -они работали не разгибаясь. По всем признакам не должно быть русло Юргачана пустым, а в лоток ничего не попадает. Одна морока…

Шатров съездил к спрятанному в кустах дощанику и привез праздничные наряды для предстоящей встречи с оленеводами. Больше всех переживал Кирька, сам себя назначивший главным дирижером предстоящего концерта. Был бы ансамбль братьев Метелкиных в полном составе - первый приз наверняка достался бы геологам! А тут из кого склеишь музыкальный коллектив? Кинулся он к своей бруньке-балалайке, а та отсырела, гундосит, будто три месяца насморком болела. Гитара хрипела, как старый пропойца. Шатров заупрямился: не хочет цыганские пляски репетировать, он, мол, уже не цыган. Ксенофонт расхворался, ему и вовсе не до песен. Кирька от расстройства из себя выходил. «Во саду ли, в огороде» никто петь не соглашался, а «Бирюсинку» он не мог подобрать на своей бруньке. Но Кирька не собирался вешать голову. Греет сердце балалайке, лупит всей пятерней по струнам, подпевает: «Выйду, выйду я в рожь высокую»,- а у самого перед глазами все время стоит черноокая Катя Туркуланова. Отвел он в песне душу.

Уснули далеко за полночь, но встали с первыми признаками рассвета, быстро оседлали лошадей, подвязали вьюки. Ксенофонт и Наташа отправились верхом, парни зашагали вслед. Кыллахов, как и тогда, в устье Юргачана, ехал в лучшем своем костюме, при всех наградах. Путь им предстоял на перевал - все время в гору, но Кирька шел с балалайкой в руках, наяривал залихватские переборы и пускался чуть не в припляс. Сергей, выставив русую бороду, шагал широко и без устали, но и Шатров не отставал ни на шаг. Оба они молчали. Кирька догадывался почему, но сейчас его это абсолютно не интересовало: он радовался предстоящей встрече с Катей. А вокруг зеленела тайга, голубели склоны гор, чуть-чуть тронутые осенней позолотой.

ЗЕМНЫЕ ЗВЕЗДЫ

1

Всю дорогу Кыллахов разучивал с Наташей якутскую скороговорку - чабыргах. Требовалось на одном дыхании с пулеметной скоростью произнести несколько десятков слов. Наташа оказалась способной ученицей, быстро запоминала слова, и под конец у них стал получаться довольно веселый диалог: сварливая жена выводит своего молчаливого мужа из терпения, и тот переходит на такую скороговорку, что бедная говорунья слово вставить не успевает.

- Если расскажешь чабыргах, тебя сразу за таежную девушку признают, как. своя будешь,- сказал старик. Он был доволен ученицей. Конечно, Наташа многие слова выговаривала неточно, но ведь это еще больше могло рассмешить.

- Мне самой интересно,- призналась Наташа.- Я запишу текст, студентам продемонстрирую.

- В стойбище есть столетняя бабушка Хачагай,-сказал Ксенофонт.- Она, однако, знает про Озеро Загадок…

Старик не договорил. Они уже выбирались на седловину. Слева круто дыбился в небо скалистый неприступный Туркулан в белой горностаевой шапке снегов. Справа тянулся длинный обрывистый отрог, идущий далеко-далеко на северо-запад. Но не они завладели вниманием Кыллахова. Он не сводил глаз с утеса, который поднимался гранитной пирамидой посредине перевала. Голый серый камень. Лишь на одном выступе виднелся кустик горной березки. Стиснув зубы, старик хмурил короткие широкие брови, тер воспаленные глаза. С того метельного морозного дня двадцатого года не бывал он здесь…

Наташу утес ничем не привлек. Она с интересом разглядывала маленькую палатку с приподнятым над землей пологом, а за ней целый палаточный городок. Ее поразил колыхавшийся над одной из палаток высоко на ветру красный флаг. Здесь, в царстве тайги и заоблачных гор, алое полотнище имело особый смысл.

Наташа ожидала увидеть кожаные или берестяные чумы, людей в меховой одежде. Но оленеводов возле палаток не оказалось, а все, что она замечала, удивляло ее все больше и больше. Блестящие металлические антенны над продолговатой палаткой, легкие синие столики и желтые стулья с металлическими ножками, какие можно встретить во всех городских кафе, здесь, на широкой горной поляне, казались необыкновенными. Бак, поднятый на четырех столбах, закрытых брезентом, судя по всему, служил душем. Большие поправки внесли люди в кочевую жизнь.

Маган нетерпеливо гарцевал, пятясь к палаткам, но Кыллахов повернул его к утесу. Вместе с ним Наташа объехала утес. Убедившись, что на коне не взобраться, Кыллахов развъючил его. Он достал из сумы ящичек, позвал Наташу и устало полез на утес. Они часто останавливались, отдыхали, пока наконец не взобрались на крохотную площадку. Почти на самом ее краю лежал розоватый громоздкий камень, напоминающий по форме сердце. Наташа решила, что он всегда лежал, но Ксенофонт понял сразу, что камень-сердце поставлен как памятник. Рядом с ним в каменной щели виднелась маленькая пушистая лиственница-двухлетка. Откуда берет она соки и как выстаивает в лютые морозы, когда лопаются даже гранитные скалы?..

- Здравствуй, Василий… Я пришел…- обратился Кыллахов к камню-памятнику.

Наташа не слышала его. Перед ее глазами распахнулись необозримые таежные дали. Утес стоял на водоразделе. Здесь брали начало реки, впадающие в Охотское море, и реки, несущие воды в суровый Ледовитый океан. Далеко до морских просторов, но тайга сама подобна океану, и Наташе казалось, что она не только видит, но даже слышит шум морского прибоя вон там, по краю горизонта, где расплескалась густая лиловая дымка.

Глянув вниз, Наташа заметила на тропе парней. Впереди, раскачивая плечами, легко шел Ром, за ним с гитарой и ружьем на спине следовал бородатый Сергей, последним вприскок спешил Метелкин. Взглянув в другую сторону, Наташа увидела внизу старушку в национальном костюме. Желтые замшевые унты и жилет у нее были расшиты цветными узорами, на груди висел огромный зеркально сияющий медальон. Заметив людей на скале, старушка шустро направилась к маленькой, отдельно стоявшей палатке.

«Испугалась, наверно»,- подумала Наташа.

А в это время Кыллахов молча расстегнул гимнастерку, отвинтил старый поцарапанный орден Красного Знамени и, подержав его на ладони, бережно положил на камень.

- Этот орден твой, Василий… Ты его заслужил… Мне его выдали, наверно, как твоему другу,- сказал Кыллахов камню, словно живому Василию.

Камень и в самом деле был сейчас для старика как живой - так свежи были его воспоминания. В тот морозный день двадцатого года они вдвоем - семнадцатилетний Ксенофонт Кыллахов и его сверстник Василий Слобожанкин - взобрались с ручным пулеметом и берданкой на этот утес. Они должны были вместе встретить врага огнем, чтобы остановить погоню белобандитов. Но Василий именем революции приказал таежному пареньку спуститься со скалы и вести отряд дальше, потому что никто, кроме Кыллахова, не знал горных троп. Обняв Ксенофонта на прощание, Василий отдал ему свои теплые рукавицы, взяв нагольные, отдал сухари и взамен попросил махорки. Он глядел ему вслед синими неунывающими глазами, как будто оставался тут полюбоваться со скалы красотой горного края… Видать, орлиное сердце было у этого русского парнишки: целые сутки удерживал он перевал, много врагов скосил своим пулеметом. Эта могила не безымянная. Знайте, люди гор: здесь похоронен герой - Василий Слобожанкин!

2

С того дня, когда Катя Туркуланова вернулась от геологов, в стойбище закружилась такая карусель, от которой никому ни днем, ни ночью не было покоя: все готовились к встрече гостей, во всем наводился идеальный порядок, шли тренировки к спортивным состязаниям.