— Он там погибнет, Николай, — она проговорила с силой. — Он там погибнет. Может, Керим поговорит с прокурором? Чтобы не возбуждали дело. Ведь можно же, Николай, можно!
— Керим на это никогда не пойдет, — покачал головой Антипов. — Ты же знаешь Керима.
— Вы все такие принципиальные, даже тошно! — Маша стала торопливо собирать бумаги со стола, заперла их в сейф.
— Прости, Маша, на такой работе иначе нельзя.
Она стремительно вышла, хлопнув дверью. Антипов удрученно поскреб в затылке.
На барже заканчивалась облава на беспризорных. Большинство из них уже сидело на подводе под охраной двух милиционеров. Трое с визгом носились по палубе, увертываясь от Садабаева и Ступина.
Нефедов тащил за руку упирающегося оборванца в лохмотьях. Оборванец внезапно вывернулся и укусил Нефедова за палец. От неожиданности Нефедов разжал руку.
— Катька, беги, — звонко крикнули с подводы.
Нефедов цепко ухватился за полу дырявого пальто.
— Заканчивайте быстрее — и в баню всех живо! — крикнул Керим. Он с Антиповым стоял поодаль.
— Так ты, того… девка, что ли? — поинтересовался Нефедов.
— А вот в бане и разберемся! — звонко захохотала та.
Наконец подвода со скрипом двинулась в город. Керим с Антиповым пошли следом.
— Ну, так что с Витькой? — продолжил разговор Антипов.
— Нет, — твердо выговорил Керим. — Ты уговариваешь меня совершить должностное преступление. Почему ты решил, что я способен на это? Как ты после этого можешь считать меня своим другом?
— Жалко парня, хороший парень, мать больна, с трудом работает. У него на плечах семья.
— Понимаю… — Керим остановился, опустил голову. — Мы начальники. У нас власть, мы все можем… замять, покрыть… родного человечка пожалеть…
— Мне ты мог бы этого не говорить, — нахмурился Антипов.
— Тебе говорю! Зачем мы тогда жили?! Зачем подыхали на гражданской? Зачем сейчас самые лучшие умирают на фронтах?!
Керим с силой ударил себя в грудь и закашлялся, согнувшись, зажав рот ладонью, и кровь засочилась между пальцев.
Керим присел, кашель бил его, как молотом, сотрясал все тело. Антипов помог ему лечь на жесткую пожухлую траву, подложил под голову полевую сумку.
В углу рта показалась тонкая струйка крови. Антипов вытер ее носовым платком, но она показалась снова.
— Надо к врачу, Керим.
— Не надо… сейчас пройдет… — прохрипел Керим. — Дай платок.
Антипов протянул свой платок, и Керим вытер от крови губы. Наконец затих, попросил слабым голосом:
— Посидим немного…
Антипов смотрел на лицо друга, осунувшееся, густо покрывшееся каплями пота. Ладонью он вытер у него пот со лба. Не открывая глаз, Керим сказал:
— Я не одобряю твоих отношений с Машей…
— Никаких отношений нет… — грустно улыбнулся Антипов. — Я люблю ее… Но ничего нет, Керим… Вот такое проклятье — ничего…
Керим открыл глаза, посмотрел на него, потом протянул руку, худую и жилистую.
…Маша вышла из своей комнаты в коридор барака с большим тазом, полным выстиранных пеленок, и столкнулась с тетей Дашей.
Таз упал с грохотом на пол, пеленки вывалились на грязные, затоптанные доски. Маша присела на колени, стала собирать пеленки.
А тетя Даша прошла мимо, будто и не заметила ее.
— Тетя Даша… — робко позвала Маша, сидя на корточках. — Тетя Даша…
Тетя Даша обернулась, в глазах блеснуло недоброе:
— Это из-за тебя он Витьку в тюрьму упек…
— Неправда, тетя Даша! — крикнула Маша. — Неправда! Он просить за него ходил! И еще пойдет! Он кассацию в областной суд написал!
— Из-за тебя все это, сучка… — громко хлопнула дверь, тетя Даша ушла к себе.
Маша прикусила губу, чтобы не разреветься, несколько соседей наблюдали за ней. Кто гремел рукомойником, кто стаскивал грязную рабочую одежду, кто чистил картошку, сидя у стены, и все исподволь смотрели, как Маша собирала в таз пеленки…
Однажды утром, когда выпал первый снег, Маша вышла на работу и услышала разбойничий посвист.
Шестерка голубей, разбившись на пары, кружила в ярко-синем небе, а на верхотуре голубятни пританцовывали и размахивали руками два счастливых подростка.
Изумленными глазами Маша смотрела на голубей. И выходившие на работу женщины тоже невольно останавливались.
— Где ж вы их достали? — спросила громко Маша.
— На базаре купили! Вскладчину! — восторженно заорали сверху. — Витька вернется — вот рад будет!
Мимо Маши быстро прошел Антипов, поздоровался на ходу:
— Доброе утро, Маша.
— Доброе утро, Николай Андреич.
В конце барака две женщины (одна из них тетя Даша) в ватниках пилили на козлах поленья. Третья колола их на тонкие чурки. Визгливые звуки пилы и звонкий стук топора далеко разносились в чуткой тишине утра. Потом зачихал, захрипел репродуктор на столбе перед входом в барак, и голос Левитана произнес:
— Передаем утреннюю сводку Совинформбюро. Вчера в районе Сталинграда продолжались ожесточенные бои…
Люди выходили из барака и останавливались, слушая. Ожидание и надежда светились в запавших глазах.
А птицы продолжали вольно кружить в небе, и Маша, улыбаясь, смотрела на них и слушала голос Левитана.
У дверей горотдела Керим столкнулся с Антиповым, глянул на него:
— Твой Витька Парадников из колонии сбежал…
— Как — сбежал?
— Очень просто. — Керим вдохнул поглубже морозный воздух и закашлялся. — А ты за него ручался… И я с тобой, ччерт…
Керим, кашляя, пошел к машине…
…А Антипов остался на месте, пораженный новостью. А в это время из черного репродуктора на телеграфном столбе раздался голос Левитана:
— …Войска Красной Армии завершили полный разгром окруженной группировки противника под Сталинградом! Главнокомандующий гитлеровских войск фельдмаршал фон Паулюс вместе со своим штабом взят в плен! Перестала существовать шестая армия, четвертая танковая армия, отдельная 39-я армейская группа гитлеровцев. Также полностью разгромлены 144-я, 62-я, 38-я румынские дивизии, специальная итальянская бригада…
Обернулся от машины Керим.
Завороженно молчала слушающая вместе со всеми Маша.
Люди застыли на местах, многие стояли с мешками на плечах, будто не ощущали их тяжести, и слушали, впитывая в себя каждое слово.
— …Невиданное по размаху, по количеству участвовавших войск, танков, артиллерии и авиации сражение завершилось полным разгромом крупнейшей группировки противника!
Антипов протиснулся сквозь толпу, встал рядом с Машей:
— Витька из колонии удрал.
— Как? — Маша испуганно взглянула на него. — Не может быть… Ах, Витька, Витька… Что же ему будет?
— Поймают… могут срок добавить…
Игла с шипением и треском скользила по заезженной, исцарапанной пластинке. Ноги в штопаных чулках и носках двигались по неровным крашеным доскам пола. Несколько пар танцевали в небольшой комнате, и среди них — Антипов и Маша.
А в углу, за небольшим столом, плотно сидели Керим, Нефедов, Садабаев, еще несколько мужчин и женщин.
Антипов говорил Маше, касаясь губами завитушек волос на ее виске:
— На фронт опять просился — не пустили… В другой район просил перевести — тоже не пустили… Если бы мне когда-нибудь кто-нибудь сказал, что я… превращусь в тряпку, я бы тому человеку…
— Я сама уеду, Коля, — перебила Маша. — Я решила, поеду в Алма-Ату, найду подруг… Так будет лучше.
— Может быть… — задумчиво ответил Антипов. — Расстанемся, и все пройдет, ведь это как болезнь, правда? А болезни проходят… Ты хоть секунду любила меня, Маша?
— И сейчас люблю… Я счастлива, что встретила вас, Коля…
— «Но я другому отдана и буду век ему верна…» — закончил с усмешкой Антипов.
— Да… — Она смотрела ему в глаза, смотрела печально и серьезно.