Федотыч даже бросил веники, размашисто перекрестился:

— Неровен час…

Егор, воспользовавшись этим, спрыгнул с полка, подошел к Антипову:

— Че там углядел-то, Микола? — Он потянулся было к оконцу.

Антипов неловко оттолкнул его:

— Да ничего там нету! Наддай-ка еще!..

Вечером по своей комнатке из угла в угол расхаживал и дымил папиросой Антипов. Мерно бухали шаги — пять туда, пять обратно. И в консервной банке, заменившей пепельницу, полно окурков. Сколько можно — вот так ходить без толку?

Антипов решительно вышел в коридор, по привычке придержал часы рукой, сделал несколько шагов к ее двери и… замер в смятении.

Потом постучал осторожно. Дверь была не заперта и тихо отошла внутрь.

Антипов вошел в комнату и увидел спящую за столом Машу. Голова покоилась на руках, а под руками лежало начатое письмо. Тут же стояла стеклянная чернильница и тонкая деревянная ручка лежала у самых пальцев.

Антипов, стараясь не бухать сапогами, осторожно подошел, присел напротив и долго-долго смотрел на ее лицо. Мука и боль были в его глазах.

…В конце коридора из своей комнаты выглянул Витька. Осмотрелся в слабом свете пыльной лампочки, вышел в коридор. Он был в трусах и майке. Крадучись Витька добрался до комнаты Маши, заглянул в приоткрытую дверь и увидел Антипова, сидящего за столом, и Машу, спящую напротив. Она спала, уронив голову на руки, а этот чертов Антипов смотрел на нее, просто пожирал глазами.

Витька быстро перекинул конец веревки с бельем к длинной полке у стены, на которой стояли в ряд ведра с водой и висело несколько рукомойников с тазами под ними, и привязал конец веревки к дужке одного из ведер.

Затем загнул заранее вбитый у порога двери Антипова гвоздь. Потом он пододвинул табуретку на середину коридора, забрался на нее и, обжигая пальцы, вывернул лампочку. И так же крадучись поскакал на цыпочках к своей двери. Стал ждать, спрятавшись в комнате.

Антипов скоро вышел из комнаты Маши, в темноте нашарил ручку двери. Дверь не открывалась. Антипов дернул сильнее, — дверь не поддалась. Тогда он рванул дверь изо всех сил. И в тот же момент загрохотали, падая, ведра, загремели по полу, заплескались ручьи воды. Антипов отпрянул назад, споткнулся о табуретку, с размаху шлепнулся на пол.

— Ну, стервец, погоди…

Он сидел в луже воды с гирляндой белья на шее, насквозь мокрый. Над ним угрожающе раскачивался футляр от часов.

На шум стали открываться двери, сонные люди выглядывали в коридор, кто-то вышел с керосиновой лампой, и желтый свет осветил Антипова, мокрого и сконфуженного. Выбежала проснувшаяся Маша, присела рядом на корточки:

— Кто вас, Николай? Что случилось?

— Ничего… Твой бандит у меня доиграется — я его в тюрьму упеку…

И в это время со скрежетом и звоном рухнул вниз злополучный футляр от часов.

Маша прыснула в кулак. И, глядя на него, слабо рассмеялся Антипов:

— Просто житья нет от сукиного сына…

Витька выглядывал из своей комнаты и недоумевал: почему смеются? И сонные люди ничего не поняли. Кто-то спросил:

— Как тебя угораздило, Николай Андреич?

— Да вот вышел в туалет, а здесь, понимаешь, вражеская диверсия, — развел руками Антипов и обернулся к двери, из которой настороженно выглядывал Витька: — Ты слышишь, диверсант? Я тебя в тюрьму упеку!

Витька поспешно прикрыл дверь. Маша вновь тихо рассмеялась.

— Он же влюблен в тебя без памяти, Маша… — Антипов поднялся, отряхивая мокрую гимнастерку.

— Да ну, перестаньте…

— Правда, правда, он убить может из ревности. — Он стащил с себя гимнастерку, начал выжимать ее. — Так что наши жизни в опасности… Ты, я слыхал, письмо получила? Муж? Что пишет?

— Жив, здоров… воюет…

Лицо ее выражало такое откровенное счастье, что Антипов отвел взгляд в сторону, так закрутил мокрую гимнастерку, что материя затрещала…

…Маша сидела в комнате оперуполномоченных за старенькой машинкой и перепечатывала бумаги.

Напротив, на широкой деревянной лавке, спали мертвым сном двое оперативников.

— Руки вверх, гады… — сказал во сне Нефедов и заскрипел зубами.

Вечерело, и в окнах управления синели сумерки.

Маша включила репродуктор-«тарелку», висевшую на стене. Раздалась тихая музыка.

Стремительно вошел Керим:

— Тревога, ребята! По коням!

Нефедов проснулся сразу, вскочил, оправляя гимнастерку. Пожилой казах Садабаев кряхтел, натягивая сапоги. Молодой парень долго мотал всклокоченной головой. В комнату вбежал еще один оперативник — казах средних лет, спросил:

— Мне тоже с вами, товарищ Кадыркулов?

— Я сказал — выезжают все! С оружием!

— А в отделе кто останется? — спросил Садабаев и кивнул в сторону испуганной Маши. — Женщина одна останется?

— Антипов останется, — ответил Керим и поторопил: — Быстрее, ребята!

В это время вошел Антипов, окинул взглядом оперативников, все понял, спросил коротко:

— Куда?

— В Уртуйский район, — ответил Керим. — Утром вернемся. Там заваруха серьезная. Подежурь до утра. Быстрей, ребята! — И Керим первым вышел из комнаты.

Следом потянулись оперативники.

Маша проводила их испуганным взглядом, потом посмотрела на Антипова. Тот ободряюще улыбнулся:

— До утра так до утра. Хоть высплюсь всласть.

Голос Левитана сообщал об упорных кровопролитных боях, о потерях фашистов. Антипов встретился с глазами Маши, закурил, сказал:

— Время позднее, Маша… Иди домой… иди, иди… Маша замешкалась, потом быстро собрала отпечатанные листки, спрятала их в сейф, накрыла машинку потертым чехлом. И тут громко зазвонил телефон.

Антипов взял трубку:

— Ограбление! — сообщил взволнованный голос. —- Девятнадцатый магазин ограбили! На углу Сталина и Пролетарской!

— Кто говорит? — спросил Антипов.

— Сторож говорит. Они меня связали, замок сбили! Не дослушав, Антипов бросил трубку, посмотрел на Машу:

— Ччерт, а людей ни одного человека!

— А я? — спросила Маша.

— Будешь сидеть здесь, — сухо ответил Антипов. — До моего возвращения. — И вышел, хлопнув дверью.

…Битое стекло витрины хрустело под ногами. В спешке грабители просыпали рис и муку, здесь и там роняли пачки комбижира.

Антипов и сторож молча осматривали место преступления, только сторож то и дело охал:

— Сукины дети, бандитье проклятое…

— Помолчи! — оборвал его Антипов. — Спать во время дежурства не надо, пень волосатый.

— А я разве спал? — обиделся старик. — Ить они четверо вломились, чего я один с берданкой-то сделаю? Да еще по кумполу врезали, во — гля, какая шишка! У меня в глазах все помутилось.

Антипов подошел к горящей керосиновой лампе, стоявшей на прилавке, задумался.

— На подводах они поехали… — продолжал говорить сторож. — В Егорьевскую, кажись…

— А ты откуда знаешь? — встрепенулся Антипов.

— Дак покуда они мешки — то грузили, я связанный лежал, в беспамятстве, — начал пояснять сторож. — А после в себя пришел и слышу, как они между собой-то… один говорит: «У телеги ось треснутая, не поломалась бы в дороге-то». А другой ему отвечает: «До Егорьевской недалеко, дотянет». А после — матом, значит, торопил всех…

— Это ты точно слышал?

— Вот те крест, товарищ начальник. — И старик истово перекрестился.

— Давай, дед, собирайся! — подумав, скомандовал Антипов. — Со мной поедешь.

— Куды? — выпучил глаза старик.

— На кудыкины горы чертей ловить!..

…По радио передавали жизнерадостную оперетту Дунаевского. Маша сидела за столом задумавшись, подперев кулаком щеку. Зазвонил телефон. Маша вздрогнула, сняла трубку:

— Горотдел. Дежурная слушает… Ой, это вы, Николай… Да, да, записываю… — Маша подвинула к себе бумагу, взяла карандаш. — Деревня Егорьевская… Осторожнее там, Николай…

…Антипов ждал на окраине деревни. Всего в нескольких домах светились огни, остальные чернели непроницаемыми холмами. Рядом с Антиповым стояли неподвижно две лошади.