Последней в голубятню заглядывала Маша, улыбалась:

— Привет, Витек.

— Привет от старых штиблет.

— На работу опоздаешь. — Маша тоже выкладывала дань птицам.

— Я сегодня во вторую, хотите в кино пойдем? «Веселые ребята» — моща кинцо, животик надорвешь!

— Не могу, Витек, работа… А вот тот новенький, да? Какой красавец! — Маша смотрела с восхищением. — Мраморный. Где достал, Витек?

— На базаре на турмана выменял.

— Ах, какой гордый, — Маша тихо засмеялась. — С хохолком. Погладить можно, Вить?

— Только аккуратней, — с притворной строгостью отвечал Витька.

— Мамка еще спит?

— С ночной еще не пришла. А сеструхи спят.

Некоторое время в голубятне стояла тишина, только тихо ворковали голуби.

— Отец пишет?

— Прошлым месяцем письмо получили… Живой пока, — вздохнул Витька, задумчиво глядя на голубей, и выражение лица стало совсем взрослое. — А там уж что судьба пошлет…

— Мне вот до сих пор ни строчечки, — тихо пожаловалась Маша.

— В боях, наверное, некогда… А может, раненый лежит…

Свет от зенитной гильзы слабо освещал их лица, делая восковыми, расплывающимися. Выделялись большие черные глаза. Тихо, успокаивающе ворковали голуби.

— А как ваш Антипов? — спросил Витька и тонко, но с намеком усмехнулся.

— Почему это — мой? — Маша заметила эту усмешку.

— Не мой же, — опять усмехнулся Витька. — Он к вам намертво примагнитился.

— Ох, Витька, глупый ты… мы с Николаем Андреевичем друзья.

— Дружили мы, дружили, пока дите не народили, — съязвил Витька.

— Дурак ты! — вспыхнула Маша.

И вдруг — снова шаги за голубятней, сдержанное покашливание и затем голос Антипова:

— Маша, ты здесь?

— Здесь, здесь! — весело отозвалась Маша, опуская голубя на настил, устланный соломой.

— Моя милиция меня бережет! — саркастически усмехнулся Витька. — Бесплатный конвой.

— И тебя бережет, — смутившись, виновато улыбнулась Маша, выбираясь из голубятни.

…Детские руки, грязные, в ссадинах, вставили заготовку в патрон…

…Другие руки, перепачканные машинным маслом, подвели резец…

…Еще чьи-то руки, натруженные, с узловатыми пальцами, включили станок…

…Закрутилась заготовка…

…Другая…

…Поползла стружка…

Витька закончил обтачивать болванку, ослабил зажимы и щипцами выхватил болванку, швырнул ее в деревянный ящик, стоявший рядом со станком.

Завода как такового, собственно говоря, еще не было. Был фундамент да стены, которые только начали возводить. Станки стояли внутри стройплощадки, под открытым небом. Высоко в воздухе висел плакат: «Все, что нужно фронту, — сделаем!»

Рядами стояли станки, и на них работали пожилые мужчины, женщины и подростки. Женщин было большинство, но пожилых и подростков тоже много. Для низко״ рослых у станков подстраивались ящички.

Витька огляделся по сторонам, пронзительно свистнул и подмигнул такому же пареньку, стоящему через несколько станков от него, потом рукавом телогрейки утер чумазое лицо и вставил новую заготовку, включил станок. Туго скручивалась, лопалась, стреляя в стороны, стружка.

Витька смотрел на вращающийся со страшной скоростью диск с зажатой в нем заготовкой, на кончик резца, снимающий раз за разом тонкую стружку, а перед глазами вставала совсем другая картина.

…Будто стоят они с Машей на верхотуре голубятни и смотрят в небо, где кругами ходят пары голубей… совсем близко от солнца. И стоит весна… И вдруг…

…Они сами оказались высоко в небе… в роскошной черной машине плыли под облаками, а под ними лежала прекрасная Москва, и Маша стояла рядом с ним в белом платье, и газовый прозрачный шарф развевался за ней. Она смеялась, показывая ослепительные зубы, и протягивала руки вперед. И счастливый Витька стоял рядом с ней. А вокруг парами ходили голуби, кувыркались в солнечной синеве… И Маша была совсем как Любовь Орлова в фильме «Светлый путь».

— Выключай, паршивец, запорешь! — раздался над самым ухом громкий крик мастера Сан Саныча.

И в следующую секунду Витька получил крепкую затрещину, вернувшую его к реальной жизни.

— Сукин ты сын, куда смотришь, а? Об чем думаешь? Резец запорол! — ругался мастер, отпихнув Витьку от станка.

Витька растерянно молчал, опустив голову. Мастер еще ругнулся раза два, обозвав Витьку «анчуткой» и «орясиной», потом внимательно посмотрел на него:

— Устал?

— Есть немного… — пробурчал Витька.

— Ну, поди в курилку, передохни. Я за тебя постою пяток минут…

Витька, понурившись, побрел из цеха, а старый мастер встал к его станку…

…Вечером Антипов и Маша вместе возвращались домой. Улицы пустынны, в редких домах светили огни, и небо было глухо-черным. Снежный ветер тонко свистел и завывал.

На противоположном берегу реки в зареве огней был виден завод. Оттуда доносились тяжелые удары парового молота, лязг, грохот железа. Ярко вспыхивали огни электросварки.

— В степи буран идет, — говорил Антипов. — Тут бураны знаешь какие? По две недели без передыху.

Маша вдруг остановилась. Остановился и Антипов.

— Что?

— Почудилось… Будто идут за нами…

Антипов два раза оглянулся. Улица была пустынна.

— Деревья, наверное, скрипят, — улыбнулась Маша. — Нервы шалят, Николай Андреич. Валерьянку пить надо.

— Валерьянка от сердца, — ответил Антипов.

— Нервы успокаивает… Яшкин дед всю жизнь эту валерьянку глушит. Такой спокойный старикан. — Маша засмеялась. — Жена его померла в сороковом, зимой. Так он сказал: «Пожила хорошо, пора и честь знать». — Маша опять засмеялась.

Улица кончилась у железнодорожного моста, где тускло светил фонарь. Дальше начинался овраг, через него узкая утоптанная тропинка вела к баракам.

Когда они ступили на мост, Маша зябко поежилась, пробормотала:

— А тут страшно… по-моему, кто-то за нами идет…

Маша испуганно прильнула к нему, замерла. Совсем близко он видел ее распахнутые, черные и блестящие в темноте глаза.

— Вам кажется… — сказал он.

— Нет, нет, я хорошо слышала, — так же шепотом ответила Маша.

Но было тихо, только гудел и подвывал ветер. Она была нестерпимо близко, и Антипов обнял ее крепче, и его губы потянулись к ее губам… Но Маша мягко высвободилась, сказала:

— Следит кто-то…

За ними действительно следили. Витька Парадников шел по пятам, а теперь стоял, спрятавшись за грудой деревянных ящиков и какого-то хлама, смотрел, как Антипов обнимал Машу, и дул на озябшие руки.

Антипов двинулся вперед, и Витька шагнул следом. Доска предательски взвизгнула у него под валенком.

Антипов тут же метнулся назад и прямо налетел на Витьку, едва не сшиб его с ног.

— Ох ты, ччерт… — Правая рука Антипова уже наполовину вытянула пистолет из кобуры. — Это ты?

— Ну, я… — Витька смотрел в сторону, подняв плечи и втянув голову в облезлый меховой воротник пальто.

— Следишь за нами? И не стыдно, а?

— Ничего не слежу… Я с работы иду…

— Нет, следишь. Я давно твои шаги сзади слышал…

— Больно надо… — криво усмехнулся Витька.

— Мужик называется, эх, ты… — И Антипов резко натянул Витьке кепку на нос и быстро зашагал вперед. — Смотри, а то шею намылю!

Он сказал шутливо, а Витька ответил всерьез и свирепо:

— Сами смотрите! Еще посмотрим кто кого, понял?

— Что ты сказал? — Антипов круто развернулся. — Ну-ка, повтори.

— Что слышал. Мы тоже грозить умеем, понял?

— Коля, куда вы пропали? — послышался голос Маши.

— У нее мужик на фронте, а ты…

— «Вы» мне говори, «вы»! — сдерживая внезапную ярость, проговорил Антипов, и ему даже стало жарко. — Это не твоего ума дело, пацан, понял?

— А ты меня на «понял» не бери, понял? — вскинул голову Витька. — Я тебя не боюсь!

— Николай, где вы? — уже с тревогой позвала Маша.

— Иду, Маша, иду… спички потерял, едва нашел! — Антипов со значением глянул на Витьку и быстро пошел из-под моста.

— Козел хромой… — презрительно процедил вслед Витька и сплюнул.