— Товарищ вожатый отряда имени Павлика Морозова! Рапортует председатель совета отряда…
И едва прозвучало это «вожатый», столько раз слышанное прежде, но впервые обращенное к нему самому, как сердце Алеши откликнулось и гордостью и тревогой. Вожатый — старший друг и товарищ. Он — старший теперь. Это сложно и трудно, но он непременно станет для этих трех десятков ребят из третьего класса «Б» тем же, чем был для него самого минувшим летом Петя Званцев.
На сборе присутствовала Анечка. Наблюдая за Алешей со стороны, она тревожно дожидалась ответов его на все вопросы малышей.
После сбора долго совещались вдвоем в пустом классе, обсуждая план по отряду на второе полугодие. Ни сам Алеша, ни Анечка не проявили особой выдумки. Повторялось давно пройденное, будто возвращался Алеша к давно минувшим годам собственного раннего детства: в план записывались испытанные привычные темы — герои повести «Тимур и его команда», история шахматной игры, озеленение школьного двора, наблюдение за успеваемостью и дисциплиной…
— Марианна Сергеевна! Слушайте… — Алеша закрыл растопыренной ладонью листок и торопливо оглядел пустой класс. — Слушайте… А что, если… Ведь ребята в третьем классе уже интересуются, я знаю! Я сам, когда был в третьем классе, считал главным во Дворце пионеров техническую станцию…
— Ну, и что же? Что ты предлагаешь?
— Экскурсию. Честное слово! — порывисто убеждал он. — Честное слово!
— Какую экскурсию? Ты объясни толком, не спеши, не волнуйся.
— Да говорю же вам: на завод! Понимаете? На автомобильный завод. На завод имени Сталина! Очень просто! Выхлопочем разрешение и посмотрим, как делают автомобили.
— Как делают автомобили?
— Ну да! По всем цехам пройдем.
— У тебя там отец, кажется, работает? Что ж, попробуй.
— Интересно будет, я знаю. Еще как интересно!
— Попробуй. Только сначала ты сам хорошенько познакомься с литературой и поговори с ребятами про нашу автотракторную промышленность. Понимаешь? Увидим тогда, по силам ли третьеклассникам эта тема. Интересуются они автомобилями по-настоящему? Тогда и похлопочем.
— Интересуются! — замахал он на нее обеими руками. — А то я не знаю, что ли! Еще как интересуются! Я сам, когда был в третьем классе…
— Через отца будешь хлопотать?
— Через отца.
— Мне и самой интересно. Я тоже с вами пойду.
— Вот здорово будет!..
Толя, сделавшись старостой объединенного литературного кружка, действовал с большой инициативой и настойчивостью.
Можно наверняка сказать, что Коля Харламов ограничился бы одним объявлением на щитке в нижнем этаже школы: «Предметом ближайших занятий кружка будет «Повесть о настоящем человеке».
Для Толи такое объявление было лишь началом хлопот. Он побывал в женской школе и посовещался там со знакомыми — с Леной и Таней. Потом он побеседовал со своими ребятами из разных классов. Оказалось, как ни популярна эта книга, — «Повесть о настоящем человеке», — а достать ее вовсе не так легко. Тогда Толя выхлопотал в районной библиотеке, чтобы на ближайшие три недели было забронировано для участников кружка возможно больше экземпляров; затем он опросил многих учеников и учениц, составил длинный список товарищей, у которых дома имелась такая книга, и заручился согласием владельцев давать ее для прочтения желающим.
Обо всем этом аккуратнейшим образом вывешивались дополнительные объявления.
Наконец Толе пришла в голову мысль о коллективном просмотре картины на ту же тему. Он договорился с администрацией клуба текстильщиков, расположенного близко от школы, на набережной канала, о повторной демонстрации фильма и организовал коллективное посещение сеанса.
В день сбора кружка новый его староста был вполне вознагражден за все свои хлопоты: в школу пришли не только все зарегистрированные участники кружка, но и большая толпа новичков. Собралось так много народу, что занятия пришлось перенести из класса в зал.
Григорий Наумович торжествовал. Он казался на этом вечере гораздо моложе своих лет. Даже мохнатые, всегда растрепанные брови его были на этот раз аккуратно приглажены волосок к волоску.
Если он не укорил Колю Харламова столь поразительными результатами деятельности нового старосты кружка, то единственно потому, что Коля неожиданно выступил с большой речью о капитане Мересьеве. И какая была это речь! Он дал отличный (Григорий Наумович сказал — «артистический») анализ природы советского патриотизма и так убедительно охарактеризовал целеустремленность наших лучших людей, сражающихся во имя ленинских заветов, что Григорий Наумович простил ему все недавние грехи.
Столько было ораторов на этом собрании литературного кружка, и мальчиков и девочек! Вместо двух часов занятия продолжались свыше трех…
После кружка Алеша зашел к Толе домой, несмотря на поздний час.
Обе Толины сестренки уже спали. Настасья Ефимовна велела обоим мальчикам поскорее садиться за стол, пока не остыл ужин.
Егоров скучал на своем излюбленном месте у окошка. Был предвыходной вечер, но без пасынка-музыканта путешествия в «места» не имели смысла — вместо доходов они приносили бы только чувствительные убытки.
У ребят продолжался начатый еще дорогой спор. Толя решительно уверял, что Харламов не готовился к своему сегодняшнему выступлению: это, уверял он, было вдохновение. Алеша с жаром высказывался против такого лестного предположения.
— Ни с того, ни с сего? — протестовал он. — Да будь он хоть семи пядей во лбу, так не скажешь без подготовки.
— А я тебе говорю — не готовился… Нашло на него — и все!
— Нашло! Как это вдруг? Нашло!.. Вызубрил — и все.
— А я тебе говорю — нашло… Народу сколько нынче собралось, вот он и распалился, вообразил себя где-нибудь в Колонном зале и блеснул.
Настасья Ефимовна подала на стол горячую картошку с постным маслом. Ребята с аппетитом ели, продолжая спорить. Настасья Ефимовна с Егоровым слушали, и чем меньше понимали, тем больше уважения и почтительности выказывалось на их лицах.
— Все равно! — Алеша, напрасно стараясь утаить силу гнева, отвел глаза в сторону и голосу придал как можно больше сдержанности. — Все равно не верю я твоему Коле ни капельки. На таких, как он, ни в каком деле положиться нельзя: глазом не мигнешь — предаст! Двуличный! Говорит все правильно и здорово говорит, горячо, а душа у него с кривдой и холодная… Скажешь, нет?
Толя ничего не ответил. Однако легкая, одновременно смущенная и сочувственная улыбка его была слишком красноречивой: да, он понимает своего друга, есть причины не любить Харламова, и он первый сказал, чтоб больше не водиться с ним… но отсюда еще не следует, что Колька отпетый злодей, обманщик и даже предатель.
Алеша отлично почувствовал все, что скрыто было за выразительной улыбкой друга, — он вспыхнул и вдруг отодвинул от себя подальше тарелку. Как ни вкусна ему казалась сегодня картошка, он с досады отказался от нее.
Напрасно Настасья Ефимовна упрашивала гостя — нет, он есть картошку не хочет больше. И не может! Потому что… Алеше очень хотелось выразить свое возмущение перед Толиной мягкотелостью, перед бесхарактерной его отходчивостью, перед непростительной снисходительностью к тому, кто так гадко, так низко поступил с ними. Но вместо всего этого он сказал, защищаясь от картошки вывернутой ладонью:
— Не могу, спасибо. Сыт.
— Да, плохой он товарищ… Очень плохой! — пошел как будто на уступку Толя. — Эгоист, каких мало, это верно. Одна улыбочка чего стоит! Спокойная такая и торжествующая… Черт! Но ничего не скажешь — умница! Тут уже спорить не приходится, Алеша. Большая он умница!
Настасья Ефимовна с гордостью поглядывала на мужа — так нравились ей сыновние речи. Мальчик, быстро развивавшийся у нее на глазах, был в ее домашнем споре живым и крепнущим день ото дня доводом в пользу избранного ею пути: пусть учится, и пусть ничто не отвлекает его от школьных занятий!
Впрочем, Егоров давно уже перестал противиться жене. Конечно, он втайне скучал без веселых «мест» с выпивкой на даровщинку, но смирился и даже искал случая хотя бы косвенно умилостивить жену.