…Осторожно прикрыв за собой входную дверь, Рицка развернулся и чуть было не вскрикнул от испуга: перед ним стояла его мама и вид у нее был сердитый.

- Привет. Извини, я опоздал, - мальчик нервно повел кошачьим хвостиком, незаметно стряхивая начавший таять на шерстке снег.

- Где ты был, Рицка? Разве ты не знаешь, когда надо быть дома? – женщина потянулась к сыну и слегка дернула за краешек черного ушка.

- Знаю, прости, мам, - ответил Рицка, осторожно наклоняя голову так, чтобы кошачье ухо выскользнуло из пальцев матери, - Меня Яёй пригласил поиграть на компьютере. Я увлекся…

- Поиграть на компьютере? – протянула мама, прикладывая указательный палец к губам, словно раздумывая о чем-то, - Ладно, мы потом поговорим об этом. Иди, вымой руки: я уже приготовила ужин.

Мальчик тихо перевел дыхание: кажется, на этот раз повезло. Рицка быстро скинул школьную сумку на пол, снял с себя куртку, разулся и поспешил в ванну, пока мама не решила, что он не ее Рицка.

На кухне Рицке всегда было неуютно под пристальным взглядом матери: как будто сдаешь экзамен. Он старался смотреть только в свою тарелку, но мама расспрашивала его о школе, и было сложно ее игнорировать.

Рицка послушно рассказывал школьные новости, поддевая палочками тушеные овощи с рисом. Он так увлекся этим и расслабился, что машинально отодвинул от себя тарелочку с жареными каштанами. Только по тому, как резко замолчала мама, перестав спрашивать о чем-либо, мальчик понял, что совершил ошибку: «настоящий» Рицка любил жареные каштаны. «Как можно было об этом забыть?!» - с досадой подумал Рицка, осторожно откладывая в сторону палочки: он же уже попадался на подобном.

Мальчик медленно отодвинулся от стола, когда мама стала подниматься со стула.

- Ты не Рицка, - ее взгляд сделался жестким, - Ты опять пришел вместо него! Что тебе от меня надо? Где мой сын, где Рицка?!

В такие моменты лучше было не отвечать: это злило ее еще больше.

«Если мама начнет сердиться, беги», - вспомнились слова Сэймэя, и Рицка, вскочив со стула, бросился из кухни. Он взбежал по лестнице, перескакивая через несколько ступенек сразу, желая только одного: побыстрее оказаться в своей комнате. Сердце бешено колотилось в груди, на кошачьем хвостике шерстка встала дыбом. «Это же моя мама, - с отчаянием думал Рицка, хватаясь за ручку двери и испуганно оборачиваясь на звук приближающихся шагов, - Но я так ее боюсь! Я просто не умею быть настоящим Рицкой! Я не он!»

- Куда ты? Вернись! Вернись сейчас же!

И удача изменила мальчику. Рицка не успел запереться в своей комнате: мать, с силой толкнув дверь, буквально отбросила его в сторону.

Женщина, тяжело дыша, стояла перед сыном, сжимая и разжимая пальцы рук. Вид у Аояги Мисаки был немного растерянный, как будто она и сама не понимала, что здесь делает и что хотела сказать. Ее взгляд скользнул по комнате и остановился на стене, где аккуратно прикрепленные булавками висели распечатанные на принтере фотографии. Как во сне, медленно, женщина подошла к ним. Рассматривая, проводя по шероховатой поверхности бумаги пальцами, она вынимала воткнутые булавки и фотографии с легким шорохом одна за одной падали на пол. Когда на стене остался только один снимок, который Рицка распечатал вчера после парка, Мисаки замерла: на фотографии мальчик был с Соби, который обнимал его за плечи. Глаза женщины потемнели от гнева.

Рицка стоял, боясь пошевелиться или что-то сказать, и чувствовал себя ужасным преступником, повесив свои воспоминания на стену. С каждым падающим на пол снимком, его сердце болезненно сжималось.

- Что это, Рицка? Кто этот человек? – Мисаки развернулась к мальчику.

- Это друг, мама, - тихо пробормотал Рицка, ловя рукой свой хвостик и сжимая его кончик в ладошке.

Женщина снова развернулась к фотографии и провела пальцами по снимку:

- У тебя есть взрослые друзья? У моего Рицки есть друг без ушек?! – пальцы Мисаки сжались, сминая фото, срывая его со стены.

Она даже не заметила, как булавка, все еще прикрепленная к бумаге, поранила ей ладонь:

- Ты опять врешь мне! Всегда врал!!! – закричала Мисаки, отбрасывая в сторону, ставший бесполезным клочок бумаги, оставляя на нем капельки своей крови.

Она грозно посмотрела на мальчика и тот отступил на несколько шагов назад, упираясь спиной в стену.

- Мам, это не только мой друг, но и Сэймэя тоже. Ты можешь у него спросить, когда он вернется. Я не вру, мама! – Рицка понимал, что, оправдываясь, он только подтверждает свою «вину» перед матерью, но ничего поделать не мог.

Рицке хотелось объяснить, дать понять, что он не такой плохой и испорченный, как думает сейчас мама: ведь и Сэймэй знает Соби. А если и Сэймэй знает, то… ничего страшного? Ведь можно, если это знакомый и старшего брата?

- Не называй меня матерью! Ты не мой сын! Мой сын никогда бы не стал фотографироваться со взрослыми мужчинами! – Мисаки подрагивающей рукой отбросила попавшие ей в глаза волосы слишком длинной челки, оставляя чуть выше брови маленькую кровавую черточку.

Она шагнула к Рицке и, вцепившись пальцами в его волосы, стала с силой их дергать, стараясь ударить мальчика головой об стену.

- Мама, не надо! Мама! – Рицка попытался избавиться от рук матери, причинявших ему боль, но она держала его слишком крепко.

- Ты не Рицка! Ты опять вернулся! Ты - чертово отродье, демон! Ты думаешь, я тебя забыла? – кричала Мисаки, одной рукой все еще держа мальчика за волосы, а второй нанося удары по его голове, рукам, когда он поднял их неуклюже защищаясь, - Я тебя помню, помню! Ты забрал моего сына! Ты забрал у меня Рицку и чуть не погубил старшего сына! Ты пришел за ним, да? Я не отдам тебе Сэймэя, слышишь?! Не отдам!!!

Ее пальцы скользнули по лицу мальчика, расцарапав ему щеку. Увидев кровь на руке, Мисаки отшатнулась, выпустив волосы ребенка, и сильно толкнула Рицку. Он, ударившись о стену, не удержался на ногах и упал на пол.

- Мама! Не надо! Что ты говоришь? Я не демон… - из глаз парнишки потекли слезы.

Все это было очень несправедливо: «Ну, почему мама не помнит меня, что же я сделал такого ужасного, что она относится ко мне так?! Почему я все забыл?» - Рицка прижал кошачьи ушки руками к голове, стараясь не расплакаться в голос. Ушибленное о стену плечо неприятно ныло и покалывало, будто в него впивались маленькие иголочки. Он не смел поднять голову, чтобы посмотреть на свою мать, вместо этого крепко зажмуриваясь. Ему было стыдно, что он ведет себя по-детски: ведь только маленькие дети думают, что если закрыть глаза или спрятаться под одеялом, то тебя никто не увидит, потому что и ты тоже никого не увидишь. Стыдно оттого, что он хотел, чтобы мама сейчас просто пропала из его комнаты, чтобы ничего этого не было. А боль в плече – это Рицка просто ударился… сам, оступившись. В это ведь можно было поверить, правда?