Конечно, небольшие коррективы в один и тот же «канонический» текст, в зависимости от обстановки, она вносила. Так, в книжку, изданную в серии «Библиотека солдата», она наряду с трафаретными фразами о том, как хорошо воспринимают ее учение в странах социализма и как «зажимают» ее «труды» в капиталистических странах, вставила следующее размышление:
«Подобная работа могла быть выполнена только в Советской стране, где передовая революционная наука окружена заботами партии и правительства и направляется нашим вождем, дорогим, всеми любимым, величайшим ученым товарищем Сталиным.
В многочисленных письмах, получаемых из стран народной демократии и Китайской Народной Республики, видно, что новая теория встречена с большим интересом. Во всех этих странах переводится и издается книга «Происхождение клеток из живого вещества».
Как сообщает профессор университета в Брно Ф. Герчик, в различных лабораториях Чехословакии — в Праге, Братиславе и Брно — с успехом удалось повторить наши эксперименты с яйцами птиц и гидрами.
Совсем не то наблюдается в капиталистических странах. Фашиствующие мракобесы от науки не только в США, но и в Англии, Франции, Бельгии, Италии и других странах умышленно замалчивают выдвинутые советскими учеными проблемы биологической науки. Однако и через железные занавесы, искусственно создаваемые в странах, где над всем царствует доллар, просачиваются сведения о новом открытии советской науки»227.
По всей стране в эти годы шел фильм «Суд чести», прославлявший героев типа Лепешинской и Бошьяна и клеймивший их «беспринципных гонителей», за каждым из которых угадывались черты действительно выдающихся ученых[29]. В театрах шла пьеса «Когда ломаются копья» по пьесе Н. Погодина на ту же тему и о тех же героях. Писатель Вадим Сафонов, специализировавшийся на прославлении лысенкоистов (за книгу о Лысенко «Земля в цвету» он даже удостоился Сталинской премии), выпустил книгу «Первооткрыватели», отдельная глава которой «Бесстрашие» была посвящена Лепешинской. Главу открывали строки:
«Прекрасна и поучительна жизнь Ольги Борисовны Лепешинской, старого большевика, гражданина города Москвы, замечательного ученого нашей страны»228.
Лепешинская, как и многие другие лысенкоисты, старалась предложить себя в качестве деятеля государственного масштаба, в чем ей партийные власти пошли навстречу: ее внедрили в качестве депутата в Верховный Совет РСФСР, ввели в состав многих важных государственных комиссий, ученых советов.
В это время особо пристальное внимание было обращено на переориентацию учителей-биологов и преподавателей высшей школы. Но нужных материалов под рукой не было. Известно, как медленно и натужно идет дело при издании книг, как уходят годы на то, чтобы вставить уже написанную книгу в план изданий, пройти этап редакционной подготовки рукописи, сколь долгим оказывается время набора текста в типографии и т. п. Но лысенкоисты проявляли настоящие чудеса. Под их напором сразу несколько книг для учителей, школ и вузов вышло в тот же год. В чем люди типа Лепешинской знали толк, так это в умении «чудесно» обходить все препоны, губительные для обычных ученых. Препоны вовсе для них не существовали.
Среди вышедших весной 1952 года пособий был объемистый том с материалами для преподавателей — «Внеклеточные формы жизни»229. В нем вслед за огромной статьей самой Лепешинской230 шли статьи ее последователей. Лепешинская снова нападала на генетику и цитологию:
«Клеточная теория Вирхова легла в основу учений формальных генетиков Вейсмана, Менделя и Моргана, вреднейшего учения, на основе которого выросла человеконенавистническая расовая теория, оправдывающая все зверское поведение фашистов»231.
Жившая на Западе несколько лет и знавшая немецкий язык Лепешинская не могла не быть в курсе того, что идеологи фашизма, такие, как Геббельс, нарочно обманывали обывателей, когда утверждали, что именно генетики (в особенности немецкий биолог Ленц) обосновали правильность принудительной стерилизации и истребления неполноценных наций. В послевоенные годы, как раз в то время, когда Лепешинская писала приведенные выше фразы, генетики — сторонники Вейсмана, Менделя и Моргана делали за рубежом все возможное, чтобы показать правительствам, широким кругам интеллигенции и обществен ности во всем мире, как ошибочен был курс на истребление наций (прежде всего евреев и цыган в фашистской Германии), якобы основанный на научных доказательствах. Ссылки на имеющиеся доказательства совпадения взглядов фашистов и представителей евгеники были также фальсифицированными, но повторение этих осуждений евгеников привели к тому, что сегодня само слово «евгеника» воспринимается в научном мире негативно.
В наши дни, когда благодаря достижениям генетики разработаны методы лечения наследственных болезней, применяемые уже на сотнях тысячах пациентов, когда сотни миллионов людей многократно в течение жизни проходят обследования, ставшие возможными благодаря прогрессу генетики, только разве как насмешками над идеалами коммунистов можно рассматривать те места в статье Лепешинской, где она в очередной раз утверждала уникальность определенных социальных условий, при которых единственно возможно появление «учений», подобных ее детищу, — «новой клеточной теории»:
«В Советской стране не может быть такого отношения к передовой науке, какое имеется в буржуазных странах с их реакционными командными центрами официальной науки. У нас наука пользуется всемерной поддержкой со стороны партии большевиков, нашего правительства и нашего гениального вождя товарища Сталина»232.
Та же идея проводилась в статье Жукова-Вережникова и соавторов, серьезно заявлявших:
«Тот путь, по которому идут империалистические страны, ведет к вырождению, к гибели и саму науку.
Но на земле есть страна, которая является оплотом настоящей науки. Эта страна — Советский Союз… Мощное развитие передовой биологии стало возможным только в условиях советского строя»233.
И все-таки, несмотря на поток бравурных реляций, исторгавшихся и самой Ольгой Борисовной и ее восхвалителями по поводу успехов «нового учения», не все шло так, как бы им хотелось. Например, во время основного доклада на втором со вешании с уст Лепешинской сорвались слова, выдавшие ее внутреннюю неудовлетворенность и даже тревогу по поводу того, что продвинуть исследования живого вещества на более глубокие уровни не удалось и что до полного триумфа еще далеко. Она вопрошала:
«Почему же наши биологи, биохимики, физикохимики все еще мало работают в этой области? Ведь основное препятствие, которое мешало им работать, а именно: идеалистические вирховианекие догмы уже устранены!»234
Произнеся эти слова в середине доклада, она не удержалась и через несколько минут снова вернулась к мучившему ее вопросу, но кроме риторических призывов к объединению усилий на «дружеской основе» ничего предложить не могла.
Добить лежачего!
Мне чудилось (не то во сне, не то наяву), что невидимая, ио властная рука обвили меня и неудержимо увлекает в зияющую пустоту. Я осознаю себя беспомощным и даже не пытаюсь сопротивляться загадочной силе, словно нечто роковое ждет меня впереди.
В свой актив Лепешинская могла теперь записать такое существенное достижение, как подавление открытой критики ее направления. В условиях жестокого диктата всякое публичное отвергание ее «идей» или работа в противовес им как в центральных научных, так и тем более в периферийных учреждениях стали невозможными. Такая «канализация» деятельности привела к безоговорочному запрещению работы по темам, не укладывавшимся в русло лепешинковщины, несмотря на то что еще десятилетием ранее многие из этих работ советских иселедоватедей-биологов принесли славу отечественной науке.
29
На Центральной студии научно-популярных фильмов режиссер В. А. Шнейдеров (позже организатор и ведущий (1960–1973) «Клуба кинопутсшсствий» на Центральном телевидении) в 1951 году решил снять полнометражный документальный фильм «У истоков жизни» — о Лепешинской и Опарине. В это время молодой биолог А. А. Нейфах окончил аспирантуру Института морфологии животных, но не был оставлен и штате института, и тогда директор института член-корреспондент АН СССР Г. К Хрущоп рекомендовал его Шнейдерову на должность экспериментатора в съемочную группу фильма. Ему поручили воспроизвести опыты Лепешинской по зарождению клеток из растертых до кашицеобразного состояния гидр. Однако никакого «зарождения», сколько не повторяли, не получалось Просто на богатой питательной среде прекрасно Размножались посторонние бактерии и грибы. Тогда Нейфах, чтобы спасти Фильм и себя тоже, пошел на хитрость. В кашицу он капнул убивающий живое формалин… и тогда под микроскопом из-за протекания чисто физико-химических реакций кашица начала просветляться, в ней стали проглядывать какие-то округлые скопления, оседавшие на предметных стеклах. Операторы засняли этот процесс, не имевший никакого отношения к зарождению живых клеток, и фальсификация была выдана за реальное происхождение клеток.
Когда Г. К. Хрущову, числившемуся научным консультантом фильма, показали отснятый материал, он искренне удивился (так как хорошо понимал, что видит фальшивку) и обратился к бывшему аспиранту Неифаху:
— Саша, как же вы умудрились это заснять?
Нейфах решил разыграть популярную в СССР комедию с «секретами» и ответил:
— Григорий Константинович! Я при всех сказать не могу. Я тут использован маленький научный секрет.
Конечно, воздействие такого кинофильма на широкие массы было огромным. Никому и в голову не приходило задуматься, а не обманывают ли их. (Личное сообщение доктора биологических наук А. А. Нейфаха, декабрь 1986 г.).