И в истории лепешинковщины не все ученые легко шли на сделку с совестью. Ленинградский биохимик Соломон Абрамович Нейфах, тогда еще доктор наук (ныне член-корреспондент АМН СССР), боясь остаться без работы, решился принять участие в совещании лепешинковцев (видных ученых на него усиленно зазывали, все-таки это помогало укреплению престижа лысенкоистов), но сделал строгий и по форме и по существу доклад о действительно новых фактах204.
В отличие от него другой крупный ленинградский ученый — цитолог Михаил Сергеевич Навашин в докладе «О живом веществе при процессе воспроизведения у растений» (равно как и в статье «О роли неклеточного живого вещества в процессе воспроизведения у растений»205) счел за благо отвернуться от своих прежних взглядов, предал ту науку, которой посвятил не одно десятилетие своей жизни, и принялся славословить Лепешинскую, приговаривая при этом:
«Согласно господствовавшим до недавнего времени метафизическим представлениям, способность воспроизводительных клеток служить основой нового онтогенеза объяснялась наличием в них вечно юной и неизменной «зародышевой плазмы», не подвергающейся воздействию «бренного тела» организма… Не менее ошибочным было представление… о «редукционном» делении. Это представление не нуждается даже в критике, так как известны многочисленные виды растений, совершенно утратившие свойство редукционного деления»206.
На деле никаких установленных фактов, подкреплявших его точку зрения, обнародовано не было. И если такое говорил признанный авторитет цитологии, то чего же было ждать от молодых людей, только входящих в науку? Правда, надо заметить, что устные и печатные выступления Навашина лишь злили Лепешинскую, и она продолжала, как и в давние времена (еще с 1937 года), нападать на новоявленного Иуду, обвиняя его, например, в недостаточном переходе на ее рельсы207.
С восторгом были встречены на совещании действительно сенсационные «открытия», сообщенные доцентом Кишиневского мединститута Н. Н. Кузнецовым208. Он вшивал в брюшную полость собак и кошек куски брюшины, взятые из области слепой кишки крупного рогатого скота. Перед вшиванием будущий трансплантат убивали — обрабатывали формалином, 70 %-ным спиртом, затем стерилизовали в автоклаве и высушивали. Но живое вещество потому и живое, что его ничем не убить! Комплекс процедур, губительных для живых тканей, нисколько, по заявлению автора, не сказался на живом веществе, а, значит, позволил убитой брюшине через некоторое время ожить.
«…она сохраняет… полную жизнеспособность… в ней возникают новые сосуды, которые через анастомозы переходят в сосуды подслизистой оболочки»209.
По предложению Жукова-Вережникова210, председательствовавшего на Совещании, в постановление, принятое собравшимися, был внесен отдельный пункт об этой работе, гласивший, что в ней установлено «важное значение биологической стабилизации чужеродной ткани… в чужеродном организме»211. (Не зря, видимо, в те годы ходила шутливая расшифровка аббревиатуры АМН — АКАМЕДИЯ!).
Другой первопроходец лысенкоизма — М. М. Невядомский пришел к иному «открытию»: обнаружил, что вирусы (то есть бесклеточные образования) способны с помощью живого вещества превращаться в «лимфоцитоподобные» клетки. Объясняя, что собой представляет такая «клетка», новатор говорил:
«Она кругла, в ней нет никакой структуры и нет цитоплазмы»212,
оставляя слушателей в неведении, что же это за клетки без цитоплазмы и без видимой структуры и чем они походят на лимфоциты. Чудеса на этом не кончались. По мнению Невядомского, из этих образований и возникают раковые опухоли.
Лепешинская выдвинула несколько новых требований к научной общественности213. Постановление совещания214, содержавшее пункты о всех упомянутых выше антидостижениях, утвердил Президиум Академии наук СССР, издав свое постановление по поводу совещания и подчеркнув два момента:
«Дальнейшее развитие новых принципов клеточной теории и борьбу с остатками вейсманистских, морганистских и вирховианских взглядов… необходимо считать одной из важнейших задач»215
«Работа по живому веществу ведется недостаточно… Работа по перестройке цитологии, гистологии, эмбриологии, микробиологии, патологии и биохимии признана недостаточной»216.
Многие журналы дали информацию об этом совещании217.
Вскоре после совещания Лепешинскую еще раз восславил Д. Н. Студитский — заведующий лабораторией в академическом институте и активный партийный функционер, работавший то в редакции газеты «Правда», то в аппарате ЦК партии. В 1949 году он приобрел и в СССР и на Западе популярность статьей о якобы вредительской сущности генетиков, названной «Мухолюбы — человеконенавистники». Теперь он писал:
«Представление о живом веществе является одним из тех плодотворных научных представлений, которые обогащают материалистическую основу естествознания, сообщая могучий толчок его развитию»218[28],
и с полным пониманием сути вопроса продолжал:
«Таков важнейший результат могучего, руководящего, идейного влияния мировоззрения партии Ленина-Сталина»221.
Еще после первого совещания 1950 года руководители науки Страны Советов пошли навстречу создательнице «новой теории». Президент АН СССР С. И. Вавилов, брат замученного в сталинских застенках великого биолога Николая Ивановича Вавилова (см. о нем книги Марка Александровича Поповского222 и Семена Ефимовича Резника223), видимо, боявшийся ослушаться Сталина и потому благоволивший к лысенкоистам всех мастей и рангов (недаром А. И. Солженицын писал в «Архипелаге ГУЛАГ» о душевной слабости этого человека и называл его «лакейским президентом»), поставил свою подпись под резолюцией, в которой были такие фразы:
«…пересмотреть программы и учебники по общей биологии, гистологии, цитологии и другим дисциплинам с целью устранения идеалистических представлений в этих областях знаний224…
…предложить редакционным коллегиям биологических журналов АН СССР подвергнуть критике защитников вирховианства»225.
Аналогичные приказы и распоряжения издали президент АМН СССР, министры высшего образования, просвещения, здравоохранения, сельского хозяйства и чины рангом пониже.
Теперь после второго Совещания ближайший сотрудник Лысенко — В. Н. Столетов, один из организаторов Августовской сессии ВАСХНИЛ, ставший в эти годы министром высшего образования СССР, подписал 13 августа 1952 года приказ № 1338, озаглавленный «О перестройке научной и учебной работы по гистологии, эмбриологии, микробиологии, цитологии и биохимии в свете теории О. Б. Лепешинской о развитии клеточных и неклеточных форм живого вещества».
И прежние и новые приказы требовали немедленного включения в учебные пособия и лекции студентам во всех биологических, медицинских, сельскохозяйственных и ветеринарных институтах данных и выводов Лепешинской, изменения всех учебников для школ, отмены всего, что хоть в малейшей степени не согласуется с утверждениями лысенкоистов.
Опять пошли массовые увольнения с работы лучших специалистов. чудом сохранившихся в пору чистки сорок восьмого года.
Не сдерживаемая более критикой грамотных ученых, Лепешинская развернулась во всю ширь. На опыты, на постановку новых задач, воспитание кадров времени уже не было, да она к этому и не тяготела. Теперь задача изменилась: одну за дрУ' гой в самых разных издательствах страны она начала выпускать свои книги, содержавшие один и тот же текст, перетасованный лишь для видимости. Появились и славословящие ее книжки226.
28
Как бы невзначай, мимоходом, этот «профессор» давал самому сложному в жизни клегки периоду — делению хромосом и ядра такую непрофессиональную для тех дней оценку:
«…деление клеток тривиальнейший вопрос, в котором вирховианская догма искала главную опору»219.
До начала 90-х годов А. Н. Студитский возглавлял редколлегию журнала АН СССР «Успехи современной биологии», публиковал статьи и книги, входил в состав редколлегий других изданий и т. п. В 1981 году в издательстве «Наука» он же издал книгу «Эволюционная морфология клетки», изобиловавшую огромным количеством ошибок и построенную на лысенковских догмах. Книга подверглась п печати уничтожающей критике220, но когда во Всесоюзном обществе фатомов, морфологов и гистологов устроили ее обсуждение, и Л. И. Корочкин, Н. Н. Воронцов и В. Н. Сойфер выступили с разбором ошибок, Студитский, как в старые времена, стал пугать аудиторию и его критиков политическими выпадами.