- Мне и так жарко, дорогая Оля.

Вбежала раскрасневшаяся, с непокрытой головой и растрепанными волосами Таня.

- Ольга, что делать?

- Прежде всего причесаться и надеть шапку, - рассмеялась Ольга, протягивая подруге зеркальце.

- Да ну тебя, - отмахнулась Таня.

- Передай всем мое распоряжение, - лицо Ольги стало серьезным. - Пусть немедленно сдадут в фотолабораторию свои конверты с контрольной фотопленкой и уходят домой. Работать сегодня больше не будем. Для уборки лаборатории вызовите всех, кто должен работать в вечернюю смену. Охрану тоже сменить.

Когда Трофимов и Ольга вышли из лаборатории, у искалеченной автоцистерны толпились люди. Шофер, жестикулируя руками, рассказывал любопытным о необычайном происшествии.

- Ваша работа, - улыбнувшись Ольге, Трофимов кивнул в сторону толпы.

- Неужели зона атомного возмущения оказалась такой большой?

- Как видите.

Через день Трофимов позвонил Ольге и попросил зайти к нему.

- Ольга Петровна,- приветливо встретил он ее,- командуйте «Океаном», он ваш.

- Как же им командовать, если его от нас забирают? - недоверчиво посмотрела Ольга на Трофимова.

- Откуда это у вас такие сведения? - Трофимов смеялся одними глазами.

- Мне сам Воронин сказал.

- А мы не отдали, доказали, что он нам больше нужен.

- В самом деле? - вскричала Ольга. - Вот за это вам спасибо, Алексей Петрович. Ой, как хорошо-то!

Алексей Петрович, видя ее радость, улыбался.

- А вы знаете, - сказал он, - я прочитал ваши записи. Замечательную работу вы проделали. Правда, в ней есть некоторые неточности.

- Да, ознакомившись с книгой академика Петрова, я теперь знаю, в чем моя ошибка.

- Но общие выводы у вас правильны. Кажется, это именно то, чего нам недоставало. - Алексей Петрович протянул Ольге ее тетрадь: - Здесь вы найдете мои пометки. Но как это вы решились проводить такие опыты в лаборатории?

- Ну, а что ж было делать? «Океан»-то вы нам тогда не дали… - Ольга умолкла и стала смотреть в окно. Она вспомнила размолвку, происшедшую между ними в этом кабинете.

Алексей Петрович, словно отгадав мысли Ольги, спросил:

- Вы, Ольга Петровна, все еще сердитесь?

- Нет, -девушка быстро повернулась к Трофимову и встретила его взгляд. Потом тихо, почти без звука засмеялась. - Извините, Алексей Петрович. Такая уж я глупая. Больше не сержусь, вот ни столечко, - кокетливо показала она на кончик ногтя.

На обратном пути Ольга свернула к порту и вышла из машины. Среди множества кораблей выделялся большой теплоход с белоснежными надстройками. На черном борту корабля саженными буквами было написано: «Океан». Теплоход не был загружен, и ватерлиния находилась высоко над водой, отчего «Океан» казался еще больше.

- Красавец ты мой! - прошептала Ольга, любуясь большим красивым кораблем.

Прошла неделя. Трофимова пригласил к себе Винокуров.

- Работами вашего треста, - начал капитан, - и особенно опытами Кирилловой снова интересуются представители одной страны. Надо будет сделать все, чтобы их попытки так и остались лишь попытками.

- К материалам последних опытов имеют допуск только Кириллова, Березина и инженер Ахундов.

- Против этого состава возражений нет. А как насчет проектного отдела?

- Что вы имеете в виду?

- Храпение материалов.

- На ночь все сдается. Ну, а днем все нужное для работы лежит у исполнителей.

Когда Трофимов ушел, к Винокурову зашел Мамедов.

- Ну, ознакомились? - Капитан взял из рук лейтенанта папку. - И что вы теперь скажете?

- Ошибся я, поторопился с выводами…

- Выходит, ошиблись. А он, Курт Краузе, живет и здравствует. И где-то, должно быть, совсем рядом.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Квартира профессора Дубравина в этот тихий августовский вечер была похожа на цветочный магазин. Все вазы, кувшины, банки, графины, кастрюли, в которые можно было поставить цветы, были заполнены букетами роз, олеандр, гладиолусов, астр, георгинов.

Цветы стояли в передней, в гостиной, в библиотеке, в спальне, в кухне и даже в ванной комнате. Исключение составлял лишь рабочий кабинет профессора, где стояло всего два букета. Зато здесь было господство трубок. Если цветы приносили главным образом женщины, то трубки входили в дом в качестве мужских подарков: профессору Дубравину исполнилось семьдесят лет.

Празднично одетая жена профессора Елена Николаевна и сам профессор, веселые и суетливые, принимали поздравления гостей, знакомили их с приехавшими из Ленинграда сыном и невесткой.

Алексей Петрович к этому торжественному дню установил в квартире Дубравина искусственное охлаждение, и в комнатах царила приятная прохлада. Когда же гости просили открыть секрет, профессор недоуменно разводил руками.

Поздравить юбиляра собралось много народу. Хозяева пока не приглашали гостей к столу, так как ждали еще нескольких человек.

Гости группировались вокруг весельчаков и рассказчиков. Николай Дмитриевич ходил от группы к группе, шутил и отвечал на остроты. Елена Николаевна хлопотала по дому, появляясь то в одной, то в другой комнате. Оба они, однако, успевали заметить каждого вновь появившегося гостя.

Сын профессора, Виктор Николаевич, и его жена Люся, окруженные группой гостей, что-то весело наперебой рассказывали и от души смеялись, когда смеялись их слушатели.

Их девятилетний сынишка суетился среди гостей, польщенный вниманием, которое они ему оказывали.

В девять вечера появился Иван Николаевич Воронин. Большой и шумный, он внес своей веселостью и шутками такое оживление, что громкий заразительный смех перекатывался следом за ним из комнаты в комнату. Обойдя все комнаты и поздоровавшись со всеми гостями, он вернулся в гостиную.

- Елена Николаевна, - обратился Воронин к хозяйке дома, сидевшей в обществе его жены и Надежды Ивановны Трофимовой, - заглянул я сейчас в одно запретное место и вижу: нам предстоит сегодня много поработать. Боюсь, унесут ли нас обратно ноги.

Все рассмеялись, и как бы в ответ на эту шутку в передней колокольчиком рассыпался девичий смех.

- О! Так может смеяться только Таня Березина, - сказал Воронин. - Так и есть!

- Ну да, это я, Иван Николаевич, - вбежала в комнату смеющаяся девушка.

Вместе с Таней вошли Ольга Кириллова и палеонтолог Костерин.

Не сдержав душившего ее смеха, Таня крикнула: «Ой, не могу!»- и засмеялась еще более заразительно. Присутствовавшие, глядя на девушку, не выдержали и тоже расхохотались.

Когда взрыв смеха стих, Воронин спросил Березину:

- Над чем же вы, Таня, так смеялись?

- Это она надо мной, стариком, потешается, - сказал Костерин. - Был со мной в жизни один веселый случай.

- Расскажите, Афанасий Евграфович, - попросил Воронин старого палеонтолога.

- Расскажите!

- И нам интересно послушать.

- Просим, Афанасий Евграфович!

Старик, очевидно, не прочь был рассказать присутствовавшим случай, над которым так весело смеялась Таня, и уже стал усаживаться на предложенный стул.

- О, нет! - сказала Таня. - Вы, Афанасий Евграфович, обязательно утаите самое интересное. Лучше я сама.

- Давай, Таня, начинай.

- Сейчас, только дайте поздравить Николая Дмитриевича, - она передала корзину с цветами Кирилловой, крепко пожала руку профессору и неожиданно для всех поцеловала его в щеку.-Желаю вам, Николай Дмитриевич, еще сто лет жизни и приглашаю вас на свой семидесятилетний юбилей.

- Молодец, Таня! - засмеялись вокруг.

- Ну, а теперь слушайте, - заглушая остальные голоса, сказала Таня. - Итак… Только, чур, внимательно слушать! Жил в Москве один очень рассеянный ученый.

- Таня, садись, - сказал Воронин, ставя для девушки стул рядом со стулом Ольги Кирилловой. - В ногах правды нет.

- Спасибо, Иван Николаевич. Ну так вот, жил этот ученый, жил и дожил до шестидесяти лет. Но хоть и было ему шестьдесят, а влюблен он был, как Ромео в Джульетту…