— Надо за ним понаблюдать, — сказал Анисименко. — Мне он не нравится…
Поручили специальному надзору не спускать с пришельца глаз.
На рассвете из Лемешовки прибыл Анащенков. Он доложил, что женщины видели, как утром вчера севские полицаи подъехали к Лемешовке на нескольких подводах и высадили какого-то человека на костылях и с хохотом умчались в сторону Севска. Пришлось учинить безногому строгий допрос и тщательно обыскать его.
В холошине брюк, снизу, там, где она подгибается, нашли пачку документов: справки и удостоверения, выданные Погарским, Трубчевским, Навлинским, Севским, Путивльским и Глуховским немецкими комендантами. Перед нами был искушенный большим опытом фашистский разведчик, действовавший в зоне Брянского края на протяжении года. Перед расстрелом шпион признался, что он уроженец города Ромны, Полтавской области, что состоял агентом гестапо, что ему удалось втереться в доверие смоленских, брянских, черниговских партизан, провалить их подпольные организации, разгромить отряды.
Но всему бывает предел. Шпион и провокатор сам выкопал себе яму и закончил в ней свою подлую карьеру.
«Едва успеваю заносить боевые эпизоды», — отмечал в дневнике Инчин, возвратившийся из своего рейда по Эсманскому и Шалыгинскому районам.
«Третий Хинельский поход в расцвете. Не сомневаюсь, что урожай будет нашим. В тридцати селах — ни одного гитлеровца, все очищено от злой нечисти. Лесненко свалил эшелон с танками под Ворожбой. Буянов — эшелон с артиллерией в районе Льгова. Богданов — эшелон с живой силой там же!
Я провожу занятия с партизанами по топографии. Тема: чтение карты, проложение азимута (расчет транспортиром по карте), умение пользоваться компасом. Карт нашел в лесу целый куль. Видим теперь далеко — от Киева до Курска.
Силы наши растут, идут люди, да какие! Отец братьев Троицких пришел из Барановки с пулеметом, из Сороковых Бальчиков — Козеха Иван, вооруженный клинком, винтовкой и сам на коне. (Они партизанили самостоятельно).
Ждем Сачко. Вот его донесение:
«Сожгли Четвертиновский мост, уничтожили группу чуйковских полицаев, ликвидировали неплюевского старосту, подорвали грузовик и при этом расстреляли из засады три десятка солдат».
Фисюн, выполнивший задание в районе и довольный деятельностью отряда, ушел со своей группой и Ниной к Фомичу, в партизанскую столицу. Он унес с собой документ, называемый донесением № 8. В нем сказано:
«Сообщаем: население уклоняется от выполнения мероприятий немецких оккупационных властей. Предатели и полиция окружены презрением и ненавистью. Под нашими ударами полиция разбегается, немцы заняты ее организацией и пополнением. Применяется массовая порка тех, кто отказывается служить фашистам. Из 79 человек, выпоротых шомполами в Эсмани, согласились поступить в полицию только пять человек.
Комендант Эсманского района предпринял вторую попытку создать административно-кустовое управление в селе Фотевиж. Вызванная на усиление фотевижской полиции рота немецких солдат была выбита нашей конной группой с большими для противника потерями. Остатки роты расквартировались и укрепились в глубине района (Слобода, Бачевск, Бальчики). Территория от Хинельских лесов до Вольной Слободы и Эсмани полностью очищена от немцев и их прихлебателей. Старостаты и волостные управления разгромлены. Эсманский комендант переехал в Глухов, Хомутовский — в Рыльск.
Гебитскомиссар Линдер намечает чистку административного аппарата и полиции от лиц, заподозренных в сочувствии партизанам.
Глава XVIII
ГОСТЬ С БОЛЬШОЙ ЗЕМЛИ
Непроглядной, пугающей тьмой, неопределенными шорохами и таинственными звуками наполнен Хинельский лес. Буря свалила столетнюю сосну, образовав под вывернутыми корнями глубокую яму. Нависшие сплетения корней скрывают ее от взора, они прячут в ней чутко дремлющего человека. Положив руку на пистолет, он ждет рассвета.
Перед тем как взойти солнцу, в северной части неба разлилось кровавое пятно зарева и с той стороны отчетливо донеслись орудийные залпы. Человек всматривается, вслушивается, незаметно впадая в полузабытье.
Проснувшись поздним утром, человек выглянул из-под кореньев и удивленно свистнул. Леса не узнать!
Обласканный потоками теплого воздуха, он стоял, нарядный, сияющий, зелено-голубой.
Ночных причуд и страхов как не бывало. Уступив место погожему дню, ночь унесла их с собой. Меж высокими вершинами елей синело ясное небо. Сверкая свежестью, в легкой утренней дымке, лес стоит тихий, душистый, приветливый.
Выбравшись из ямы, человек зорко оглядывается, щурясь и улыбаясь ясному утру, быстро ориентируется по компасу и уходит на север. Вот он, мелькнув через полянку, стоит под большим дубом, прислушивается. Затем, пройдя скорым шагом около километра, присаживается возле приземистого куста, внимательно рассматривает залитую солнцем стрелку лесной просеки. И хотя на просеке не заметно живого существа, человек не спешит.
Затемненные дальние кусты кажутся фигурами людей, просматривающими просеку. Желтоватая полоска песка так похожа на окоп, вырытый поперек просеки. Не двигаясь, человек не сводит глаз с подозрительных предметов. Но вот уносится легкое облачко, по-прежнему сияет солнце; тени, скользя по земле, уходят прочь.
Разлапые веточки молодой елки стали совсем непохожими на двух человек, склонившихся друг к другу; песчаная полоска искрится, теряет свою прямолинейность; нет в ней ничего сходного с окопом.
Перебежав просеку, человек уклоняется на северо-запад. Воздух в лесу становится суше, пернатые обитатели леса разноголосо щебечут и поют. Припав к кусту черной смородины, человек обрывает недозревшие ягоды, набивает ими фуражку, карманы куртки. Скрытый густыми зарослями папоротника, он опускается на землю и горстями жадно ест кислые ягоды, сплевывает, морщится и снова ест. Оставив небольшой запас ягод, человек поднимается и идет дальше.
Еще далеко до полудня, а лесной воздух накаляется, густеет. Слышен дробный стук дятла; мелкие кусочки коры сыплются вниз. Становится жарко. Человек смотрит на карту, спускается лощиной, выбивает ногой небольшую ямку, раскапывает ее ножом, выгребает коричневый торфяной грунт, затем серый супесок, прохладный, совершенно сухой. Убедившись, что воды не достать, человек прибавляет шагу, ежеминутно смотря то на карту, то на солнце. Изнуренный усталостью, жаждой и зноем, человек ложится в тени, расстилает куртку и рубашку, несколько минут отдает отдыху, потом снова идет, и когда на повороте тропы мелькнула чья-то тень, человек бросается в сторону. Среди дороги торчит бурый, обгоревший остов грузового автомобиля, на буферном брусе его четко выделяются белые углы немецкого креста и военные опознавательные знаки WH.
Начался густой высокий дубняк. Поднявшись на холм, человек вглядывается в болотистую впадину. В ней сумрачно, тихо и неприветливо. За котловин о и высится громадный, свежевыструганный деревянный крест. Рядом с ним несколько могильных холмиков.
Хмуро и сосредоточенно смотрит лесной гость на кладбище. Кто выбрал это мрачное место, чтобы похоронить здесь людей?
Человек подходит к самой большой могиле и видит огромный ствол дуба, спиленный сверху и затёсанный в форме обелиска. На нем поперечная крестовина. Большими зарубинами на дереве высечены слова:
«КТО СМИРИТСЯ — ТОТ ПРЕДАТЕЛЬ!
КТО ЗАБУДЕТ — ТОТ ПОДЛЕЦ!»
Ниже черной краской написано:
«Здесь 28 мая 1942 года расстреляны мирные жители села Подывотья, Севского района, Орловской области».
Далее следуют большие колонки имен расстрелянных. Против каждого — цифры, указывающие возраст расстрелянного: